Великое Лихо. Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

Волхв чуял, каждой клеточкой своего тела ощущал, как злое дыхание приближающейся из межзвездной бездны Небесной Горы отравляет жизнь на Земле. Этой зимой, если верить Веду, Гора должна была подлететь близко к солнцу, описать вокруг него круг, а затем начать кружиться вокруг Земли, словно примериваясь и приноравливаясь, как сподручнее рухнуть на нее. И много, очень много горького и страшного ожидало земных жителей за грядущие два года. Два года мрака — а затем смерть!..

На десятый день пути вдоль озера вдруг пропали черные плакальщицы.

— Ну держитесь, други, скоро позвеним мечами! — предупредил отрядников Шык и тревожно оглянулся на Луню — как он, выдюжит ли? Одно дело — ехать под присмотром побратимов, а совсем другое — когда биться придется, ворог разбирать не будет, кто перед ним — сильный вой или зачарованный отрок, снесет голову, и все!

Отряд подошел к крайней юго-восточной оконечности озера после полудня, в самое жаркое время дня. Местность, что лежала впереди, навевала уныние слева, с востока, почти к самой воде подходили заросли кривоватых, низких деревьев, а за ними в маревой дымке лежали голубеющие, а пожалуй, и серые, словно пепел, барханы — пустыня совсем близко подобралась к воде.

Впереди, чуть правее, за узким, топким заливом, высились появившиеся еще три дня назад на горизонте Проснувшиеся горы — острые черные пики, угрюмые и мрачные. Над вершинами их висели темные тучи, но те тучи не были пригнаны ветром, их породили сами горы, и от этого выглядили они еще зловещее.

Отряду предстояло проехать между берегом залива и зарослями песчаных деревьев и дальше несколько дней ехать вдоль восходной оконечности гор, по узкой полосе заросшей высокой и ломкой сухой травой земли, отделявшей наступающие Голубые Пески Махадум от черных склонов Проснувшихся.

— Поганое место. — неожиданно громко сказал всегда молчащий Луня: Быть беде.

Отрядники встревожились. Шык велел спешиться и ждать ушедших вперед, в дозор, Зугура и Фарна — безоглядно соваться в заросли песчаных деревьев было опасно.

Дозорные вернулись довольно быстро.

— Люди там! — еще издали прокричал Зугур: — Семеро, пешие, идут вдоль гор, в ту же сторону, что и мы, ходко идут, почти бегом. Я таких прежде не видывал — высокие все, в меховых шапках, с оружием. Чего делать станем, волхв?

Шык задумался, потом сказал:

— Пойдем за ними, хорониться будем, чтобы не заметили. Если они впереди побегут, то дорогу нам отворять будут. Заодно приглядимся — кто они и что! Пусть дозорные на хвосте висят, а мы отстанем маленько. Ну, наконь, други!

Обогнув залив, отрядники приблизилсь к горам и поехали неторопливой рысью, чтобы ненароком не догнать чужаков. В дозор ушли неутомимый Зугур и Чу — ом лучше других умел скрываться в ломком бурьяне, да и околопустынные степи были ему знакомы — Голубые Пески на востоке достигали его страны.

Так прошел день. Было очень жарко — зноем дышали пески, нещадно палило солнце, и еще всем казалось, что жаром пышут черные скалы Проснувшихся гор. Изредка оттуда долетало какое-то глухое ворчание, и тогда земля под ногами начинала дрожать и трескаться. Кони пугались, пугались и люди, касясь в сторону Проснувшихся — слухи слухами, а когда едешь мимо черных исполинских пиков, которые дрожат и ворчат, окутывая свои вершины темными клубами дыма, поневоле начнешь думать, что горы могут и сдвинуться со своих вековечных мест и пойти по всему свету, давя и корежа на пути все живое…

Ночь провели в сухой ложбине, на берегах высохшего ручья. Выставили усиленные дозоры, и забылись тяжлым сном. Утром, на скорую руку перекусив, напоили коней солоноватой водой из озерца, обнаруженного неподалеку, и двинулись дальше. Неведомые люди впереди за ночь ушли далеко, пришлось нагонять.

— Они и не спали совсем! — удивленно рассказывал Чу: — Сели вкруг, выпили из рога чего-то, и снова зашагали, словно каменный демон зе ними гонится! Сроду я такого не видывал!

Уныние, навеваемое подступающей с востока пустыней Махадум и мрачным видом как-будьто обоженных гор на закате, охватило всех отрядников, смолкли разговоры, перестали слышаться шутки и подначки. Поход, переставший казаться легким с момента появления Жели и Карны, теперь и вовсе превратился для всех в тяжкую работу — скачка, дозоры, полубессонные ночи, и выматывющие ожидание чего-то страшного, гибели побратимов, своей смерти, или еще чего похуже.

В эти безрадостные дни неожиданно для всех ожил Луня. То ли чары Змиула прекратили наконец свое действие, то ли разрушило их колдовство, что без сомнения, жило в здешних землях, но только как-то ранним утром, когда ночная прохлада еще не уступила место иссушающему зною дня, Луня проснулся, запалил бездымный костерок из веток песчаного дерева, приготовил еду для всего отряда, разбудил всех, и с восторгом глядели люди на преобразившегося юношу — он словно заново родился.

Больше других обрадовались Шык и Зугур. Они тормошили Луню, пытались выспросить у него, как все произошло, но Луня только пожимал плечами:

— Да я вот ровно проснулся сегодня, здоровый, а то того и не помню почти ничего… Ну, ехали мы, долго, ну, болел я, спал на ходу все время, а может и не спал… Не знаю. Помню только, что Желю с Карной во сне видал, плакали они по нам, да еще знаю, что мы до Проснувшихся гор добрались. Вот и все!

Выздоровление Луни решили отпраздновать скромным пиром — отдохнуть душой за почти две луны трудного пути. Отрядники выпили круговую, братья-пелаги наладились даже спеть песню, но Шык оборвал их:

— Не забывайте, в чужих землях мы, сторожиться надо, беду накличем!

На следующий день Луня сам попросился в дозор — ему хотелось поглядеть на чужих людей, по пятам за которыми шел отряд. В дозор вместе с ним пошел Сур, позже, после полудня, его должен был сменить Зугур.

Луня и Сур, нахлестывая коней, быстро умчались вперед от собирающихся в путь отрядников, и лишь на подходе к чужинцам спешились, оставили коней в балочке, а сами пешим ходом добрались до зарослей колючих угорных кустов, и лишь отсюда разглядел и понял Луня, за кем вот уже почти целую семидицу шел их отряд.

Гремы! Высоченные, крепыш Чу любому из них, пожалуй, чуть выше пояса. Все гремы были в рыжих олених шапках, не смотря на жару, за спиной у каждого в специальной увязке — каменная секира, у пояса — моржовый нож с длинной и тонкой рукоятью — чтобы в бою не надо было далеко тянуться. И идут по-гремски — цепью, след в след, а передний, пониже остальных ростом и постарше годами, ударяет костяной палкой в землю, отбивая такт шага всего отряда.