Людишки - Дональд Уэстлейк

Раш кивнул. Казалось, он вот-вот заснет. Очень медленно, необычайно тщательно выговаривая каждый слог, он произнес:

— Сьюзан Кэрриган.

Пэми задумалась. Сьюзан Кэрриган.

Раш побарабанил грубыми пальцами по столу.

— Что скажешь, Пэми? Сьюзан Кэрриган. А?

— Не знаю, Раш, — ответила она. — Это имя ничего мне не говорит.

— Черта с два, — сказал Раш. — Я еще раз спрашиваю: какие мысли вызывает у тебя это имя?

Испуганная и беспомощная, Пэми была готова удариться в панику. По комнате бродили огромные тени, повторяя движения сидевших за столом людей.

— Не знаю, Раш, — повторила она. — Это имя мне не знакомо. Кто это? Из полиции? — В мозгу Пэми забрезжила догадка, и она спросила: — Может быть, кто-то сказал, будто я стучу на тебя в полицию? Так это вранье. Я ни с кем не разговариваю, кроме тебя, ты же знаешь.

Раш сидел неподвижно, нимало не тронутый ее словами.

— Здесь должна быть какая-то связь, — проворчал он, словно обращаясь к самому себе. — Он использует тебя, использует ее. Какой в этом смысл? Если вы даже не знакомы…

— О ком ты, Раш? Никто меня не использует. Ты — мой единственный мужчина…

Полностью погрузившись в раздумья, Раш не обращал на Пэми внимания.

— А что если… — начал он, по-прежнему неподвижно сидя за столом, шаря вокруг глазами и постукивая кончиками пальцев по дереву. Потом он посмотрел на Пэми, словно не узнавая, как бы не понимая, что она здесь делает, и даже не думая о ней. Он выпрямился, глубоко вздохнул и обратил на Пэми хмурый взгляд, словно ему в голову пришла какая-то неприятная мысль. — А если ты — ничто, подделка? Может, он подсунул мне тебя, чтобы отвлечь внимание, а самому заняться другими людьми?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты тоже кое-что получаешь, — продолжал Раш. — По крайней мере жизнь…

— О чем ты?

— …хотя и ненадолго. Как твои болячки?

— Все так же, — бросила Пэми, опустив глаза. Она терпеть не могла даже малейшего упоминания о своем недуге и старалась о нем не думать.

Язвы появились несколько недель назад. Маленькие, водянистые, они обсыпали ее талию и спину между лопатками. Чтобы болячки не просвечивали сквозь одежду, Пэми покрывала их мазью, но больше не уделяла этим струпьям никакого внимания. По крайней мере пыталась. Работая на Одиннадцатой авеню, она никогда не снимала одежду, так что клиенты оставались в неведении.

— Ну что ж, крошка, — сказал Раш утомленным тоном, который в его устах звучал едва ли не дружелюбно. — Отправляйся в постельку.

— Да, Раш, — ответила Пэми, скрывая облегчение под бесстрастной маской. Она поднялась из-за стола, вышла в соседнюю комнату и разделась, осторожно отдирая прилипшую к язвам ткань.

По соседству с комнатой располагалась небольшая ванная без всякой сантехники. Из крана по-прежнему текла холодная вода, а рядом стояла миска, которую наполняли из большой бутылки из-под виски. На месте снятого унитаза осталась дыра, из которой так воняло, что ее приходилось закрывать резиновым ковриком. Канализацией продолжали пользоваться, и Пэми, привычно задержав дыхание, отодвинула коврик, уселась на корточки, потом подтерлась бумажными салфетками, прилагавшимися к цыплятам «Кентукки», и, наконец, водворив коврик на место, с шумом выдохнула. Запах продолжал висеть в воздухе еще десять-пятнадцать минут, но с этим ничего нельзя было поделать.

Пэми наполняла бутылку водой и переливала ее в тазик, когда в ванную вошел Раш. Брезгливо поморщившись, он заметил:

— Ну и вонь. Надо бы спереть банку хлорки и засыпать чертову дыру.

— Хорошая мысль, Раш.

Наполнив миску, Пэми первым делом вымыла лицо, потом — подмышки, и, наконец, присела над миской. Раш окинул ее болячки хмурым взглядом и сказал:

— Недолго тебе осталось работать.

— У меня еще есть время, — ответила Пэми, стараясь не выдать обуявшего ее ужаса. — У меня уйма времени.

Раш не слушал.

— Я ухожу, — сказал он. — Не оставляй свет включенным, я не знаю, когда вернусь.

— Куда ты, Раш?

Раш мрачно посмотрел на Пэми, словно хотел сказать, что за подобные вопросы можно лишиться головы, и вышел.

Пэми услышала скрип входной двери. Она никогда не закрывалась до конца, да и, скажите на милость, кому потребовалось бы врываться сюда? Минуту спустя дверь скрипнула вновь — видимо, Раш передумал уходить.

Раньше Пэми спала обнаженной, но теперь из-за болячек была вынуждена надевать футболку, которую приходилось ежедневно стирать в тазике. Футболка до сих пор была влажной, но, наверное, быстро высохнет, согретая теплом тела. Пэми вышла в гостиную, чтобы выключить свет, и обнаружила там мужчину, стоявшего возле стола.

Легавый. Это было ясно с первого взгляда. Огромный, мясистый, с раздраженной физиономией, в серой куртке и темном костюме, при галстуке. Он с отвращением посмотрел на Пэми и сказал:

— Ты что, собралась ехать в Африку в этой майке?

Пэми испуганно глядела на полицейского. Назад, в Африку? Такая мысль никогда не приходила ей в голову — так легко и просто оказалось въехать в Америку и поселиться здесь. Тот факт, что двадцатишиллинговая шлюха в Найроби преуспевала не меньше двадцатипятидолларовой девочки в Нью-Йорке, означал лишь, что переезд в Штаты по крайней мере не ухудшил положения Пэми. К тому же жизнь здесь имела свои преимущества. Если ее сейчас арестуют и депортируют, власти непременно заметят болячки, и правда выплывет наружу. Ее посадят под замок и бросят подыхать. Пэми уже хотела заявить, что она — чернокожая американка, но боялась открыть рот, опасаясь, что ее выдаст иностранный акцент. Она прижала трясущиеся руки к футболке, ощущая холод в животе.

Отвращение во взгляде полицейского делалось все заметнее.

— Оденься, — велел он. — И передай Рашу, чтобы он шел сюда.

Итак, ему все известно. Пэми поняла, что отмолчаться не удастся, и сказала, складывая звуки в слова, а слова — в предложение, подражая местному выговору:

— Его нет дома, сэр.

— Не вешай мне лапшу на уши, — отозвался полицейский. — Раш не мог выскочить через черный ход, ему некуда идти. Скажи ему, пусть выходит из комнаты, а сама оденься.

— Сэр… — Интересно, говорят ли американцы «сэр»? «Боже, я пропала», — холодея, подумала Пэми. — Сэр, это истинная правда. Его здесь нет.

Полицейский нахмурился, посмотрел на Пэми, перевел взгляд на дверь и поднял нос, словно вынюхивая Раша. Потом он жестом велел Пэми идти первой, и они вошли в темную спальню. Света, проникавшего из гостиной, вполне хватало, чтобы Пэми сумела пробраться между матрасом и картонными коробками. Впрочем, Пэми знала эту комнату, как свои пять пальцев.