Вождь из сумерек - Николай Ярославцев

– Ну, если ты пальцовку забыл, тогда другое дело, – усмехнулся Стас. – Будем считать, что ты решительно встал на путь исправления и уважения родной человеческой речи.

Толян догадался, что прощен. И, доверчиво глядя на него чистыми глазами, спросил:

– Значит, можно с тобой в горы? А потом уж к Груздику. Да, командир?

– Вот видишь, Рэд, с кем приходится работать? Я ему про Фому, а он мне про Ерему.

Толян пропустил мимо ушей обидные слова.

– А может я, командир, успею до Груздика смотаться? Пока Пивень приедет, то да се, а я туда и сразу же обратно, – и, сочтя, что вопрос решен и дело в шляпе, повернулся к эльфу и доверительно сказал: – А прикид у тебя, Рэд, прикольный. Там, дома, паханы большие бабки за такой прикид отслюнили бы. И меч клевый. Моим мечом можно сейчас бревна пилить, а на твоем и царапинки не увидишь. Вообще по кайфу мечишко… хотя и мой не хилый.

И, не дожидаясь ответа, браво зашагал под навес, в надежде отыскать там для себя местечко, вполне довольный тем, как ловко сумел оболтать командира.

Стас незаметно посмотрел на эльфа, встретил его смеющийся взгляд и расхохотался сам.

– Мало того, так этот прохвост еще и из-под твоего меча не битым ускользнул.

И снова расхохотался, глядя на обескураженное лицо эльфа.

– Вот такие мы, люди. Босыми руками не возьмешь.

…Ждать да догонять, хуже все.

Все чаще и чаще Стасу казалось, что работает председателем колхоза. Чтобы как-то скоротать время, с раннего утра уходил в посад. Иногда с ним увязывался и Рэдэльф. Стоял молча рядом, смотрел страдальчески, как сыплется из-под топоров щепа, устилая землю.

Стас виновато пожимал плечами.

– Что поделаешь, Рэд. Люди не эльфы. Лес рубят, щепки летят. Не научились они еще на деревьях гнезда для себя вить, как птицы небесные.

И благодарил Бога за то, что с ним на прогулки уходит только Рэдэльф. Его молодые спутники охотнее оставались с воями. Все они прекрасно владели мечом, в чем убедился сам Стас, несколько раз встречаясь с ними в поединках. А уж в стрельбе из лука и вовсе не уступали ему. Зрение же в остроте не уступало морскому биноклю. А скоро и вовсе вызвались нести дозорную службу наравне со всеми.

И только Рэд, как живой укор, с утра и до позднего вечера молчаливым напоминанием стоял перед глазами. И чаще, чем сам Стас, бросал жадные взгляды в сторону крепостных ворот.

– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – как мог, успокаивал эльфа Стас. – Дольше терпели.

И черной завистью завидовал Хмурому, Свисту, тому же Лехе… даже Толяну. Живут же люди! Ни горя, ни заботы. И почему все липнет именно к нему? Больше всех надо что ли?

Перехватил в посаде Бэрдяй.

Безбоязненно прихватил за локоток, увлек в сторону.

– Скажи, вождь, почему терем свой стороной обходишь? Или не люб он тебе? Не так поставили?

Стас смутился.

Рядом с Бердяем – старики. Стоят молча, лишь головами покачивают. В глазах обида.

– Ну, не могу я сейчас в него заселиться. Сколько еще человек под небом ночуют. А я в хоромы залезу. И что я один там делать буду? – развел он руками.

– А роду позор! Вождь родовой и владетель Зареченского княжества без крыши над головой живет. Или в княжеские хоромы надумал переселиться? – строго спросил Бэрдяй, под одобрительные взгляды своих спутников.

– Хмурый там в наместниках останется, если справится с конязем Бохуном, – словно оправдываясь, ответил Стас. – Я, старики, своих людей не бросаю. Не для того Волчок ставлю, чтобы бежать из него. Считайте, что здесь мне пуп резан.

Бэрдяй сконфузился и отвел глаза в сторону.

– Прости, вождь. Не сочти за обиду. Люди тревожатся. Иначе в век бы не полез с допросом. А переезжать в терем тебе все равно придется. Люб или не люб. А только людям так спокойнее будет. Успокой народ. Одиночества не страшись. Там и для Алексея покои, и для Толяна. Для твоих эльфов. Да и конязю Зореню есть, где голову преклонить. Терем ставили, дерева не жалели.

Стас машинально провел ладонью по небритой щеке.

– Будь по вашему, завтра же переберусь, – неохотно согласился он. – Приходите на новоселье.

– Так зачем откладывать? Сегодня и ночуй. Богатство твое все у тебя за плечами. Только за порог шагни… – обрадовался Бэрдяй. – А мы вечерком заглянем. Если двери не закроешь. И медку с собой захватим, и бражки принесем.

Стас подавленно махнул рукой и обернулся.

– Веселин? Слышал? Переезжаем. Присмотри там что-нибудь подходящее для Рэда с товарищами.

– Ну, что, старики? Запьем это дело? По чарке.

Старики переглянулись.

– Можно и по чарке, – солидно ответил самый старый из них. – До вечера еще далеко. А можем и по две, и по три. От тебя слышали, что Бог троицу любит. Вот и успокоим старика.

Стас весело засмеялся.

– Памятлив, однако, старый…

Дошли до его жилища.

– Заодно и попрощаемся с этими стенами.

Веселин разлил вино по чаркам.

– Будем здоровы.

– И от этого не откажемся. Нам лишнее здоровье не повредит. И тебе поздорову, вождь, – важно отозвался Бэрдяй.

Старики засмеялись.

Раскраснелись, разгорячились, разговорились. Похоже было, что придется совмещать два события в одном. Не переслушать. Стас посмеивался, потягивая вино и, слушая в пол-уха, думал о своем.

Уж было совсем темно, когда он открыл двери и негромко позвал:

– Ребятки, кто близко есть?

– Здесь, вождь…

– Проводите, ребятки, уважаемых людей. Темно. Упасть могут.

Старики от провожатых отказываться не стали. И уж издалека, вспомнив, погрозили пальцем:

– Помни, вождь Слав, ты обещал!

Стас глубоко вздохнул и с сожалением оглядел ставшее уже привычным жилье.

– Старею, – проворчал он. – Привычки появляются. – И крикнул: – Веселин! Пошли. Зови эльфов.

– Уже, командир. Третий сон видят.

Терем виден издалека. На людном месте поставлен. В нарушение всех существующих правил средневековья. Ему бы в центре крепости место занять. Там красоваться, горделиво подняв свои вычурные шатры над стенами детинца. А здесь для храма место. Место людное, захочешь, не обойдешь.

Поднялись по красному крыльцу.

У дверей Хруст уже успел стражу поставить. Встретили с улыбкой. Осчастливил ребят воевода Хруст. В наипервейшую стражу поставил. Во всей красе явились. В новеньких банданах. Волчовки, гордость его полусотни, словно напоказ. В неярком свете факелов разглядел на могучем плече одного из них волчью оскаленную голову, воплощенную мечту Толяна. Его рук творение. Вот только неуклюжие алебарды, или бердыши, никак не вязались с их оригинальным обликом.

– А ну-ка, поворотись, сынку, – тоном гоголевского героя скомандовал он другому.

Мог бы и не просить. Парню и без того хотелось похвастать своим плечом.

Коснулся его груди.

– Не на плече, здесь память рода!

И шагнул в терем.

Пахнет свежим деревом. Аж ноздри щекочет.

Как в Соколяне: прямо перед дверями, на высоком месте – кресло. Простое, но добротно сработанное. Вдоль стен – широкие лавки, покрытые домоткаными дорожками. Такая же, только широкая, нарядная дорожка протянулась от дверей до кресла. Окна кованными ажурными решетками забраны. На стенах пылают факелы.

– Твое жилье, командир, на втором поверхе, – пояснил Веселин, проследив за взглядом Стаса. Там же эльфы. Пока…

Подошел к низким дверям, толкнул рукой.

По тесной лестнице поднялись на второй этаж.

Умно сработано. В атаке снизу мечом не размахнешься.

Несколько дверей.

Веселин снова обогнал его.

– А где ты, Веселин?

– Моя каморка рядом, командир. Стукнешь в стену. Услышу. А напротив – лавка для ночной стражи. Терем беречь только волчата будут. Так Хруст распорядился.

– Прощай воля вольная…

– Что, командир?

– Иди-ка ты спать, мой мальчик.

Веселин запалил от факела свечу, стоящую в подсвечнике на столе посреди «жилья», и вышел.

Стас огляделся. Невелико жилье. Но все равно просторнее, чем его арсенальная. Несколько стульев вокруг стола. Печь у одной из стен. У другой – широкая лавка, застеленная шкурами. Над лавкой в стену вколочены деревянные штыри. О их назначении догадаться не трудно. Повесил мечи, ножи… Для уюта.

Скинул сапоги и, не раздеваясь, повалился на шкуры.

За дверями – осторожный шепот. Наверняка стража. По рукам и ногам связал бдительный Хруст. Докатился, дослужился, старлей. Или все-таки… Нет, про те звезды, большие и маленькие, лучше не помнить.

Глаза сами закрываются.

Свеча плавится и пахнет медом. На окнах только решетки. Неясные тени пляшут на стенах. Сплетаются в причудливые фигуры. Веки тяжелеют. Шорохи за окном. За стеной похрапывает Веселин.

Из-за печи скользнула тень.

Рука сама метнулась к ножу.

Но остановилась в последний момент. И нож впился с глухим стуком в стену рядом с тенью. И – быстрей ножа, прямо с лавки одним прыжком вперед. Впечатал в стену. Локоть под горло. Рука с другим ножом уперлась в подреберье.