Ослиная Шура - Александр Холин

– Молитвами святых отец наших Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас, – послышалось за дверью, и кто-то осторожно постучал.

– Аминь, аминь, – ответила Шура, разрешая тем самым открыть дверь и войти.

Двери открылись, боязливо скрипя. В образовавшейся щели появилась лохматая голова библиотекаря Виталия. Увидев Шуру, стоявшую посреди комнаты и совершенно живую, он откровенно обрадовался:

– Матушка, а мне сказали, вам плохо? Я уж думал, не смогу ли чем помочь, а то с докторами у нас на острове плохо. Не приживаются пока.

– Уже всё прошло, – успокоила его Шура. – Да вы входите, что через порог-то разговаривать?

Монах Виталий втиснулся в келью. Здешние двери для его плечей в косую сажень были явно маловаты.

– Отец Виталий, вы очень много знаете, – польстила ему Шура в очередной раз, – а я спросить хотела.

– Ну, так чево ж? – умиротворённо кивнул тот.

– Вы не слыхали случайно, где находится Четвёртый Удел Богородицы?

– Опять не знаешь? – удивился монах. – Да то ж канавка Пресвятой Девы в Дивеево, где она прошла.

– Прошла? Богородица? – ахнула Шурочка.

Монах только махнул рукой и вышел в сердцах, забыв спросить, не нужно ли чего ещё. Но Шура уже получила энергетическую помощь от пения псалмов прямо с картины, да и Виталий незаметно для себя помог, рассказав где находится Четвёртый Удел. Ведь по нему велено пронести икону. Где её писать, на чём, Шуру нисколько не волновало. Гораздо сильнее было чувство, что она это сможет. Ведь сама Царица Небесная благословила!

Глава 13

За окнами машины громоздился смешанный лес, вплотную подступающий к просёлочной дороге со всегдашними русскими ухабами соединёнными меж собою подмороженной колеёй. Лес подступал довольно близко к грунтовому грейдеру, по которому, натужено кряхтя мотором, пробирался деревенский вездеход «козлик». Деревья в некоторых местах прямо склонялись над дорогой, создавая странный лесной коридор. Может, они действительно разглядывали сверху ворвавшийся в их владения непрошенный «Газик», фыркающий и чихающий автомобильным перегаром.

Казалось, ещё секунду и лесопосадочная толпа оживших деревьев выскочит на дорогу, что б не пустить старенькую легковушку к озеру. Да и что ей там делать? Место дикое, не пользующееся славой ни у местных жителей-грибников, ни у охотников. Даже заядлые лесники обходили это место Плещеева озера стороной, – своя рубашка ближе к телу. Что ж там деревенской тарахтелке делать?

А она усердно пыхтела по дороге, слушаясь хозяина, обыкновенного поселкового мужика, не выпускающего изо рта беломорину. Рядом с шофёром сидела молодая красивая женщина. Одета она была в строгую чёрную одежду, такого же цвета платок прилежно закутывал голову, как носили на Руси ещё до исторического материализма.

Увидев её впервые, хозяин машины, работающий старостой в деревенской приходской церкви, отметил, что девушка из чужих. Надо сказать, что чужих раньше бывало в церкви много: кто проездом из других деревень, кто специально с экскурсией. Но городские не приезжали уже давно, хотя Переяславль-Залесский, славный русский город, был недалеко. Тогда Михаил Кузьмич – как звали старосту – спросил любезную скиталицу, не помочь ли чем, потому как она явно кого-то искала, озираясь по сторонам.

Та посмотрела на Михаила Кузьмича поначалу сомнительно, ведь он по одёжке ничем не отличался от обычного деревенского мужика: изрядно замасленная, пробензиненная кожанка, более того, «прохоря» на ногах были старые, истоптанные, со сбитыми носами, разве что не худые. И борода не борода, а так, новомодная европейская небритость.

Но Шура, ибо это была она, уже привыкла не встречать человека по одёжке. Она рассказала старосте о монахе Виталии, о деревенском батюшке, которого должна отыскать, мол, тот поможет съездить к озеру, то есть к камню, про который монах Виталий нарассказал такого, что не заехать на озеро, и не поздороваться с камнем было выше Шурочкиных сил.

Михал Кузьмич помнил Виталия, более того – знал, где покоится заветный камень. Только попросил подождать малость, чтобы привести в порядок «козлёнка». Что говорить, сельский миниброневик был довольно старенький, но поддающийся ремонту. На этот раз ни шофёр, ни машина не заставили гостью долго ждать. Через пару часов автомобиль катил к потаённому месту.

Про камень деревенские не любили вспоминать потому, что это было то ли наваждение, то ли дьявольские козни, то ли наказание Божие живущим на озере. В общем, мелкопоместная тайна со времён Ивана Грозного. Но рассказывать о камне староста не стал, что зазря пугать молодуху? Решил, что лучше глянуть со стороны, как приезжая сама с этим справится.

Укатанная подмороженная дорога добротно соглашалась с фырчащим автомобилем, ведь он пока только туда едет. А вот если назад камень запретит вывозить гостю, то «Газику» можно заартачиться или совсем не заводиться. Мало ли, может быть, камень решит не отпускать любопытную девушку. С чем она явилась? – Бог весть…

Грейдер вырвался из нависающего над ним леса и побежал, исправно чихая, по краешку обрыва. Внизу виднелась светло-серая гладь Плещеева озера. Вода казалась тёмной, вероятно, потому, что осенние ночные заморозки сулили скорое наступление зимы. Дни, хотя ещё стояли не холодные, но за ночь вода насквозь остужалась и с нетерпением ожидала сонного подлёдного отдыха.

Машина не спеша, проковыляла ещё с километр, и остановилась на небольшой полянке, с которой вниз, к воде, уходила тропинка.

Шура вышла из машины, сделала несколько шагов до края обрыва и сразу увидела камень. В этом месте от берега воду рассекал песчаный язык косы, а прямо посредине языка лежал, зарывшись в песок голубой камень. Шура сначала даже глазам не поверила, но яркий цвет камня не пропадал. Наоборот, напомнил девушке то небесное сияние, виденное из кельи сквозь прозрачную стену, когда к ней явилась Богородица.

И ещё – камень однажды привиделся во сне, когда ей приснился сказочный маковый остров. Он там, во сне, лежал на такой же песчаной косе, вонзающейся далеко в море, как природный волнорез. Значит, Богородица тогда ещё посулила эту загадочную встречу с камнем?

Сзади подошёл Михаил Кузьмич:

– Ну, вот он. Что, не ожидали?

– Не знаю… – Шура даже не могла найти слов, но камень чем-то всё-таки поразил её в самое сердце. – Может, спустимся к нему?

– Конечно, – согласился Михаил Кузьмич. – Ступай по этой тропиночке. А я пока в моторе покопаюсь, так что, сколько хотите, столько и общайтесь.

– С камнем? – удивилась Шура.

– А там увидите, кто с кем, – добродушно ухмыльнулся староста. – Может быть, пообщаетесь, а, может быть, и ничего. Мы камню приказать не можем, а вот он нам иной раз указ даёт. Иди, самой разобраться надо: нужен ли камень и нужна ли ты ему?

Напутствие Михаила Кузьмича было, мягко говоря, довольно оригинальным, но Шура не подала виду. Она просто принялась спускаться вниз по утоптанной тропинке – похоже, паломников к камню было множество. Что же он такое?

Тропинка была более чем удобной и спуску особо не препятствовала. Камень не вызывал поначалу никаких опасений, что поделаешь? Камень он и есть камень. Правда, песок, в котором покоилась голубая глыба, был довольно вязким, непроходимым, похожим на зыбучий.

Шура глянула вверх, где оставался её автомобильный болид вместе с водителем. Но отсюда никого не было видно. Поэтому оставалось единственное общение, обещанное девушке ранее.

Всё-таки голубой цвет осевшей в песке глыбы не давал покоя Шурочке не просто так, будто бы и не камень вовсе, а самое настоящее благословение на встречу с чем-то необычным, непознанным.

Шура непроизвольно коснулась поверхности камня ладошкой – то ли погладить захотелось, как послушного щенка, то ли ещё чего, но касание оказалось удивительным, если даже не неприятным. Голубой огромный камень был горячим. Очень горячим. Тут же над озером прозвучали ноты какой-то обворожительной музыки, словно голос самого камня звучал, отражаясь от воды.

Девушке это показалось странным, и тут же захотелось коснуться шероховатой поверхности снова. Она попыталась погладить камень кончиками пальцев, только его тепло было всё-таки нестерпимым. Сверху послышались голоса. Подняв голову, девушка увидела над обрывом толпу мужиков, неизвестно откуда взявшихся в этаком диковинном, но полупустынном месте. Да и одеты они были в какие-то старинные кафтаны. А промеж них вверху на взгорке лежал камень. Тот самый, голубой. Шура обернулась. Камня рядом с ней на песке уже не было. Исчез.

– Василий-су, ты мужиками чё жа не понукаешь, – раздался голос одного, одетого в красный суконный воистину стрельцовский кафтан. – Камень-то стервозный утопить надобно. Он жа Безбожный сатанинский подкидыш – сам дьяк глаголет! Так чё жа нам-то супротив идти? Гони мужиков, бездельник!