Русская история - Сергей Платонов

В первое время царствования Феодора московское правительство всецело было поглощено внешними делами – вмешательством турок в малороссийские дела и беспорядками в самой Малороссии. С большими только усилиями удалось (в 1681 году) удержать за собой новоприобретенный край. И благодаря таким внешним осложнениям во внутренней деятельности правительства при Феодоре не заметно никакого почти движения до последних лет его царствования. Зато в самом его конце под влиянием новых любимцев царя оживилась эта внутренняя деятельность и оставила по себе несколько любопытных мер и проектов.

В самые последние дни царствования Феодора Алексеевича был, например, составлен проект высшего училища, или так называемой Греко-латинской академии. Он возник таким образом: с Востока в Москву приехал монах Тимофей, сильно тронувший царя рассказом о бедствиях греческой церкви и о печальном состоянии в ней науки, так необходимой для поддержания на Востоке православия. Это подало повод учредить в Москве духовное училище на тридцать человек, начальником которого был сделан сам Тимофей, а учителями – два грека. Мыслью этого предприятия было, таким образом, поддержание православия.

Но этим небольшим училищем не довольствуются – и вот появляется проект академии, характер которой выходит далеко за пределы простой школы. В ней должны были преподаваться грамматика, пиитика, риторика, диалектика и философия – «разумительная», «естественная» и «правая». Учителя академии должны были все быть с Востока и, кроме того, с ручательством патриархов. Но этим еще не исчерпывалась задача академии – академия должна была следить за чистотою веры, быть орудием борьбы против иноверцев, из нее должны были выходить апологеты православия, ей присваивалось право суждения о правоверии всякого – и иноземца, и русского. «Московская академия по проекту царя Феодора, – говорит Соловьев, – это цитадель, которую хотела устроить для себя православная церковь при необходимом столкновении своем с иноверным Западом; это не училище только, это страшный инквизиционный трибунал. Произнесут блюститель с учителями слова „виновен в неправославии” – и костер запылает для преступника». Нужно заметить, что академия была учреждена после смерти Феодора и первыми ее учителями были вызванные с Востока ученые – братья Лихуды (Иоанникий и Софроний).

Другим замечательным актом царствования Феодора было уничтожение местничества. В конце 1681 года в Москве были собраны две комиссии: одна состояла из выборных от служилого сословия и была призвана с целью обсуждения лучшего устройства военных сил, или, как сказано в указе, «для устроения и управления ратного дела», а другая состояла из выборных от тяглых людей и занималась выработкой новой системы податей.

Этот съезд выборных давал полный контингент для Земского собора, но комиссии тем не менее не соединялись в Собор ни разу и заседали в разное время. Тяглая комиссия кончилась ничем, хотя показала лишний раз неудовлетворительность податной системы Московского государства и дала собой лишний прецедент Петру Великому при замене поземельной подати подушным окладом. Служилая комиссия, напротив, имела важные последствия: кроме того, что ею были проектированы различные реформы в военном устройстве, выборные люди в свох работах пришли к мысли подать государю челобитье об уничтожении местничества. По этому поводу 12 января 1682 года государь созвал торжественное собрание духовенства, Думы и выборных придворных чинов для обсуждения челобитья и уничтожения мест. Может показаться странным с первого раза, почему в заседании участвовала не служилая комиссия, а только выборные высших чинов, но дело в том, что, во-первых, государь знал из самого челобитья мнение комиссии относительно этого вопроса, а во-вторых, именно в высших слоях местничество и было крепко; высшие слои преимущественно практиковали его и были наиболее заинтересованы в вопросе об уничтожении этого обычая. На вопрос царя о местничестве духовенству патриарх отвечал: «Аз же и со всем освященным Собором не имеем никоея достойные похвалы принести великому вашему царскому намерениию за премудрое ваше царское благоволение». Бояре же и придворное дворянство сами просили уничтожить места – «для того в прошлые годы во многих ратных посольствах и всяких делах чинились от тех случаев великие пакости, нестроения, разрушения, неприятелям радование, а между нами (служилыми) богопротивное дело – великие, продолжительные вражды». Руководствуясь подобными ответами, царь указал сжечь разрядные книги, в которых записывались местнические дела, и отныне всем быть без мест. На это собрание единодушно отвечало: «Да погибнет в огне оное богоненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и впредь... вовеки». Так передает Соборное уложение 1682 года об уничтожении местничества. Но еще за семьдесят-восемьдесят лет перед тем боярство очень крепко держалось за право местничества, а бояре говорили: «То им смерть, что им без мест быть». По какой же причине нарушился старый обычай без малейшего сопротивления со стороны тех, которые шли когда-то под опалу и в тюрьму, отстаивая родовую честь? Дело в том, что места были относительны; само по себе низкое место не бесчестило родовитого человека, «если только такие же места занимали с ним одинаково родовитые люди». Поэтому, чтобы считаться местами, надо было помнить относительную честь стародавних честных родов. Но в XVII веке родовитое боярство или повымерло (одними из знатнейших в то время считались князья Одоевские, которые в XVI веке далеко не были родовиты), или же упало экономически (у некоторых из тех же Одоевских не было ни поместий, ни вотчин). Вследствие этого при частых пробелах в рядах боярства и при многих захудалых линиях считаться местами было очень трудно. Далее в счеты родовитой знати в XVII веке впутывается постоянное неродовитое дворянство, поднявшееся по службе благодаря упадку старого боярства (в 1668 году, например, из шестидесяти двух бояр и думных людей только двадцать восемь принадлежали к тем старым родам, которых предки в XVI веке были в Думе). Но хотя это новое дворянство и местничалось, однако оно вряд ли могло дорожить этим обычаем, для него было выгоднее заменить повышение с помощью местничества началом выслуги. Старое же боярство, затрудненное в своих счетах убылью и понижением своих членов, проигравшее на службе при столкновении с новыми, передовыми чинами московской администрации, равнодушно смотрело на частые отмены мест, которые постоянно бывали в XVII веке. Местничество практически становилось неудобным вследствие распадения старого боярства и именно поэтому теряло свою ценность для этого боярства, не приобретая живого смысла для новой служилой аристократии. Ключевский по этому поводу справедливо отмечает, что «не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI веке, а места исчезли, потому что умерло боярство и некому стало сидеть на них». В связи с уничтожением местничества тот же Ключевский ставит возникший при Феодоре так называемый проект устава о служебном старшинстве бояр. Этот проект впервые ясно выразил необычную в Московском государстве мысль о полном разделении гражданских и военных властей. С другой стороны, этот проект предлагал учреждение постоянных наместничеств (Владимирского, Новгородского и др.) и устанавливал строго старшинство одного наместника над другим. Однако все эти предначертания не были осуществлены, и замены родового старшинства (в местничестве) старшинством служебным (по должности) не последовало...

Время Петра Великого

Детство и отрочество Петра

Изучение первых лет жизни Петра имеет большую важность в том отношении, что позволяет нам понять, в какой обстановке развивался характер Петра, какие впечатления вынес Петр из своего детства, как шла его умственная жизнь, какие отношения сложились в нем к среде, его воспитавшей. Существует мнение, что бурное детство было причиной всех дальнейших резкостей в поведении Петра и вызвало в нем жгучее озлобление против старины, стоявшей помехою на его дороге. Далее мы увидим, что в этом мнении много правды. Сам Петр иногда с горечью отзывался о своих детских годах.

Петр был младшим сыном царя Алексея Михайловича. Царь Алексей был женат два раза: первый раз на Марии Ильиничне Милославской (1648-1669), во второй – на Наталье Кирилловне Нарышкиной (с 1671 года). От первого брака у него было тринадцать детей. Многие из них умерли еще при жизни отца, и из сыновей только Феодор и Иван его пережили. Оба были болезненными: у Феодора была цинга, Иван страдал глазами, заикался, был слаб телом и рассудком. Быть может, мысль остаться без наследников побудила царя Алексея спешить с вторым браком. Свою вторую жену, Наталью Кирилловну, царь встретил в доме Артамона Сергеевича Матвеева, где она росла и воспитывалась в обстановке реформационной. Увлекшись красивой и умной девушкой, царь обещал найти ей жениха и скоро сам присватался к ней. В 1672 году у них родился крепкий и здоровый мальчик, нареченный Петром. Рождение его окружено роем легенд, неизвестно когда развившихся. Говорили, что Симеон Полоцкий предсказывал еще до рождения Петра его великую будущность, что юродивый заранее определил, сколько он проживет, что в церкви дьякон, не зная еще о рождении Петра, в минуту его рождения возгласил о его здравии и т.д.