Людишки - Дональд Уэстлейк

Полицейский указал пальцем.

— Что это?

— Керосиновая лампа, сэр.

— Зажги.

У Пэми от страха дрожали руки. Она возилась с лампой, присев на корточки и морща лоб от напряжения. В конце концов огонек разгорелся, Пэми прикрутила фитиль и накрыла пламя стеклом. Захламленную комнату залил желтоватый свет.

— Возьми ее, — велел полицейский. Пэми подняла лампу, и по стенам вновь заплясали мрачные тени. Полицейский опять указал пальцем. — Что у вас там — сортир?

— Да, сэр.

Дверь ванной, разумеется, была снята. Полицейский махнул рукой, приказывая Пэми внести лампу в маленькое разгромленное помещение. Остановившись в дверях, он наморщил нос.

— Как можно жить в таком гадюшнике?

— Не знаю, сэр.

— Возвращайся в гостиную.

Неся в руках лампу, Пэми вернулась вслед за полицейским в комнату, и тот уселся в кресло — кресло Пэми, не Раша, — вытянув ноги и засунув большие пальцы за пояс.

— Куда ушел брат Раш?

— Я не знаю, право, не знаю. — Пэми оставила попытки говорить по-американски. В конце концов чему быть, того не миновать.

— Глупая сучонка, — беззлобно проворчал полицейский. — Если ты мне поможешь, я не останусь в долгу.

Уродливая челюсть Пэми шевельнулась. Он предлагает ей спасение — конечно, ненадолго, но больше ей рассчитывать не на что, — он открывал перед ней дверь, но она не могла войти.

— Не знаю, — всхлипнула Пэми. — Я не знаю, куда ушел Раш. Неужели из-за этого мне придется вернуться в Африку? Раш никогда не говорит мне… со мной вообще никто никогда не разговаривает! Неужели вы настолько глупы, чтобы задавать мне вопросы? Я вообще ничего не знаю!

Ее протест не произвел на полицейского ни малейшего впечатления. Он вперил в Пэми желчный взгляд и процедил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что я с тобой сделаю, если ты посмеешь еще раз повысить на меня голос!

Пэми моргнула. Стекло лампы в ее руках тихонько потрескивало.

Полицейский кивнул.

— Поставь лампу на стол, а то обожжешься, — сказал он.

— Да, сэр. — Пэми поставила лампу на стол. Спокойный тон полицейского несколько поубавил ей страхов, и девушка принялась размышлять. — Может быть… — протянула она, — …может быть, Раш ушел к той женщине.

Полицейский вскинул брови.

— К женщине? Уж не хочешь ли ты сказать, что у него есть еще шлюхи?

— Нет, сэр. Не знаю, сэр. Во всяком случае, с таким именем — нет.

— С таким именем, говоришь? — озадаченный ее словами, полицейский сердито посмотрел на Пэми. — Что ты имеешь в виду? Какое еще имя?

Пэми вновь ударилась в панику. Она забыла имя! Потрясая перед грудью сжатыми кулаками, Пэми лихорадочно припоминала.

— Э… э… минутку… О! Сьюзан!

Полицейский вытащил большие пальцы из-за ремня и подался вперед, положив мясистые ладони на стол.

— Сьюзан? А фамилия?

— Не знаю! Он только сказал «Сьюзан», а потом ушел. А у меня нет знакомых по имени Сьюзан!

— Все ясно, — более спокойным тоном отозвался полицейский, жестом велев Пэми умолкнуть. Потом он окинул ее пристальным взглядом и спросил: — Может быть, Кэрриган?

Точно!

— Да, сэр! — с громадным облегчением воскликнула Пэми. — Вы ее знаете! Вы все знаете!

— Кабы так… — пробурчал полицейский и откинулся на спинку кресла, положив одну руку на колено и подняв другую, чтобы потереть подбородок. Поразмыслив, он сказал: — Ну что ж, Пэми, давай-ка одевайся.

Пэми уставилась на него и спросила:

— Зачем?

— Я забираю тебя с собой. А ты как думала?

— Я помогла вам!

— Маловато, Пэми. — Он пожал плечами и добавил: — Не усугубляй свое положение. Одевайся.

Пэми уже знала, что она сделает в следующее мгновение.

— Можно взять ее с собой? — спросила она, указывая на лампу.

— Бери, — отозвался полицейский, вытягиваясь в кресле.

Пэми шагнула вперед, схватила лампу и швырнула ему в лицо. Руки полицейского дернулись, но было уже поздно. Стекло раскололось, пылающий керосин разлился по его телу, а Пэми юркнула в дверь и была такова.

Она стремглав неслась по лестнице, вспоминая задним числом, что объятое огнем тело полицейского даже не шевельнулось, словно он заранее знал, что предпримет Пэми.

Она бежала по Сто двадцать первой улице — босая, в одной майке, без сумочки и денег, а сзади разгорался пожар.

Сьюзан!

Огонь пожирал стол, пол и тело, но я продолжал сидеть, размышляя о том, что все это значит. Видимо, я слишком долго крутился вокруг Сьюзан Кэрриган, так что какой-нибудь демон заметил нас и донес своему хозяину, а тот отправился к ней разнюхать о моих планах.

Как он поступит? Он не причинил Пэми вреда, только держал ее при себе и ждал, когда я за нее возьмусь. Может, он сделает то же самое и со Сьюзан? Или решит, что пришло время действовать?

Я не должен забывать о ничтожной роли Сьюзан в моем замысле. Сьюзан — это лишь наживка, призванная вывести на сцену Григория Басманова. Если наживку можно использовать дважды — что ж, тем лучше. Если Сьюзан сумеет отвлечь внимание дьявола от моих действии — что ж, это еще лучше. Да.

Я не должен забывать о том, что даже при самых благоприятных обстоятельствах жизнь Сьюзан — лишь краткое мгновение в моей жизни. Ей осталось жить не дольше, чем всей планете, — от силы неделю-другую. Какая разница, если ее жизнь окажется еще короче? Что значит жизнь Сьюзан в бесконечном течении времени?

Я не должен забывать о том, что пламя прорвалось сквозь пол и населяющие этот дом существа уже бегут от пожара, спасая свои жизни, что сидящее в этом кресле тело уже проваливается сквозь прогоревшие доски и падает в горячем дыму с третьего этажа на первый, а на темных улицах уже завывают пожарные сирены.

Я должен помнить все.

Она спит. Почти невесомый, я сижу у нее на груди, почесывая когтями свои задранные колени, я чувствую аромат ее дыхания и ее тела. Она только что переспала с мужчиной, в ее теле, мыслях и постели воцарились мир и покой. Я прикасаюсь к ее снам своими мыслями, и она начинает постанывать. Она чувствует мое прикосновение, ощущает мое тело, которое легче перышка, она боится.

Это существо не похоже на Пэми. Я нарежу его тонкими ломтями, и оно откроет мне свои тайны. Оно скажет все. И этот святоша уже никогда не сможет воспользоваться его услугами.

Я вонзаю когти в ее грудь. Она открывает глаза. Она видит меня. Она начинает кричать.

23

«Уж лучше бы я остался в Нью-Джерси», — подумал Фрэнк. Патрульная машина по-прежнему маячила в зеркальце, преследуя его. Полицейские не предпринимали никаких действий. Просто ехали следом.