Страж государя - Андрей Бондаренко

— Извините?

— Но это же так просто, мистер Александэр, сэр! Мой «Король» всегда стреляет первым, всегда! Мои матросы постоянно тренируются — стрелять с самых дальних расстояний. И порох — самый дымный порох на этом свете! Понимаете? Мы дали пушечный прицельный залп, скрылись за дымовой завесой и сразу же резко отвернули в сторону… Тактика такая, знаете ли!

Егор недоверчиво покачал головой:

— А как же — настоящие морские сражения? Когда эскадра идёт на эскадру?

— Ну, это же совсем другое дело! — Датчанин небрежным движением поправил на голове свою пиратскую треуголку. — Настоящие морские баталии — совершенно особый случай: корабли, ведомые храбрыми шкиперами, становятся друг напротив друга и безостановочно палят, до тех пор, пока кто-нибудь из них не потонет или не сдастся в плен. «Король» же — всего лишь мирное торговое судно, и его (то есть меня и мою команду) совершенно не интересуют ни потопленные суда, ни пленные адмиралы, офицеры и матросы. Наше дело — пальнули и ушли, пальнули — и оторвались от того, кто угрожает нам бедой… Кстати, похоже, что вашему великолепному царю Питеру вдруг стало не очень хорошо…

Тут же забыв о хитрой боевой тактике Лаудрупа, Егор бросился к центральной мачте, где располагалась корабельная мортира, куда царь был определён бомбардиром. Пётр сидел, неловко прислонившись боком к деревянному ящику с чугунными ядрами, и болезненно морщился, держась за поясницу.

— Что случилось, мин херц? Тебя ранило? — забеспокоился Егор, подбегая к царю.

— Не знаю, Алексашка, не знаю… По команде капитана пальнули, всё вокруг дымом заволокло. Тут меня что-то и кольнуло сильно — в поясницу… Ох, пробивает-то как, даже сидеть больно!

Алёшка Бровкин лукаво подмигнул Егору, демонстрируя из-за царской спины свой указательный палец.

— У этих пушек морских — отдача непривычная! — понятливо улыбнувшись, высказал своё предположение Егор. — Вот и тебе, мин херц, досталось — той отдачей… Поручик Бровкин, чего ждёшь? Быстро помоги Петру Алексеевичу спуститься в каюту его! Примочки свинцовые приложи к пояснице, ромусом отпои ямайским…

Ещё часов пять-шесть продолжалась эта забавная и увлекательная игра в морские кошки-мышки: лавирование, неожиданные встречи между островов, обмен пушечными залпами, потеря друг друга из вида, новые встречи, новые залпы…

Хотя «Король» по-прежнему сражался более грамотно и искусно, но и несколько выстрелов пушек фрегата достигли своей цели: одно из ядер попало в заднюю мачту, которая сразу же переломилась пополам, другим ядром оторвало правую ногу у юного волонтёра Семёна Ростова, разорвавшейся картечной гранатой убило матроса-датчанина, вставшего у мортиры на место «приболевшего» Петра…

Убитого матроса завернули в холстину, в ноги покойному положили тяжёлое пушечное ядро, холстину зашили суровыми парусными нитками, мешок с трупом, после краткой молитвы, прочитанной капитаном Лаудрупом, сбросили за борт. Семёну Ростову же Егор остановил кровь, тщательно перевязал обрубок. Потом они вместе с Алёшкой Бровкиным спустили несчастного в трюм — под надзор и опеку других волонтёров и Франца Лефорта, который понимал немного в делах медицинских.

К обеденному времени бриг, подгоняемый сильным попутным ветром, вошёл в широкий фьорд, посередине которого возвышалась величественная треугольная скала, вокруг неё яростно плясали белые невысокие буруны.

— Средненькое течение в Круговом фьорде есть, причём как на входе, так и на выходе, — пояснил Лаудруп. — С ближайших гор во фьорд стекает множество ручьёв — с тающих ледников. Так вот, течение не очень сильное, но почему-то эта треугольная скала его притягивает. Около любого берега бросьте деревянную палку — она обязательно врежется в этот странный камень…

«Король» прошёл по Круговому фьорду едва ли три четверти морской мили, когда Алёшка Бровкин, стоящий на корме брига с подзорной трубой в руке, громко и недовольно (по-русски — потому как от души) воскликнул:

— Не удалось оторваться, чёрт меня побери! Они идут следом за нами, только что миновали треугольную скалу!

Капитан Лаудруп, которому Егор перевёл суть Алёшкиного тоскливого вопля, нисколько не огорчился:

— Посмотрим, как пираты пройдут повороты: фьорд там очень сильно сужается, да и вечер уже не за горами…

Бриг, при поддержке верного попутного ветра, уверенно преодолевал слабое встречное течение, продвигаясь всё дальше и дальше в глубь древней и таинственной Норвегии. Вокруг было очень даже симпатично и величественно. Берега Кругового фьорда представляли собой сплошные скалы — чёрно-синие, изысканно и беспорядочно изрезанные, совершенно неприступные, слегка напоминающие башенки древних средневековых замков.

Впрочем, уже через полчаса пришлось данный маршрут временно прервать, вожделенные повороты, обещающие кардинальное решение «пиратской» проблемы, так и остались недосягаемыми. Ветер, дувший с моря, неожиданно стих — полностью и сразу. Уже через тридцать-сорок секунд «Король» остановился и, под действием силы течения, начал медленно и величественно разворачиваться, становясь поперёк относительно прямого русла фьорда.

— Отдать якоря, бездельники! — русским медведем взревел датчанин. — Быстрее, пока не шандарахнуло о береговые скалы! — Оставив штурвал на попечение Алёшки Бровкина, он лично бросился к кормовому якорному клюзу.

Егор поспешил на нос корабля, резко дёрнул за короткий рычаг простейшей механической лебёдки: противно загрохотала ржавая якорная цепь, раздался громкий всплеск от падения тяжёлого якоря в тёмные вечерние воды фьорда. Он дождался, когда якорь ляжет на дно, медленно досчитал до пяти и, плавно повернув рычаг в другую сторону, намертво зафиксировал цепь…

Бриг, проплыв по течению ещё несколько метров, чуть-чуть дёрнулся и, словно окончательно подчиняясь поступившему строгому приказу, послушно закачался на спокойной водной глади…

Лаудруп, убедившись, что якоря успешно «забрали грунт», а цепи туго натянуты, достал из-за голенища высокого ботфорта подзорную трубу, раздвинул её телескопические колена, правым глазом приник к окуляру, через несколько минут довольно объявил, передавая Егору свой оптический прибор:

— Противник тоже заякорился — на два якоря. Только не сразу. Молокососы, что тут скажешь! Ещё на шестую часть мили морской снесло их течением…

До пиратского фрегата было — в привычных метрических единицах — немногим больше километра. Судно также застыло на двух якорях, развернувшись поперёк фьорда.

— Что дальше будем делать, капитан? — спросил Егор.

— А что тут можно делать? — флегматично и равнодушно пожал своими могучими плечами датчанин. — Будем ждать, пока с моря подует сильный ветер. Без него ничего не получится… Нет, конечно же, можно тёмной ночью поднять якоря и по течению спуститься — прямо на подлого неприятеля. Произвести залп пушечный, причалить к борту галеона, и — на абордаж! Только вот неизвестно, сколько у них на борту стоящих бойцов… Как вы, сэр Александэр, относитесь к кровавому и беспощадному абордажу?

— Да нормально отношусь! Но только — как к крайней мере. Если уж совсем прижмёт, ну, тогда и на абордаж можно, со всем нашим русским удовольствием…

— Раз на сегодня абордаж отменяется, предлагаю выставить на ночь двух часовых, а всем остальным без промедления лечь спать! — предложил датчанин.

Егор отрицательно помотал головой:

— Не получится всем спать, сэр капитан! Как стемнеет по-настоящему, прикажите, пожалуйста, своим храбрым матросам спустить на воду гребную лодку, да с того борта, который невидим с фрегата.

— Хорошо, спустим. Но — зачем?

— Да вот хочу поближе посмотреть на наших незваных друзей. Кстати, капитан, пусть в лодке разместят ещё с пяток гранат картечных. Лады?

«Вообще-то, меня в двадцать первом веке учили на военного телохранителя. Но, в рамках этой славной профессии, я прослушал и четырёхмесячный курс по осуществлению простейших диверсионных мероприятий, — рассуждал про себя Егор. — Грех это — не воспользоваться полученными знаниями! Тем более что по данному предмету у меня были исключительно одни пятёрки, включая практические полевые задания».

Лодка, осторожно прижавшись к правому высоченному (скалы поднимались над водой метров на сто двадцать-сто тридцать) берегу фьорда, медленно продвигалась в сторону моря. Ночь выдалась тёмная, облачная, только на западе сквозь рваные прорехи в чёрных тучах робко посвёркивали одиночные бело-желтоватые звёздочки.

— Тише греби, деревенщина! — недовольно шипел Егор, на котором были только льняные портки, на Алёшку Бровкина, сидящего на вёслах. — Верёвку-то взял?

— Взял, Александр Данилович! Как вы и велели — два мотка. А ещё разных бронзовых и медных гвоздей, молоток плотницкий, — так же шёпотом ответил Алёшка. — А зачем мы идём к тому фрегату вражьему? Что делать-то будем?