Морской ангел - Валерий Ковалев

Дим проделал то же самое и, водрузив на плечо молот, бесшумно пошагал за другом. Тот шел крадучись и внимательно вглядывался в лед, время от времени наклоняясь.

Минут через пять Петька замер, а затем предупреждающе поднял руку. Дим вгляделся. Чуть слева от них подо льдом темнело что-то вроде полена.

– Бей, – шевельнул губами приятель.

– Хэк! – мелькнул в воздухе молот, вверх взлетели осколки, и лед пошел трещинами.

– Е-есть, – оскалив зубы, заработал пешней приятель.

Потом, зацепив бородкой за бок, он вывернул на лед крупную, желтовато-серую в крапинку рыбу. Та сонно зевала ртом и валко шевелилась.

– Налим, – заблестел глазами Петька. – Кило на шесть потянет.

– Да, – присел на корточки Дим. – Не меньше.

После этого они сунули добычу в мешок и двинулись дальше. Второй оказалась небольшая щука, которую глазастый Морозов углядел в самом центре озерца, рядом с торчащей из-подо льда корягой. На этот раз лед оказался тоньше и пешня не понадобилась.

– Здесь все, – определив хищницу к налиму, заявил Петро. – Двинем к следующему.

Миновав полосу краснотала, друзья вышли к следующему, более обширному водоему, где вскоре добыли почти метрового усатого сома, щуку и еще одного налима. Потом везение прекратилось.

– Больше ничего нет, – сокрушенно вздохнув, сказал спустя пару часов Дим.

– Есть, – не согласился Петро. – Просто все остальные попрятались.

Дед Богдан остался весьма доволен уловом, а Надежда Марковна тут же занялась самой крупной из щук, собираясь ее поджарить. На следующее утро Петька с матерью, прихватив часть улова, уехали, и дни снова потекли спокойно и размеренно.

По утрам Дим помогал Богдану Захаровичу по хозяйству, во второй половине дня ходил на охоту или просто бродил в лесу на лыжах, вечерами они подолгу беседовали, а ночью Дим читал труды Яворницкого, погружаясь в историю козачества.

Как-то, когда они пошли с дедом Богданом на вторую рыбалку, Дим поинтересовался, в какой стороне Синельниково.

– Он бачишь, оти буераки, – показал рукавицей старик в сторону чередующихся, заваленных снегом оврагов. Якщо йты по ным, выйдэш прям на Синельниково. До нього вэрст пять будэ. А навищо цэ тоби?

– Да так, – пожал плечами старшина. – Просто интересно.

Зима пролетела незаметно.

В марте ударила оттепель, и начали таять снега, окружавшие хутор леса потемнели, а одним утром со стороны Днепра донесся едва слышный гул – там начался ледоход.

– Ну, ось и пэрэзымувалы, – перекрестился на него дед Богдан. А Дим с удовольствием принюхался. Пахнуло морем.

Апрель оказался ранним, вокруг все зазеленело, а в небе появились стаи птиц, летящие к речной пойме. В это время в душе старшины возникло смутное беспокойство – что делать дальше? За годы войны подолгу оставаться на одном месте он не привык, а сидеть на шее у Петькиной семьи не собирался. Действия определил случай, а потом все завертелось как в калейдоскопе.

Как-то в полдень, возвращаясь с утренней зорьки с тремя подвешенными к поясу утками, Дим увидел стоящую у дома заседланную лошадь.

– Не Петькина, – насторожился он, входя на усадьбу.

В хате, вместе с дедом Богданом, оказался средних лет бородатый человек, назвавшийся егерем из лесхоза.

– Так значить заихалы погостыть у наши миста? – поинтересовался он, ощупывая Дима глазами.

– Заехал, – ответил тот, сняв с плеча ружье и вешая его на стену.

– А сами звидкыля будете?

– Из Баку.

– Гм, – недоверчиво хмыкнул бородач. – Далэкувато.

– Та чого ты прыстав до людыны, Грыць? – вмешался хозяин. – Я ж тоби казав, цэ фронтовый друг Пэтра. Заихав навестить. Што непонятно?

– Та ни, цэ я так, – нахлобучив шапку, поднялся с лавки егерь. – Прощавайте, поиду дальше.

– Чорты його прынэслы, – проводил взглядом в окошко удаляющегося гостя дед Богдан. – Погана людына.

– В смысле?

– Усю окупацию ховався по хуторам. А колы повэрнулысь наши, занэмиг. И видкрутывся вид фронту.

– Ясно, – нахмурился Дим. – Чувствую, сообщит про меня куда надо.

– А цэ вряд ли, – стал набивать трубку старик. – Вин живэ як бирюк[134]. Тыхо.

После этой встречи Дим принял окончательное решение – уходить. И чем быстрее, тем лучше.

Когда в очередное воскресенье хутор на забрызганном грязью мотоцикле навестил Петька, Дим отвел его в сторону и рассказал все, а тот молча выслушал.

– Не бери в голову, – сжал кулаки. – Я щас съзжу к этому хмырю и поговорю. Будет молчать как рыба.

– Да нет, Петь, не надо, – положив руку другу на плечо, сказал Дим. – Погостил я у вас изрядно, пора и честь знать.

– А я сказал оставайся, – засопел носом Петро. – Если он, гад, что вякнет, шлепну! Ты меня знаешь!

– А ты меня, – наклонившись к нему, сузил глаза Дим. – Один раз по дури влипли, хватит. Так что – ша! Ты меня понял?

Побратим молчал.

– Я спрашиваю, понял?

– Да, – дернул кадыком Петька, повесив голову. – И куда же ты дальше?

– Не пропаду, – криво улыбнулся старшина. – Россия большая.

Потом обо всем сообщили деду (он было тоже стал препираться), но Дим ласково его приобнял:

– Так надо, Богдан Захарович.

Когда шар солнца наполовину скрылся за синеющими у кромки неба лесами, Дим с вещмешком за плечами, а с ним Морозовы и Черт, вышли за хутор. Там старшина крепко пожал руку Петру, деда Богдана расцеловал в обе щеки, а Черта потрепал по загривку. Все трое долго смотрели ему вслед. Пока не скрылся.

К Синельниково, по буеракам, Дим вышел спустя три часа и прислушался. Где-то у окраинных домов в сиреневых сумерках взлаивали собаки, за ними, чуть справа, изредка раздавались паровозные гудки. Поддернув сидор, старшина зашагал на их голос и вскоре вышел к железнодорожному узлу. Он змеился переплетением путей, чернел пакгаузами на платформах и светился фонарями вокзала. Несмотря на поздний час, жизнь там шла полным ходом. На перроне бурлила людская толпа (шла посадка на поезд), на второй путь прибывал второй состав, о чем гнусаво вещал голос из репродуктора.

– Слышь, браток, а куда этот состав? – обратился Дим к проходящему железнодорожнику в замасленной спецовке и с молотком обходчика.

– Известно куда, в Бердянск, – бросил тот на ходу, удаляясь.

«Так, это на Азовском море», – щелкнуло в голове, и старшина принял решение.

Спустя несколько минут он смешался со штурмующими вагоны, работая локтями, пробился к одному и под вопли прижатой к стенке тамбура проводницы был внесен внутрь, в холодный полумрак.

Переругиваясь и толкаясь, счастливцы занимали места на полках, пихали туда узлы с чемоданами, а пассажиры все прибывали.

В самом конце вагона наметанный глаз Дима заметил пустую багажную полку, он сразу же метнул туда вещмешок, а затем, встав на край нижней, ловко забрался в нишу. Потом устроил мешок в головах и с удовольствием вытянул ноги. Между тем гвалт в вагоне понемногу затихал, в воздухе поплыл запах махорки.