Две вечности. Асфиксия - Ананке Кейрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 15
С малых лет я любил игру «холодно-горячо». Мой старший брат Флинн частенько веселился, пряча игрушки в шкафах, а потом водил меня по всему дому. Игра была для меня сродни охоте за сокровищами; я считал себя самым счастливым ребёнком, когда слышал заветное: «Горячо! Жарко! Настоящая печка!», а потом находил спрятанную игрушку. С другой стороны, неудачные попытки и «холодно, мороз, бр-р, ещё чуть-чуть и полярный медведь появится» вызывали реки слёз и безграничное разочарование.
«Горячо» – это хорошая вещь, думал я. Там, где горячо, всегда уютно и светло. А там, где «холодно», наоборот, уныло и страшно. Не зря говорят: «холодно, как в могиле». И не просто так родительские объятия всегда такие тёплые.
У нас была большая семья: мама, папа, я, двое моих старших братьев и старшая сестра. Мы жили хоть и не душа в душу, но считались обычным крепким семейством. На выходные отправлялись за город и неизменно каждый вечер собирались за дружным обеденным столом.
Чаще всего я играл с Флинном, но и старшей сестре доставалось по полной.
– Тебе когда-нибудь надоест в неё играть? – спрашивала она, в отчаянии разводя руками.
– Нет!
Ответ у меня всегда был один и тот же, а выкрикивал его я так энергично, что у неподготовленных людей закладывало уши. Как сейчас помню тот наш разговор.
Сестра поморщилась, возведя очи горе, но сделала это без злобы. Она как раз добыла новый модный журнал и прикидывала, на какой аксессуар лучше потратить карманные деньги. Ей было всего четырнадцать, но она выглядела и вела себя куда взрослее сверстниц, всегда ухаживала за длинными тёмными волосами и подводила ресницы. Иногда мне чудилось, что у меня две мамы – второй косвенно являлась Джун.
– Ладно уж, давай сыграем, – сдалась она с притворным вздохом.
– Ура! Только прячь подальше, да? Да?
– Да-да, я помню, как ты любишь исследовать весь дом. Будь твоя воля, мы бы ещё и по городу ходили, пока ты ищешь свои сокровища.
Я даже не подозревал, что мама в то время играла в собственное «холодно-горячо», пытаясь понять, почему папа всё больше и больше от неё отдаляется. Так же, как я ходил по дому в поисках игрушек, мама искала причину его безразличия и отстранённости. Но, как бы она ни старалась, всё дальше и дальше уходила в сторону холода.
Папа ушёл из дома, когда мне только-только исполнилось пять. Он сказал, что нашёл новую любовь и больше к нам не вернётся. Узнав о его уходе, соседи принялись дружно успокаивать маму. Соседки любили её и ценили за врачебные навыки; она часто помогала сбить температуру у соседских детей и всегда знала, какие лекарства помогают от болей в пояснице.
– Ты ни в чём не виновата.
– Он ещё поплатится за своё предательство!
– Бог всё видит, не волнуйся.
Мама всё равно попыталась помириться с папой и заставить его одуматься. Глупая затея, не понимаю, зачем она упорствовала. Примерно через месяц после папиного ухода, когда старшие дети были в школе, мама решила достучаться до него ещё раз. Они договорились встретиться в квартире, которую папа снимал, пока не найдёт новое пристанище. Как потом выяснилось, в этой же квартире он встречался с любовницей, но тогда мы об этом не знали.
Хоть им и предстоял серьёзный разговор, мама рискнула взять меня с собой. Мы поднялись в красивом лифте на четвёртый этаж; я не понимал, что затевается что-то серьёзное, и игрался, представляя, что кабина лифта – это космический корабль, несущий меня в глубины космоса.
Чем ближе мы подходили к двери в папину квартиру, тем сильнее мама нервничала. Наконец, и мне передался её страх. Уже не думая ни о космических кораблях, ни о космосе, я тихо шёл рядом с её ногой и настороженно смотрел по сторонам. Именно поэтому я начал подмечать детали, на которые бы не обратил внимания, витая в обычных детских фантазиях.
Подойдя к нужной квартире, мама на секунду застыла, но не стала звонить в дверной звонок; квартира оказалась не заперта. На пол коридора падала полоса света. Мама приоткрыла дверь, и мы вошли внутрь.
Меня испугала повисшая вокруг тишина. Но больше всего пугал холод. Нужно было сразу догадаться, что произошло нечто плохое. Ещё мне не понравился запах – стойкий и незнакомый, неприятный.
Какое-то время мы простояли в оцепенении, а потом мама резко дёрнулась и выпихнула меня в коридор.
Но я заметил. Я заметил всё. Резкий запах исходил от тёмной лужицы, вытекающей из комнаты. Рядом на стене можно было заметить веер брызг такого же чёрно-красного цвета.
И руку.
Я не разглядел остального тела, но рука была видна: тонкая кисть, несомненно, женская, измазанная кровью. В память врезались мельчайшие детали: изящные пальцы, красивее, чем у мамы; белая, обескровленная кожа, как у моего любимого мультяшного персонажа – доброго призрака; лак на ногтях вызывающего алого цвета, один ноготь вырван с мясом, остальные сломаны, лак на них немного облез…
Этот ноготь…
…Он лежал рядом, в зловонной кровавой луже.
Я не помню, как мы добрались до дома. Следующим отчётливым воспоминанием были папины похороны. Да, он тоже умер тогда в квартире. Точнее, его, как и его любовницу, убил ненормальный сосед. Негодяй был пьян и очень зол. Он даже не помнил, что сделал, когда его схватила полиция.
– Уа-а! Папа-а! – рыдал мой старший брат Оди, цепляясь за Джун.
Оди тогда исполнилось десять лет, и он всегда был очень добрым мальчиком. Смерть папы сильно его задела, и он плакал, не переставая. Он не понимал, что папина смерть была предрешена изначально.
– Тише, тише, – Джун гладила брата по спине. В строгом чёрном пиджаке и юбке она как никогда выглядела старше своих лет.
– Бери пример с младшенького, хорошо, Оди? – Флинн указал на меня.
Я стоял рядышком и теребил в руках любимого плюшевого мамонта. Может, в силу малых лет я не совсем осознавал происходящее, но похороны не сильно меня волновали. Я ещё не понимал, что он ушёл навсегда. Не понимал, почему и куда.
Однако вид могилы меня заинтересовал. Не думаю, что я воспринимал её иначе, чем огромную яму в песочнице, но помнил то самое утверждение – «холодно, как в могиле». От чёрного провала в земле и правда веяло морозом. Там, внутри, на самом дне, ещё холоднее. Настоящее царство льда, находящееся на максимальном расстоянии от места, где «горячо». Противоположность тепла.
Мама стояла рядом. Она тоже не плакала; наоборот, её