Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов - Пьер Гольбах

Легко заметить поразительное сходство между образом жизни этих фанатиков-евреев и первых христиан. Действительно, многие авторы полагают, что под именем терапевтов Филон хотел обозначить христиан. Таково было почти всеобщее мнение древних отцов церкви, которые имели возможность знать истинное происхождение своей собственной секты. К этим свидетельствам мы прибавим еще, что некоторые ученые предполагали, не без достаточного основания, что сам Иисус мог быть одним из этих ессеев, или терапевтов, который странствовал по Иудее, чтобы вербовать сторонников, и по примеру всех реформаторов вообразил, что кое-что изменил в установлениях секты. Все его нравственные заповеди, имеющие действительно монашеский характер, кажутся заимствованными из учения этих евреев-фанатиков, от которых он отличается лишь тем, что часто проявляет пренебрежение к субботе. Что касается его пристрастия к аллегориям, то это доказывается евангелием, и мы видим, что апостолы дали аллегорическое толкование всему Ветхому завету.

Есть все основания считать, что ессеи, или терапевты, скоро смешались с учениками Христа. Некоторые критики считали, что ессеи, жившие по соседству с Александрией, были обращены в христианство евангелистом Марком. Евсевий. История церкви, книга 2, глава 17. Наконец, надо полагать, что эти самые евреи без труда принимали религию Христа, столь сходную с их обычаями и взглядами. Это предположение подтверждается еще одним замечанием: в эпоху историка Иосифа Флавия были у евреев три секты - фарисеи, саддукеи и ессеи. Но после этого времени уже нет речи о ессеях. По всей видимости, они перестали так называться, поскольку они приняли христианскую религию.

Как бы то ни было, нет сомнения, что первые христиане в Иерусалиме во всем подражали образу жизни терапевтов, или ессеев. То были, по всем данным, настоящие монахи, которые имели все общее, постились, молились, непрерывно размышляли о писании, которое их вожди толковали аллегорически. Они пели гимны или псалмы, "пророчествовали", то есть кривлялись, плясали и произносили бессвязные речи, думая, что они вдохновлены духом господа. Таково было христианство в колыбели. И таково было, собственно говоря, начало монашества, целью которого было вернуть христиан к их первоначальным установлениям.

Эта честь выпала на долю египтянину по имени Антоний. Войдя однажды в церковь, он услышал евангельский текст, где Иисус говорит: "идите, продайте все свое имущество и раздайте нищим". Наш святой вообразил, что эти слова обращены к нему. Он немедленно поспешил выполнить это указание неба. Избавившись от всех преходящих благ, он удалился в пустыню, где дьявол, раздраженный его великодушным решением, послал ему тяжелые искушения, из коих отшельник, говорят, вышел победителем. Слух о его добродетели, то есть о его нелепом поведении, разошелся далеко и произвел огромное впечатление на горячие головы его соотечественников - египтян. Толпы людей направились к нему, чтобы найти под его руководством пути к совершенствованию. Из отшельника, каким он был до того, он превратился в аббата, то есть в духовного отца группы фанатиков, в основателя, вернее, восстановителя монашества на Востоке.

Скоро эта мания стала всеобщей. Христиане толпами покидали города, чтобы поселиться в пустыне. Некоторые из этих набожных дикарей жили отшельниками, отдельно друг от друга, другие жили общиной под руководством главаря и назывались кеновитами. Между ними завязалось соревнование в фанатизме. Каждый старался превзойти своих собратьев в постах, умерщвлении плоти, строгостях. Кто сумел удивить всех своими подвигами, выдумыванием остроумных способов самоистязания, на того смотрели как на чудо добродетели, а те, которые не могли достигнуть такой высокой степени совершенства, вздыхали, что не получили от неба таких чудесных способностей.

Воистину, при чтении житий этих благочестивых сумасшедших можно думать, что, подобно жонглерам, старающимся поразить толпу своими удивительными фокусами, наши святые устраивали турнир, в котором все наперебой старались вызвать к себе возможно больше удивления. Те, кто полюбопытствует прочесть подробно о сумасбродствах пустынников и отшельников, найдут отличное подробное описание их у Феодорита, епископа тирскою, у Палладия, в "Беседах" Касьяна, в "Житиях отцов-пустынников", опубликованных Арно д'Андильи. Из всех этих кающихся, память которых церковь чтит, никто не приобрел столько славы, как святой Симеон, по прозванию Столпник. Он покинул свой монастырь, где его мрачный характер создал ему множество врагов. Спустя некоторое время, желая какой-нибудь блестящей выходкой превзойти всех наиболее чтимых отшельников того времени, он вздумал поместиться на вершине горы в Сирии и провести свою жизнь на столбе высотой в тридцать шесть локтей, на котором он, как нас уверяют, пробыл сорок лет. Он стоял то на одной, то на другой ноге и делал столько непрерывных коленопреклонений, что некто пытавшийся сосчитать их, дойдя до двух тысяч, устал и бросил.

Нелепое поведение нашего святого создало ему колоссальную известность на всем Востоке. Верующие стекались толпами, чтобы видеть и слышать столь великого служителя бога. Его гордости, несомненно, льстило наблюдаемое с высоты колонны зрелище многочисленных паломников, прибывавших пешком, чтобы видеть его совершенства. Тщеславие вознаграждало его за старания и мучения, которые он причинял себе, чтобы поразить мир. Император Лев, полагая, что такой святой человек просветлен божеством, захотел узнать его мнение насчет решений Халкедонского собора. Наш монах ответил, что он одобряет этот собор. Он прожил 69 лет. После его смерти тело его было доставлено в Константинополь, где тот же император построил в честь его великолепный храм.

Строгости и бессмысленные выдумки таких благочестивых сумасшедших христиане во все времена рассматривали как несомненные признаки святости. По невежеству своему они не могли знать, что во всех странах на земле, даже в религиях, которые они считают самыми ложными, есть сумасшедшие, кающиеся или святоши, которые стараются выделиться самоистязаниями, чтобы вызвать удивление черни. Так, Индия дает нам в лице йогов примеры добровольной жестокости, которых христианские анахореты никогда не могли достигнуть. Эти идолопоклонники довели искусство самоистязания до такой степени совершенства, до какой христианство до сих пор не дошло. Одни подставляют постоянно свое обнаженное тело жгучим лучам солнца или укусам насекомых. Другие принимают обет непрерывно держать руки распростертыми. Иные заставляют подвешивать их головой вниз и раскачиваются над пылающим костром! Есть такие, которые укладываются живыми в гроб и воспринимают свет солнца через отверстие, которое служит для передачи им пищи. Другие, наконец, надевают на себя цепи с остриями, которые скоро превращают их тело в одну сплошную рану. Подобные безумства совершаются и в других языческих странах. Мы видим, что в Карнате, на Коромандельском берегу, благочестивые банианы массами бросаются под колеса тяжелой колесницы, везущей их идола, и убеждены, что эта добровольная смерть доставит им вечное блаженство. Китайские бонзы и татарские кающиеся не меньше выделяются своими благочестивыми безумствами и, как и христианские анахореты, приобретают уважение и пожертвования от набожных членов секты. Последние точно так же уверены, что эти искусные фокусники-люди, пользующиеся милостью неба и имеющие возможность с успехом использовать свое влияние для блага прочих смертных.

Эти фанатические представления христиан и язычников основаны, очевидно, на нелепых и оскорбительных понятиях о божестве. Они представляют себе его свирепым тираном, которому доставляет удовольствие наслаждаться отвратительным зрелищем человека, вечно погруженного в слезы и горе. Они воображают, что этот бог, которого они упорно называют бесконечно благим,-кровавый деспот, которого можно ублаготворить только кровью и которого раздражает благополучие и наслаждения его несчастных творений.

Эти противоречивые представления составляют главную основу христианской религии, предполагающей, что бог мог смягчиться только ценой невинной крови собственного сына. Но так как фанатик никогда не рассуждает и отнюдь не бывает последовательным, то наши сумасбродные святоши, признавая, что кровь, пролитая Христом, имеет бесконечную ценность и что ее больше чем достаточно, чтобы смягчить отца, вместе с тем думают, что бог этот требует еще крови тех, кого сын якобы уже омыл своею кровью. Их святое неразумие внушает им, что этому богу приятно медленное добровольное самоубийство его верных служителей. Наконец, их безумие и непоследовательность доходят до того, что они думают, будто эти бесполезные самоистязатели являются святыми, которых бог поддерживает своей благодатью, которым он дает силу и умение стать совершенно несчастными.