42-я параллель - Джон Пассос

"Дорогой Дж.Г.,

мне очень жаль, но, честное слово, дружок, мне до зарезу нужны деньги. Если ты сейчас же не занесешь мне двух тысяч (2000), то имей в виду, я перестану разыгрывать из себя леди и подниму скандал. Мне очень жаль, но я знаю, ты теперь при деньгах, иначе я не стала бы приставать с этим. И на этот раз я не шучу.

Твоя крошка, которую ты когда-то любил, Куини".

Джейни вспыхнула и положила письмо на место, точно так, как оно лежало. Ужасный народ эти мужчины, всегда у них какие-то грязные истории. Уже стемнело, Джейни проголодалась и начала беспокоиться, как вдруг зазвонил телефон. Говорил Дж.Г.Берроу - ему очень жаль, что он заставил себя ждать, но он задержался в отеле "Шорхэм" у мистера Мурхауза, и не может ли она приехать туда же, нет, не с рукописью, ему надо продиктовать ей еще кое-что, здесь же на месте, у мистера Дж.Уорда Мурхауза, она, вероятно, слышала это имя, Джейни этого имени не знала, но мысль о том, что ей надо ехать в "Шорхэм", обрадовала ее. А тут еще это письмо и все вообще. Так же она волновалась когда-то перед встречами с Джерри Бернхэмом. Она надела шляпу и пальто, слегка напудрила лицо перед каминным зеркалом и вышла на угол Эф-стрит и 14-й, где проходил трамвай. Был морозный январский вечер, ждать пришлось долго. Как жаль, что у нее нет муфты; жгучий ветер забирался под тонкие перчатки, жестоко кусал икры над ботинками. Как хорошо быть замужем за богатым человеком, жить в Чеви-Чейз; вот сейчас подкатила бы к ней закрытая машина и мигом доставила бы домой, к мужу и детям, к жарко растопленному, ревущему камину.

Она не заметила, как подошел трамвай, и ей пришлось бегом догонять его. На углу возле отеля "Шорхэм" она вышла. В вестибюле было тепло. Изысканно одетые люди разговаривали изысканно звучавшими голосами. Пахло оранжерейными цветами. У конторки портье ей указали: бельэтаж, номер восьмой. Там ей открыл дверь какой-то морщинистый белолицый брюнет с гладко прилизанной плоской головой. На нем был гладкий черный фрак, и ходил он неслышной, скользящей походкой. Она попросила передать, что пришла стенографистка мистера Берроу, и движением головы он указал ей на соседнюю комнату. В дверях она выжидательно остановилась. В противоположном конце комнаты ярко пылали в камине две большие плахи. Напротив камина стоял широкий стол, сплошь заваленный журналами, газетами и рукописями. На одном краю стола стоял серебряный чайный прибор, на другом - поднос с графинами, прибором для коктейлей и стаканами. Все в комнате сияло блеском начищенного серебра: столы, кресла, чайный сервиз, часовая цепочка, зубы и напомаженный пробор преждевременно поседевшего мужчины, который стоял спиной к огню.

С первого взгляда Джейни подумала, какой это, должно быть, чудесный человек.

- Это имеет огромное значение для будущности страны, - негромко, но веско говорил он, и его внимательно слушали Дж.Г.Берроу и другой маленький лысый человек, сидевшие в удобных креслах по обеим сторонам камина. - Смею вас уверить, что правительственные круги, а также руководители промышленного и финансового мира с неослабным интересом следят за ходом этих переговоров. Между нами говоря, я могу совершенно конфиденциально сообщить вам, что сам президент...

Его глаза встретились с глазами Джейни.

- А, вот и стенографистка. Входите, мисс...

- Уильямс, - подсказала Джейни.

Его глаза были голубые, как пламя спиртовки, и задорно, по-юношески блестели; это, вероятно, тот самый Дж.Уорд Мурхауз, имя которого она должна была знать.

- Карандаш и бумага с вами? Превосходно. Садитесь вот сюда за стол. Мортон, чай со стола можно убрать.

Мортон бесшумно очистил один край стола и выскользнул в дверь с чайным подносом. Джейни присела к столу и разложила карандаши и бумагу.

- Вам бы лучше снять пальто и шляпу, а то они вам будут мешать. Здесь жарко.

В его голосе было что-то теплое, уютное, и говорил он с ней совсем не так, как с мужчинами. Она бы хотела работать у него. Во всяком случае, она была довольна, что пришла сюда.

- Так вот, мистер Берроу, что сейчас совершенно необходимо - это обращение, которое умиротворило бы страсти. Мы должны убедить обе враждующие стороны в важности сотрудничества... Великое слово сотрудничество... Сперва давайте набросаем черновик. Вы, Берроу, вносите ваши соображения с точки зрения организованного труда, а вы, мистер Джонас, с юридической точки зрения... Готовы, мисс Уильямс? Так вот, сперва заголовок: Дж.У.Мурхауз, Консультант по связям с общественностью. Отель "Шорхэм" Вашингтон О.К., 15 января 1916...

Дальше Джейни была слишком поглощена процессом стенографирования, чтобы улавливать смысл продиктованного.

Вернувшись домой поздно вечером, она застала Элис уже в кровати... Элис хотелось спать, но Джейни болтала как сорока о Дж.Г.Берроу, о рабочих волнениях, о Дж.Уорде Мурхаузе и о том, какой он превосходный человек, такой приветливый и обходительный, и у него такие интересные мысли о сотрудничестве труда и капитала, и как он свободно говорит о том, что об этом думает президент, и каково мнение Эндрью Карнеги, и что предпримут по этому поводу Рокфеллеры и мистер Шик и сенатор Лафоллет, и какие у него прелестные голубые, совсем юношеские глаза, и как он мил, и какой у него чайный сервиз, и как он моложав, несмотря на седые волосы, и какой там камин и прибор для коктейля и хрустальные стаканы.

- Ну, Джейни, - зевая, прервала ее Элис, - и быстро же ты в него втюрилась. Ты никогда еще ни о ком так не говорила.

Джейни вспыхнула и обиделась на Элис.

- Ах, Элис, ты ровно ничего не понимаешь... Тебе ничего нельзя рассказывать.

Она быстро разделась и погасила свет. И только в постели она вспомнила, что так и не поужинала. Но она ничего не сказала, зная наперед, что Элис скажет еще какую-нибудь глупость.

На другой день она сдала работу Дж.Г.Берроу и к вечеру, получив деньги, незаметно для себя очутилась перед отелем "Шорхэм". Она хотела уверить себя, что ее привело сюда желание поглазеть на витрины. Его она не встретила, но видела большой блестящий черный лимузин с его монограммой и решила, что это его автомобиль.

Она побрела по улицам до угла против большого просвета между домами, где сносили Арлингтон.

Было ясно и солнечно. Она обошла Лафайет-сквер, Сквозь голые сучья проглядывала статуя Эндрью Джексона на вздыбленном коне.

На скамейках сидели дети с няньками. Какой-то мужчина с седеющей вандейковской бородкой и черным портфелем под мышкой присел было на одну из скамеек, но сейчас же встал и зашагал прочь: должно быть, иностранный дипломат, и Джейни подумала, как чудесно жить в столичном городе, где живут иностранные дипломаты и такие люди, как Дж.Уорд Мурхауз. Она еще раз обошла статую величественного и зеленого Эндрью Джексона на величественно-зеленом вздыбленном коне под рыжеватыми лучами раннего зимнего заката и наконец решительно повернула к отелю "Шорхэм", и так спешила, словно опаздывала на свидание. Она спросила коридорного, где ей найти дежурную стенографистку, и поднялась в указанный номер на втором этаже. Длиннолицая кислоглазая женщина отстукивала что-то на машинке. Не спуская глаз с устланного зеленым ковром холла, который был виден ей через полуоткрытую дверь, Джейни спросила, не нужна ли кому-нибудь в отеле стенографистка. Кислоглазая уставилась на нее.

- Ну знаете, тут не бюро по найму.

- Да, да, но ведь бывают случаи, - пролепетала Джейни, чувствуя, что все вокруг куда-то проваливается.

- Можно мне присесть на минутку?

Кислоглазая продолжала ее разглядывать.

- Постойте, где это я вас раньше видела... Нет, не напоминайте... Вы... Да, вы работали у миссис Робинсон в тот день, когда я брала у нее работу на дом. Видите, я прекрасно вас запомнила.

Стенографистка горько усмехнулась.

- Да, я помню вас, - сказала Джейни, - но я так измучилась в поисках работы.

- Знаю, знаю, - вздохнула кислоглазая.

- Так у вас ничего нет в виду?

- Вот что... я слышала, только что просили прислать стенографистку в номер восьмой... Они меняют их, как... как перчатки, организуют какую-то компанию, концерн, что ли. Так вот, дорогая моя, ступайте прямо туда и снимите шляпу, словно это вас прислали, и начинайте писать, а там уж не прогонят, дорогая моя, даже если и придет другая, там никто долго не выдерживает.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Джейни чмокнула кислоглазую в щеку и побежала по коридору к номеру восемь, где вчерашний прилизанный человек узнал ее и спросил:

- Стенографистка?

- Да, - ответила Джейни, и через минуту она уже разложила блокнот и карандаши, сняла пальто и шляпу и устроилась за темно-красным полированным столом прямо против потрескивающего камина, и огонь дробился в серебряных графинчиках, кувшинах и чайниках и в черных, идеально начищенных ботинках и в пламенно-голубых глазах Дж.Уорда Мурхауза.

И она была тут и писала под диктовку Дж.Уорда Мурхауза.

К концу дня вошел прилизанный человек и сказал: