Любовь в полдень - Лиза Клейпас

А в следующий момент произошло страшное: Камелот потерял равновесие и начал падать.

Время остановилось. Огромная тяжелая масса перевернулась, и хрупкая фигурка Беатрикс оказалась внизу.

Как это неизменно случалось в сражениях, Кристофер перестал думать и отдался на волю инстинктов — природа сама диктовала немедленные действия. Он ничего не слышал, лишь чувствовал, как горло напряглось в хриплом крике, а тело невесомо перелетело через ограду.

Беатрикс тоже действовала инстинктивно. Как только конь начал опрокидываться, она ловко вытащила из стремян обутые в сапоги ноги и с силой оттолкнулась от седла. Она упала на землю и перевернулась раз, другой, третий, в то время как жеребец рухнул всего лишь в нескольких дюймах от отважной наездницы.

Пока Беатрикс лежала неподвижно, обезумевшее животное билось, пытаясь встать на ноги. Копыта молотили по земле с сокрушительной силой. Кристофер поднял любимую на руки и отнес к противоположному краю загона, а Лео бесстрашно приблизился к разъяренному жеребцу и каким-то чудом сумел схватить повод.

Кристофер уложил невесту на землю и принялся старательно ощупывать и осматривать, проверяя, нет ли повреждений: провел ладонями по рукам и ногам, исследовал пальцами каждый сантиметр головы. Беатрикс дышала тяжело, со свистом.

Наконец она открыла глаза и недоуменно прищурилась.

— Что случилось?

— Лошадь взбрыкнула и упала, — хрипло ответил Кристофер. — Скажи, как тебя зовут?

— Почему ты спрашиваешь?

— Имя, — сурово приказал он.

— Беатрикс Элоиза Хатауэй. — Она посмотрела круглыми синими глазами. — А теперь, когда мы выяснили, кто я… скажи, кто ты такой?

Глава 20

Кристофер взглянул так испуганно, что Беатрикс фыркнула и озорно сморщила носик.

— Шучу, честное слово. Отлично знаю, кто ты. Все в порядке, не беспокойся.

За плечом Кристофера Лео покачал головой, предупреждая об опрометчивости несвоевременного легкомыслия, и красноречиво провел пальцем поперек горла.

Она слишком поздно поняла, что шутить не время. Событие, которое в их семье послужило бы хорошим поводом для смеха, привело Кристофера в неописуемую ярость.

Он смотрел полными гнева глазами и — о, ужас! — оказывается, дрожал от страха и волнения.

Сразу стало ясно, что юмор сейчас вряд ли уместен.

— Прости… — начала она смиренно.

— Я просил больше никогда не садиться на эту лошадь и не пытаться ее объезжать! — зло рявкнул Кристофер. — И ты обещала!

Беатрикс внезапно обиделась. Она давно привыкла поступать по собственному усмотрению. Ну а что касается падения… ничего не поделаешь, происшествие далеко не первое и скорее всего не последнее.

— Ты не говорил конкретно об этом случае, — рассудительно возразила она. — Просто просил не подвергать себя опасности. По-моему, здесь никакой опасности нет.

Странно, но веский довод не успокоил, а лишь еще больше рассердил.

— Если принять во внимание то обстоятельство, что несколько минут назад Камелот едва тебя не расплющил, как сдобную булку, то ты глубоко заблуждаешься.

Беатрикс, однако, твердо решила одержать победу в принципиально важном споре.

— В любом случае обещание вступает в силу только после свадьбы. Кажется, пока еще мы не женаты.

Лео в отчаянии прикрыл глаза рукой, снова покачал головой и предпочел отвернуться.

Кристофер, в свою очередь, пронзил невесту уничтожающим взглядом, открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же снова закрыл. Без единого слова он встал с колен и широким, размашистым шагом направился к конюшне.

Беатрикс села и с раздраженным недоумением посмотрела вслед.

— Он собирается уехать.

— Похоже на то. — Лео подошел к сестре, подал руку и помог встать.

— Кто позволил ему уйти в разгар ссоры? — возмутилась Беатрикс, короткими сердитыми движениями отряхивая пыльные бриджи. — Нельзя же просто развернуться и все бросить, надо довести выяснение отношений до конца.

— Если бы он остался, радость моя, — невозмутимо ответил Лео, — мне непременно пришлось бы отдирать его руки от твоей шеи.

Разговор прервался: оба молча смотрели, как Кристофер выехал из конюшни и пустил лошадь легким, грациозным галопом. В седле он держался невыносимо ровно и всем своим видом напоминал безупречно отточенное лезвие ножа.

Беатрикс покаянно вздохнула.

— Нехорошо получилось. Я пыталась отстоять независимость, а о его чувствах вовсе не подумала, — признала она честно. — Когда жеребец перевернулся, Кристофер, наверное, отчаянно за меня испугался.

— Наверное? — язвительно переспросил Лео. — Да на нем лица не было! Теперь у парня неизбежно начнется черная полоса — иначе эти припадки и не назовешь.

. — Я должна сейчас же пойти к нему.

— Сначала переоденься.

— Ради всего святого, Лео, только один-единственный раз!

— Никаких исключений, дорогая. Я хорошо знаю своих сестер. Дай вам палец, так вы руку откусите. — Он откинул назад ее рассыпавшиеся спутанные волосы. — И еще… не смей ходить одна.

— Мне не нужна дуэнья. Это скучно.

— Представь себе, функция дуэньи заключается именно в том, чтобы подопечной было скучно.

— Знаешь, в нашей семье любому, кто вызовется сопровождать, дуэнья нужна еще больше, чем мне.

Лео собрался возразить, однако лишь безнадежно махнул рукой. Происшествие само по себе удивительное: трудно было вспомнить хотя бы один-единственный случай, когда лорд Рамзи не сумел найти достойного возражения.

Подавив улыбку, Беатрикс побежала к дому.

Кристофер простил невесту еще в дороге, даже не успев доехать до дома. Он понимал, что Беатрикс привыкла к неограниченной свободе, а потому сопротивлялась любым ограничениям ничуть не меньше своего дьявольского жеребца. Чтобы приучить будущую супругу к новым условиям, потребуется время — это он знал давно.

Но потрясение оказалось настолько серьезным, что не оставило на размышления ни времени, ни сил. Она слишком много для него значила. Нет, не так: в ней заключалась вся его жизнь. Душа не выносила даже мимолетной мысли о том, что с любимой может произойти нечто опасное. Шок при виде смертельной угрозы жестоко давил, неодолимая смесь ужаса и ярости взорвалась в душе и оставила после себя хаос. Нет, даже не хаос, а нечто более страшное: мрак. Серый, вязкий, глухой туман поглотил и уничтожил все звуки, все чувства, Сознание едва удерживалось в теле; казалось, одно неосторожное движение, и мир окончательно померкнет.

Подобная неестественная отчужденность время от времени угнетала его и на поле битвы, и в госпитале. Состояние не поддавалось ни прогнозам, ни лечению; оставалось одно: терпеливо ждать избавления.