Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

«На всю жизнь, — писал А.М. Горький, — останутся в памяти отвратительные картины безумия, охватившего Петроград днем 4 июля. Вот, ощетинившись винтовками и пулеметами, мчится, точно бешеная свинья, грузовой автомобиль, тесно набитый разношерстными представителями революционной армии. И ясно, что этот устрашающий выезд «социальной революции» затеян кем-то наспех, необдуманно и что глупость — имя силы, которая вытолкнула на улицу вооруженных до зубов людей».

Ну а кто был этим «кем-то», сам того не ведая, поведал большевистский поэт Демьян Бедный уже после победы революции. «Накануне июльского кризиса, — «вспоминал» он, — я сидел в редакции «Правды» и разговаривал со Сталиным. Вдруг раздался телефонный звонок, и Сталин взял трубку. Звонил один моряк из Кронштадта. Он просил совета Сталина по одному важному вопросу: следует ли морякам явиться на демонстрацию вооруженными или без оружия?

Попыхивая трубкой и поглаживая усы, Сталин на минуту задумался, потом дал ответ, который заставил меня невольно расхохотаться. «Вот мы, писаки, — сказал Сталин, — так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собой... А как вы там со своим оружием, вам виднее!..» Таким образом, заливался от счастья Бедный, Сталин весьма тонко намекнул морякам, что оружие им пригодится».

Однако поверить в подобное трудно. По той простой причине, что никому и в голову не пришло бы в июле 1917-го просить у Сталина совета, а на телефонные звонки Раскольникова из Кронштадта отвечали куда более авторитетные члены партии Зиновьев и Каменев.

Да, говоря откровенно, моряки и без всяких советов прекрасно знали, что им делать в столице. Для того и шли. Но если это даже было выдумкой Демьяна (эта история была рассказана, конечно же, с разрешения самого Сталина), то Сталин сам выдавал истинные причины случившегося в июле.

4 июля в 20 часов в Таврическом дворце состоялось заседание ЦК партии с представителями Петербургского комитета, Военной организации и группы «межрайонцев» Троцкого. На нем было решено прекратить выступление и призвать «демонстрантов» к «стойкости, выдержке и спокойствию». Оно и понятно: ряды изрядно уставших солдат и матросов начали редеть, и только рабочие все еще продолжали скандировать большевистские лозунги. А наиболее радикально настроенные из них ворвались в зал, где заседали исполнительные комитеты, и потребовали, чтобы Советы взяли власть в свои руки.

Но... все было напрасно. В полночь в столице появился Измайловский полк, полный решимости защитить Временное правительство и Советы. Почувствовав силу, правительство приказало усилить давление на большевиков и разгромить типографию, где печатались их «Правда» и другие газеты. Что с великой радостью и было сделано. Ну а затем командующий Петроградским военным округом генерал П.А. Половский отдал приказ изгнать большевиков из особняка Кшесинской.

К утру 5 июля практически все мосты, кроме Дворцового, были разведены, и в штаб военного округа доставляли арестованных солдат и матросов. Виновниками кровавой вакханалии газеты прямо называли большевиков, и А.И. Деникин назвал их «червями, которые завелись в ране, нанесенной армии другими».

Военная организация выставила вокруг особняка Кшесинской патруль, а перепуганная неминуемой расправой «краса и гордость русской революции» окопалась в окруженной подоспевшими в Петроград фронтовиками Петропавловской крепости. Фронтовики с вполне понятным презрением относились к тыловым крысам, жировавшим в столице, в то время как они проливали кровь в окопах, и с превеликим удовольствием перестреляли бы всех этих пособников «немецких шпионов». Если бы... не Сталин. Именно он «уговорил» матросов сдать оружие и вернуться в экипажи. Что они, надо думать, с превеликой радостью и сделали. Шансов выстоять против людей, ходивших в штыковую, у них не было...

ЦК принял решение отступать. Ленин объявил об изменении в большевистской тактике и ввиду засилья в Советах меньшевиков и эсеров предложил снять лозунг «Вся власть Советам!» Вместе с тем, несмотря на обрушившиеся на партию репрессии, он призвал продолжать борьбу.

Что же касается Сталина, то он отправился в ЦИК на переговоры. «Мы, — вспоминал он позже, — говорили руководителям Советов: кадеты ушли, блокируйтесь с рабочими, пусть власть будет ответственна перед Советами. Но они сделали вероломный шаг, они выставили против нас казаков, юнкеров, громил, некоторые полки с фронта... Само собой разумеется, мы не могли принять при таких условиях боя, на который толкали нас меньшевики и эсеры. Мы решили отступить».

На самом же деле Сталин выторговывал условия капитуляции. И, судя по всему, ему удалось добиться некоторых гарантий, согласно которым правительство обещало обойтись без кровопролития и выделить его партии новое помещение.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Временное правительство пошло на известные уступки, но ни о каком всепрощении не могло быть и речи. И, пользуясь удобным случаем, правительство решило расправиться со своими злейшими врагами. По несчастливому для большевиков стечению обстоятельств, так удачно начатое русское наступление провалилось, и немцы прорвали фронт. И в столице во весь голос заговорили о «немецком шпионе» Ленине, который торговал Родиной в угоду германскому генеральному штабу. Одновременно стали распространяться слухи о том, что большевики помогают немцам и те очень скоро пойдут на Петроград.

О предательстве Ленина министр юстиции В.Н. Переверзев заговорил еще 3 июля. По его словам, ему было доподлинно известно, что Ленин и большевистская партия получали деньги от германского генерального штаба, а в роли связных выступали Яков Фюрстенберг (Ганецкий), Парвус и некоторые другие.

4 июля материалы о связях Ленина с немцами были обнародованы в гарнизонах и частях, и, поскольку патриотизм и чувство долга все еще оставались мощным фактором, мысль об измене своему Отечеству вызвала у солдат отвращение, и многие из них отшатнулись от большевистского вождя и его партии. В то же время Министерство юстиции оповестило редакции петроградских газет о пресс-конференции с объяснениями всех деталей предательства Ленина.

Конечно, Ленин разыграл благородное негодование и отрицал какую бы то ни было связь с немцами, в связи с чем Адам Улам заметил: «Сейчас нет сомнения — как это можно и видеть на основе соответствующих документов, — что суть обвинений была верной, но не их интерпретация. Ленин брал деньги у немцев, как он взял бы их для дела революции где угодно, включая Российский двор Его императорского величества».

Да, все так, на революцию Ленин взял бы деньги у самого дьявола, но «германским шпионом» в классическом понимании этого слова он, конечно же, не был. Тем не менее опасность над ним нависла реальная. И, возможно, в самые тревожные в жизни вождя дни на помощь ему пришел Сталин. Именно он обратился к своему старому знакомому и председателю ЦИК меньшевику Чхеидзе с просьбой воздержаться от подобных обвинений.

Трудно сказать почему, но Чхеидзе пошел навстречу, и обвинения в адрес Ленина напечатала лишь небольшая газетка «Живое слово». 7 июля Временное правительство арестовало Антонова-Овсеенко, Крыленко, Дыбенко, Раскольникова, Каменева, Троцкого и Луначарского и отдало приказ об аресте Ленина, который обвинялся в попытке захватить власть, в связях с немецким генеральным штабом и в получении от него значительных сумм на организацию беспорядков и разложение армии.

Как позже вспоминал Сталин: «На улицах войска, усмиряющие непокорных. Фактически введено осадное положение. Подозрительные арестовываются и отводятся в штаб. Идет разоружение рабочих, солдат, матросов».

После недолгих скитаний по петербургским квартирам Ленин попал наконец к Аллилуевым. Вождь задумался. И было над чем: многие члены ЦК требовали от него явиться в суд и использовать последний шанс для собственного оправдания и критики правительства. И если с критикой у Ильича проблем не существовало, то с оправданиями было куда хуже. Он прекрасно понимал, что министр юстиции не блефует, и опасался возможных последствий. А если говорить еще проще, так горячо призывавший других жертвовать своими жизнями вождь очень дорожил своей собственной. Потому и потребовал от Петроградского Совета гарантий безопасности и гласного суда.

Все эти дни он пребывал в постоянном страхе, что его найдут. Но... сказалась «благонадежность» Сталина, за которым, в отличие от других руководителей партии, никто и не подумал устанавливать слежку. Что и по сей день выглядит весьма странно. Уж кто-кто, а Коба, Нижарадзе, Иванович, а теперь и Сталин был прекрасно известен охранке как один из самых влиятельных большевиков. Но теперь, когда надо было во что бы то ни стало найти Ленина, за ним даже не присматривали.