Гранд-адмирал. Том четвертый - Илья Сергеевич Модус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже на то, что здесь и слыхом не слыхивали про традиционное программирование медицинских дроидов, для которых страдание пациента — грубейшая и недопустимая ошибка.
Впрочем, вероятнее всего дроид говорит чистую правду, ведь их не программируют на ложь.
В тюрьме нет никакой жалости к заключенным.
Это же Кессель, откуда тут нормальный меддроид, если даже лазарет вырублен в толще скалы.
Томакс, сдвинув брови, поднял голову, еще раз оглядевшись.
Нет, догадка совершенно правильная — он не в лазарете.
Он в какой-то пещере, хотя, по темным концам тоннеля у его ног и легкому сквозняку, скорее всего это простая штольня в толще Кесселя.
Когда глаза привыкли к свету, майор пусть и с трудом различил у самых дверей силуэты охранников.
И в тот же момент на его лоб легла ледяная металлическая рука-манипулятор и с силой дроид вернул его в исходное положение.
— Не двигаться. Сейчас будет больно. К сожалению — не очень. Теперь тебе нужно расслабиться.
У этого дроида что-то не то с логикой программирования.
Зачем говорить про боль и просить расслабиться, если это наоборот…
Левая рука дернулась прямо под металлическими обручами, разразившись нестерпимой болью.
Томакс, хоть и знал что такое боль, не смог сдержаться от крика.
— Подбери свои биологические жидкости, заключенный, — тем же бесцеремонным тоном произнес дроид. — Я просто вправил твою руку в плечевой сустав.
Вот только Томакс, пусть и видел, что указанная конечность находится на месте, не чувствовал ее.
— Похоже ты ее доломал, — пожаловался он.
— Не страшно, — заявил «меддроид». — У тебя есть вторая.
А следом наступила такая боль, что бывалый майор потерял сознание.
* * *
Подполковник Тиерс вместе с эскортом, состоящим из десятка гвардейцев и Рукха (не говоря уже про два отделения штурмовиков 501-го легиона) провел меня и генерала Каина по административным помещениям тюремной конторы, хранившим следы пожара и разорения.
Эта часть здания была явно новой и утопленной ниже поверхности планеты.
Более толстые стены с армированным наполнением, взрывозащитные двери — это персональный бункер, который строился для того, чтобы выдержать любое нападение.
К сожалению, строители не думали, что атаковать этот объект будут бойцы полка «Ранкор», которым забыли сообщить, что эта часть административного комплекса — неприступное здание.
Мы прошли через широкий вестибюль в громадный кабинет, скорее похожий на зал, с высоченными окнами, выходившими на бесплодные пустоши Кесселя.
В отдалении маячили необъятные солончаки.
Гигантские хоботы газообогатительных фабрик выбрасывали в разреженный воздух порции кислорода, азота, углекислого газа, питая бледно-розовое небо, с трудом хранившее жизнь или подобие жизни на этой планете.
Мощные орбитальные экраны поглощали смертельно опасные дозы радиоактивного излучения и гамма-лучей, которыми выражала свои соседские чувства черные дыры.
Если бы не драгоценные спайсы, никто бы не стал жить не только на самом Кесселе, но и в этой системе в принципе.
Но опять же, есть нюанс.
Даже не один.
Там, за щитом смертельной радиации и гравитации находится секретная лаборатория Таркина, четыре звездных разрушителя, четыре легиона штурмовиков, экспериментальные технологии, научный персонал, который Таркин с педантичностью собирал и вскармливал десятилетиями.
Научный кладезь, который можно забрать…
Но не сейчас.
Потому что едва ли не каждый на той базе (за исключением отдельных личностей) является сторонником Нового Порядка и непременно переметнется, стоит только командующему тамошним гарнизоном, адмиралу Натаси Даале, узнать о том, что Палпатин жив.
Поэтому, вот оно, вроде бы — протяни руку и возьми, ан нет, придется ждать, пока Новая Республика соизволит уничтожить клона возродившегося Палпатина.
А последний так уж и не спешит о себе напоминать, используя в качестве передовых сил войска Имперских Осколков.
Логично с его точки зрения.
Раз он не призвал их в свои ряды на Биссе, то не особо доверяет.
Поэтому и не собирается жалеть.
Наоборот, выжмет из Осколков все соки, потом уберет правительство, поставит своих ставленников и разом захватит треть галактики.
Доминиона они пока что не касаются — но лишь по причине того, что мы отрезали метрополию от общей сети «ГолоНета», используя захваченный во время осады Корусанта обитаемый ретранслятор в качестве информационного хаба, который улавливает, но не пропускает в сеть Доминиона сигналы из другой части галактики, даже с планет периферии.
Да, громоздкая, и не эластичная система коммуникации, но иного на ходу не придумать.
Приходится с планетами периферии поддерживать контакты через выделенные частоты связи, через множество защитных устройств и программ.
Много неудобств, конечно, но, что поделать?
Тотальное «огораживание» приведет лишь к тому, что мы нарушим транспортные и логистические цепочки, порушив экспортную и импортную политику.
От которой мы по некоторым позициям зависим чуть ли не полностью.
Дверь, ведущая в заветный кабинет, оказалась выбита, да еще красовались многочисленные ожоги от бластерных попаданий.
Бойцам пришлось штурмовать последний бастион, ради того, кто ожидал сейчас внутри.
Мерзкое животное, которое, судя по подвешенному у правого дверного косяка замороженному в карбоните существу, имел привычки, весьма сходные с теми, какими наслаждался покойный Джабба Хатт.
Выставлять заклятых врагов на всеобщее обозрение…
Занятный способ проявить собственную гордыню и тягу к тщеславию, почерпнутую у того, кто обладал и волей, и необходимой силой.
Оказавшись внутри, я первым делом обратил внимание на массивный бочкообразный силуэт разумного, который стоял на коленях под охраной двоих гвардейцев.
— Морут Дул, — безошибочно опознал я по недавно виденной голограмме бывшего чиновника, а ныне — заправителя всего это вертепа, в который превратился Кессель. — Рад с вами, наконец-то, встретиться.
Без лишних слов Тиерс установил позади меня переносной стул, на который я и уселся.
— Т-т-траун? — выпучил глаза мой собеседник.
Морут Дул принадлежал к расе рибетов, приземистым голокожим существам.
Его ярко-зеленая окраска и эффектные рыжие пятна напоминали кольца червяков, разбегающихся по его лицу, груди и рукам.
Кожа его была сухой, однако настолько бархатистой и блестящей, что казалась покрытой слизью.
Его жилет наводил на воспоминания о чем-то древнеисторическом.
Его физиономия тряслась в непрекращающемся нервном тике, свидетельствующем о запущенной форме паранойи.
На длинных и толстых пальцах рибета сохранились рудиментарные присоски.
Выпученные глаза рибета походили на фонари с узкими вертикальными фитилями зрачков, — впрочем, один из них уже заволокло бельмом, отчего око походило скорее не на фонарь, а на недоваренное яйцо всмятку.
На уцелевшем глазу Дул носил механическое фокусирующее устройство, примотанное коричневой кожаной лентой.
Дул поковырялся с минуту в
