Русская история - Сергей Платонов

Но главным поприщем Голицына была дипломатическая деятельность. Враждебное отношение Москвы к Турции и татарам не прекращалось, хотя в 1681 году и было заключено перемирие на двадцать лет. Турция была в то время в войне с Австрией и Польшей, и Польша искала союза с Россией против Турции. Польский король Ян Собеский, деятельный враг турок, очень рассчитывал на русскую помощь и очень желал привлечь Москву к австро-польскому союзу. Но Москва, с самой Польшей находясь только в перемирии, соглашалась подать помощь лишь по заключении вечного мира. В 1686 году Ян Собеский согласился на вечный мир, по которому навеки уступил Москве все, что она завоевала у Польши в XVII веке (важнее всего Киев). Этот мир 1686 года был очень крупною дипломатическою победою, которою Москва была обязана В.В. Голицыну. Но по этому миру Москва должна была начать войну с Турцией и Крымом, ей подчиненным. Решено было идти походом на Крым. Поневоле принял Голицын начальство над войсками и сделал на Крым два похода (1687–1689). Оба они были неудачны (только во второй раз, в 1689 году, русские успели дойти через степь до крымского перешейка, но не могли проникнуть далее). Не имея военных способностей, Голицын не мог справиться с трудностями степных походов, потерял много людей, возбудил ропот войска и навлек со стороны Петра обвинение в нерадении. Впрочем, до низвержения Софьи ее правительство старалось скрыть неудачу, торжествовало переход через степи к Перекопу как победу и осыпало наградами Голицына и войска. Но неудача была ясна для всех; ниже увидим, что Петр воспользовался ею и оставил в покое Крым в своем наступлении на юг.

Такова была внешняя деятельность правительства Софьи. Государственные вопросы развивались своим чередом; семейная вражда в то же время шла своим чередом и сплеталась с другими обстоятельствами общественной жизни в очень сложные комбинации общественного движения в Москве.

Правила делами одна часть царской семьи, власть которой воплощала в себе Софья. Она знала, что в другой части царской семьи первым человеком была царица Наталья. Обе женщины враждовали друг против друга, сильно и сознательно вдохновляли ненависть к врагу и своих близких. Одна (Софья) жила настоящим, знала, что власть ее падет скоро, с совершеннолетием Петра, и не желала этого. Другая (Наталья Кирилловна) была лишена власти, была в опале и знала, что скоро сын возвратит ей надлежащее место во дворце; все ее надежды были в будущем. Семейная вражда породила две враждебные партии людей, связавших себя с той или другой частью царской семьи и враждовавших из-за влияния, из-за карьеры и личного возвышения. Эта борьба была уже не семейной, но политической враждой. Личное чувство любви поставило Голицына около Софьи, он не чувствовал ненависти к Нарышкиным, но сознание, что они считают его своим врагом и в будущем не пощадят, заставляло его в отчаянии желать вслух смерти царицы Натальи. Но сначала и до конца он не был активным участником борьбы, стоял далеко не в центре политических интриг. Вел интригу Шакловитый, человек безнравственный и злобный, службою Софье строивший свою личную карьеру. Шакловитый спокойно выражал сожаление, что не все Нарышкины побиты в 1682 году; он старательно стремился поправить такую ошибку и, при случае уничтожив врагов, укрепить Софью на престоле, а себя на службе. И много лиц думали, как он, помогая Софье, устроиться самим. На противоположной стороне, у Натальи Кирилловны, было не меньше друзей. Во главе ее партии стояли два человека: брат царицы Лев Кириллович Нарышкин, сдержанный, умный, но малообразованный и не привыкший к широкой деятельности человек; князь Борис Алексеевич Голицын, дядька (то есть воспитатель) Петра. Это был человек, по образованию мало уступавший своему двоюродному брату князю В.В. Голицыну. Не уступал он ему и умом, и общей нравственной высотой, но он был жертвою грустной привычки – пьянства. Бояре в ссоре упрекали его, что он «весь налит вином», в народе шел говор, что князь Борис «и государя (то есть Петра) пить научил». Слабость эта много мешала ему и в жизни, и в службе; однако, охраняя интересы Петра против Софьи, князь Борис явился боевым руководителем партии Нарышкиных и доставил Петру победу в последнем столкновении 1689 года. Партия Нарышкиных, как и партия Софьи, имела многих приверженцев во всех слоях общества, даже среди бывших помощников Милославских – стрельцов. И чем ближе подходило время совершеннолетия Петра, тем более примыкало к партии Нарышкиных дальновидных людей, предвидевших, в чью пользу разрешится семейно-политическая борьба.

Но рядом с политической борьбой в Москве в то время шла борьба религиозная: появилось еретическое мнение, что пресуществление святых Даров совершается за литургией не во время молитвы иерея, призывающей святого Духа, а во время произнесения слов Христа («Приимите, ядите...»). Это католическое мнение, появившееся в Малороссии под польским влиянием, было принесено в Москву известным С. Полоцким, затем поддерживалось его учеником, русским ученым монахом Сильвестром Медведевым и теми русскими, которые получили образование в южнорусских школах. Шумные споры, шедшие в Москве об этом предмете при патриархе Иоакиме (1674–1690), перешли и в литературу. С. Медведев написал в защиту своей «хлебопоклоннической ереси» книгу «Манна». В ответ на нее представители православия, греки братья Лихуды, написали книгу «Акос». За этими трудами явились и другие. Богословский спор окончился только в 1690 году церковным Собором, осудившим ересь, и гонением на малорусских ученых, которые спешили уехать из Москвы. Следя за развитием этого богословского спора, мы замечаем, что представители ереси (С. Медведев и др.) очень близки к царевне Софье, воспитанной в их же духе, к В.В. Голицыну и другим лицам стороны Милославских. Близость к правительству даже помогает еретикам распространять свои взгляды. Напротив, православный патриарх стремится опереться в борьбе с ними на сторону Петра. Ересь только тогда подвергается церковному осуждению, когда власть с 1689 года переходит к Нарышкиным. Таким образом, различные религиозные направления примкнули в своей борьбе к готовым политическим партиям и в них искали себе опоры. С. Медведев поэтому пострадал одновременно и как еретик, и как политический преступник, приверженец Софьи. Спор о пресуществлении привлек внимание не только русского общества, но и католической иерархии. Желая торжества ереси, католичество послало в Москву своих представителей-иезуитов, которые высматривали положение дела, готовясь воспользоваться в своих целях всяким удобным случаем. В Москве – вероятно, их стараниями – появились католические книги. Князь В.В. Голицын дружил с иезуитами и старался добыть им позволение жить постоянно в Москве. Трудно сказать в точности, каковы были надежды католичества, но нет сомнения, что католическая пропаганда цеплялась за сильнейшую партию 80-х годов XVII века, имея виды на Россию. В то же время юноша Петр подпал иноземному влиянию совсем иного сорта. Далекий от богословских тонкостей, он был враждебен католичеству, не интересовался протестантским богослужением, но увлекался западноевропейской культурой в том ее складе, какой сложился в протестантских государствах. С падением Софьи католические попытки пропаганды на Руси пали; иезуиты были прогнаны из Москвы, а с реформой Петра протестантская культура стала широко влиять на Русь.

Так рядом с борьбой семейной, политической и церковной в конце XVII века разрешился вопрос о форме влияния на Москву западноевропейской культуры. Разрешили его те влияния, под которыми Петр находился в годы отрочества и юности. Посмотрим на первые шаги этих влияний.

В детстве, как мы видим, Петр не получил никакого образования, кроме простой грамотности и кое-каких исторических сведений. Забавы его носили ребячески-военный характер. Обстановка жизни сообщила ему несколько тяжелых впечатлений. Будучи царем, он в то же время находился под опалой с десяти лет и с матерью должен был жить в потешных подмосковных селах, а не в Кремлевском дворце. Такое грустное положение лишало его возможности получить правильное дальнейшее образование и в то же время освобождало его от пут придворного этикета. Не имея духовной пищи, но имея много времени и свободы, Петр сам должен был искать занятий и развлечений. Можно думать, что мать никогда не стесняла любимого единственного сына и что воспитатель Петра князь Борис Голицын не следил за каждым его шагом. Мы не видим, чтобы Петр особенно подчинялся материнскому авторитету в своих вкусах и занятиях, чтобы Петра занимали другие. Он сам выбирает себе товарищей из тесного круга придворных и дворовых служителей царицына двора и сам с этими товарищами ищет себе потех. Отрочество Петра отмечено самодеятельностью, и эта самодеятельность шла в двух направлениях: 1) Петр предавался по-прежнему военным забавам; 2) он стремился к самообразованию.