Живая вода (СИ) - Локалова Алиса

— Это какая же?

— Любовь. Любовь родителей и детей. Жреца и паствы. Мужчины и женщины. Богов и их последователей… Даже любовь питомцев и хозяев. Без нее мой мир развалился бы.

Феликса зажмурилась. Лицу стало горячо, в носу щипало. Слезы стекали по подбородку, капали на ключицу. Значил ли этот ответ, что она осталась лишь потому, что хотела остаться? Или из-за того, что другие хотели?

“Удивительно, что я вообще все-таки оказалась здесь”, — подумалось вдруг ей. Это натолкнуло Феликсу еще на один вопрос.

— Почему ты не убила меня? Тогда, в шторм? Ты обещала.

Странница — или стоило называть ее теперь, когда она обрела дом, хозяйкой? — коснулась шеи и склонила голову.

— Я не собиралась тебя убивать, волшебница. Это были злые слова, и, как любое зло, они были лживы. Я не желала тебе окончательной гибели. Просто в тот миг ты коснулась меня. Помнишь?

Феликса не помнила, но кивнула. Тот случай причинил ей боль, поэтому она не хотела вспоминать и доверилась Элиэн.

— Твое прикосновение передало мне и твое настроение, твои мысли. Ты так сильно себя ненавидела, что и я на мгновение пропиталась к тебе этим чувством. Вопреки тому, что присутствие обоих Древних помогло мне лучше контролировать эмпатию и ее последствия. — Элиэн улыбнулась, погладила чародейку по щеке. — После стольких скитаний и войн я больше не хочу ненавидеть. Я хочу любить, как и ты.

— Мне надо вернуться, — выдавила Феликса.

— Дай мне еще минуту, — попросила Элиэн.

Она отошла на несколько шагов. Феликса проследила за ней взглядом и увидела большой белый камень, обломок скалы. В самой середине красовался надколотый каменный пузырь с щетками прозрачных кристаллов внутри. Элиэн протянула руку, легко, словно это был сахарный леденец, отколола один кристалл.

— Держи, — девушка протянула кристалл Феликсе. — Однажды ты снова столкнешься со смертью. Это поможет тебе справиться.

— Это как? — не поняла чародейка. — Я снова умру?

— Все становится понятным, когда наконец происходит, правда?

Странница взмахнула рукой, и на поле, просматривающее из-за белого камня, приземлился громадный лазурный дракон. Элиэн обняла Феликсу и пошла к нему.

— Постой! Ты ведь вернешься?

Ответа не последовало. Хлопнули исполинские синие крылья, и дракон вместе со Странницей скрылись с глаз.

***

Темный лес мерцал разноцветьем волшебных кристаллов. Данатос продирался через травы и подлесок, едва ли замечая, что вообще происходит вокруг. Временами до него доносился запах яблок, едва подернутый гнилью и пеплом. Тогда оборотень замирал, принюхивался, а потом менял направление, пытаясь мчаться еще быстрее.

Через пару часов он наконец заметил, что некоторые кристаллы светятся ровнее остальных — бирюзовые щетки, растущие у корней самых крупных деревьев. Это от них расплывался запах яблок.

Данатос уже не мог бежать с такой скоростью. Даже от рысцы лапы ныли и гудели. Зато у него было более-менее внятное направление.

Ближе к утру бирюзовые кристаллы потускнели, а потом и вовсе угасли. Оборотень к тому моменту смертельно устал — чего с ним не случалось уже очень давно. Сверхъестественная выносливость его еще не подводила.

С этой мыслью огромная пума прилегла у дерева, чтобы немного передохнуть. И, конечно же, крепко уснула.

***

Феликса не сразу вспомнила, с которой стороны Септаграт вывел их к озеру. Только когда ей попались на глаза сломанные во время попытки бежать ветви, чародейка поняла, где следует искать дорогу к берегу.

Днем лес казался совсем другим. В нем больше не было тревожной мистики и мрачноватого темного великолепия. А еще — лес уже не ощущался таким запредельно древним. Старый, очень старый — но без потустороннего ощущения прошлого, такого далекого, будто его никогда и не было.

Сейчас Феликса даже начала различать знакомые растения. Барвинок. Фиттония. Лютики. Белена. Аквилегия. Горечавка. Лишайники северных широт, тропические цветы южных — здесь сочетались растения и цветы, которые попросту не могли обитать в одном месте. Лес словно состоял из кусочков с разных уголков земли.

Идти оказалось непривычно тяжело. Тело словно забыло о том, как оно работает. Феликсе никогда прежде не приходилось пробираться по местности без троп, да еще и с такой густой растительностью и буреломом. Леший вел через лес так, что идти было легко: травы расступались, земля под ногами становилась почти ровной, ничто не цеплялось за одежду.

Теперь же чародейка шла так медленно, что ей казалось, будто она и вовсе не движется. Попытка провесить портал до побережья ни к чему не привела: она вышла практически в той же точке, в которой вошла. Пришлось продолжить идти пешком.

— Могла бы и подбросить меня немножко, — бурчала Феликса себе под нос. — Нет, взяла и смоталась! Надеюсь, хотя бы отплыть мы без нее сможем…

Через несколько часов ходьбы чародейка почувствовала, как живот слегка скрутило, потянуло. Это не причиняло боли, но почему-то заставляло злиться. “Голод, — вспомнила Феликса. — Ну надо же! Всего несколько месяцев, и я уже забыла, что это”.

Стоило ей задуматься о еде, как вокруг стали появляться плодовые деревья. Феликса с удивлением различила сарданафарскую флору: банан, дынное дерево, авокадо… Чародейка вспомнила, как Серебристые Форели нахваливали питательные свойства бананов и авокадо, и тут же набросилась на них, радуясь, что запомнила, как лучше есть странные зеленые плоды.

Время текло очень странно. Феликса готова была поспорить, что идет целый день, но солнце, пробивающееся сквозь зеленый покров, не изменило своего положения. Она не знала, радоваться этому или беспокоиться. Поделать с этим она все равно ничего не могла.

Еще немного, и разномастное окружение сменилось лесом, в который она вошла вместе с Анаштарой и Септагратом: светлые необъятные стволы, щетки магических кристаллов, растущие прямо в земле.

У подножья одного из стволов Феликса заметила какого-то зверя. Он лежал слишком далеко, чтобы разглядеть, кто это. Ожидать можно было чего угодно.

Зверь вдруг зашевелился, вскочил, поднял настороженно уши. Повел головой — должно быть, принюхался. И рванул к чародейке огромной золотистой лавиной.

Феликса едва не бросилась бежать, но зверь уже был близко, и она наконец рассмотрела его — огромную пуму с медовой шерстью. Чародейка радостно вскрикнула и бросилась навстречу.

Данатос успел принять человеческий облик. Он сгреб ее обеими руками, прижал так, что она едва могла пошевелиться. Но шевелиться не хотелось совершенно. Феликса впервые в жизни поняла, почему ее мать, обычно такая спокойная и сдержанная, со слезами повисала на отце, когда тот возвращался после долгого отсутствия.

Феликса чувствовала, как колотится сердце оборотня за широкой грудью, часто-часто: так звучат барабаны в свадебных и военных обрядах сардан. Запах меда, исходящий от Данатоса, казался острым и пряным, щекотал ноздри, согревал, пронизывал все тело.

— Ужасно, — шепнул он, прижимаясь щекой к ее виску. — Худшие дни в моей жизни.

— Дни? — удивилась Феликса. — Меня не было так долго?

— Угу.

Ни один из них не решался разжать рук. Стоять вот так, обнявшись, было слишком хорошо.

Оборотень вдруг хмыкнул.

— А я кое-что знаю, — проговорил он. Жар, исходящий от его тела, стал еще сильнее. Феликса слегка повернула голову, и увидела, что лицо Данатоса пошло алыми пятнами. — Ты меня любишь.

Феликса не выдержала и расхохоталась.

— Вот это новость! — она уперлась лбом в плечо оборотня. — Ничего от тебя не скрыть. Особенно если не пытаться.

— Вот как, значит, — фыркнул Данатос. — Ну, значит, я могу ни в чем не признаваться! Ты и сама все знаешь.

— Нет, — Феликса подняла голову, заглянула ему глаза. — Скажи. Вслух!

Он сказал. Феликса поддела его рубашку, настойчиво потянула вверх. Данатос поднял руки, позволив ей стянуть одежду, но выглядел немного озадаченным. По следующему движению он наконец понял, чего она хочет. И снова густо покраснел.