Пагуба - Сергей Малицкий

У ярмарки Лук попрощался с друзьями, объяснив им, что передумал заниматься выгребными ямами и поищет другой работы для своей пока еще целой лопаты, хотя бы перекопает кому-нибудь огород в ближайшей слободке. Затем Лук, прислушиваясь к разговорам и пересудам, ощупывая ткани и одежду, похлопывая по спинам гиенских лошадок в конском ряду, с удовольствием перебирая ножи в оружейном, двинулся между лотков и прилавков в глубь ярмарки. Через три часа, обрядившись в драный хурнайский халат и надвинув на лоб колпак, с раздувшимся от покупок мешком, он снял за пару медяков грязную каморку с земляным полом на первом этаже постоялого двора. Еще через пару часов, уже в сумерках, из узкого окна каморки выбралась стройная зеленоглазая девчонка, закутанная в купленную по дешевке, зачиненную цветастую шаль работы мастериц из Туварсы, и, слегка прихрамывая, направилась к самому большому трактиру Зены. На входе девчонку остановил стражник, но она, прокашливаясь, сунула ему настоящий хиланский медяк и, прикрывая губы платком и краснея от стыда, прошептала, что у нее больна матушка и нужны деньги на лечение. Денег нет, но она слышала, что приезжий бравый ловчий именем Ганк платит девственницам по серебряному за ночь с ним.

— Дура, — прошипел стражник, с ненавистью взглянув на окно во втором этаже трактира. — Обещает — еще не значит, что заплатит. А искалечит если? Тех, которые не девственницы, может, и не калечил, зато побил каждую. Кровью умылись. Да и нажрался он уже винища, не до тебя ему теперь.

— Матушка больна, — продолжала настаивать девчонка, пихая в ладонь стражнику еще три гиенские чешуйки.

— Была бы ты моя дочь… — скрипнул зубами стражник, но внутрь трактира нырнул.

Через минуту девчонка, окинув взглядом зал, в котором сидели несколько странных человек, никак не напоминающих глашатаев, но похожих на соглядатаев, стала вслед за хозяином трактира подниматься по лестнице.

— Сколько лет-то? — проворчал он, поднимая лампу у входа в комнату ловчего.

— Шестнадцать, — прошептала девчонка.

— Замуж бы тебе, красавица, — пробормотал трактирщик, оценив зеленые глаза и зачерненные густые ресницы. — Ну да не мое дело. Вроде пьян он сегодня, может, и не покалечит. Только деньги сразу требуй, а то потом не заплатит. Да и так, не уверен, что заплатит, но уж свою голову не приставишь. И вот еще что, лучше не кричи. Тут уже кричали. Никто не подойдет. Он и сам ревет как зверь, так что мы уже тут привычные.

Дверь открылась. Девчонка вошла внутрь и увидела, что на кровати сидит полуголый седой мужик, растягивая во все лицо довольную улыбку, и сама улыбнулась, не показывая улыбку под тканью.

— Ганк? — спросила она чуть слышно.

— Ганк, — расхохотался тот. — Помощник самого Далугаеша. Но не такой страшный, не бойся. Значит, говоришь, девственница? Ради такого дела не жалко и серебряный заплатить. Обманывать не буду. Ну иди сюда. Ну что смотришь? Спросить что хочешь? Иди же!

Ганк пьяно почесал отвисающий живот, рыгнул, поморщился, расставил руки, согнул их, показывая все еще крепкие мышцы.

— Видела? Рассказывать потом будешь… детям. Ну еще шаг сделай, еще. Видишь? Я совсем не страшный. Ну спрашивай, что ты хотела, спрашивай.

— Кто еще остался в живых в Харкисе в доме урая, кроме тебя, Эква и Далугаеша?

В этот вечер Ганк ревел громче, чем обычно. Но ревел недолго, да и понять нельзя было ни слова из того, что он изрыгал. Наверное, все-таки выпитое однажды должно было свалить и такого молодца. Зато девчонка вовсе не подала голос. Трактирщик даже подумал, что убил ловчий девку. Долго ли? Вроде и не совсем былинка, ступени поскрипывали, когда поднималась, а все равно дитя. Что ей надо, щелчка хватило бы, а тут здоровенный мужик, не каждая баба такого вынесет. Вон гулящие вовсе перестали появляться, некоторые, по слухам, так и совсем на время по слободкам и деревенькам разбежались.

Трактирщик решился войти в комнату Ганка только утром. Дверь оказалась не заперта, но лучше бы она была забита гвоздями. Увиденное едва не лишило трактирщика рассудка. Комната была залита кровью. Ганк сидел на полу, прихваченный веревками к кровати за шею. Суставы на ногах и левой руке его были перебиты, гортань рассечена. Уши Ганка были отрезаны и валялись тут же. На животе был вырезан ножом глаз. На полу кровью из рассеченного пальца ловчего было выведено неровными буквами имя — «Квен».

Той же ночью из Зены на крепкой гиенской лошади выехал молодой арува. Он миновал дозоры и посты стражи, что сделать было нетрудно, потому как все зенские улицы либо упирались в пристань, либо уходили в степь и перелески, к тому же большинство стражников продолжали нести дозоры в устье Натты. Молодой арува, который неплохо видел в темноте, оставил за спиной огороженные пастбища и поля и в двух лигах за последним дозором снова выбрался на дорогу в сторону Хилана. Руки его дрожали, хотя и отрезал уши, и вырезал глаз он уже на мертвом теле. И все-таки он что-то сделал не так. Хотя самообладание Луку изменило только в одно мгновение, когда, уже привязанный к кровати, с перебитыми суставами и гортанью, Ганк вдруг пьяно рассмеялся и прохрипел, что ему нечем писать. Он может написать имя еще одного уцелевшего при штурме дома урая, но ему нечем писать, может быть, парню, который переодевался девкой, достаточно знать имя? Ведь этого человека еще труднее испугать, чем Далугаеша. Лук покачал головой и протянул ему нож, и тогда ловчий с трудом поднял правую руку и провел пальцем по лезвию. Им он и вывел имя. А потом, не переставая смеяться, умер от повторного удара в горло.

Лук тяжело вздохнул, вытянул из мешка мех с водой и напился. Сейчас ему больше всего хотелось умереть. Умереть тихо и безболезненно, упасть с коня на мягкий и прохладный лесной мох, закрыть глаза и заснуть навсегда. Умереть, потому что жить и делать то, что сделал недавно, было невыносимо. Невыносимо и страшно. Страшно не только потому, что он убил еще одного человека, и не потому, что этот человек был мерзостью, а потому что оказалось, что даже мерзость может умирать достойно. Хорошо, что Нега этого не видела. И хорошо, что она не видела его с накрашенными ресницами, вдруг рассмеялся Лук, потому что подумал о том, что быть девушкой не так уж легко, как он предполагал раньше. Смех у него не получился. Лук снова глотнул воды, погладил по шее лошадку, выбор которой Курант, несомненно, одобрил бы, и тронул ее с места. За сотню шагов до перекрестка подал лошадь вправо, покидая пыльный тракт, развернул животное и послал через дорогу в прыжке. Затем поскакал мелколесьем, чтобы через половину лиги выбраться на проселок, ведущий мимо Араи к Ламену.

Глава 14

ХАРАВА

Тарп никогда не хотел выделиться. Еще когда он, как сын старого гвардейца, проводил немало времени на площади перед казармой, прыгал там с деревянным мечом, лазил по шестам, бегал по бревнам, светлоголового мальчишку с голубыми глазами приметил Квен. Приметил, подозвал, переговорил как со взрослым, оставил в покое, но продолжал присматриваться. Понравился тогда еще молодому воеводе паренек. Делал все лучше многих, но при этом старался остаться незаметным. Не увиливал от нагрузок, но и не хвастал победами. Всегда подавал руку побежденному, но в друзья не набивался. Даже когда разговаривал с Квеном, держал себя с достоинством и не только не произнес ни одного лишнего слова, но и ни одной глупости не вымолвил. К тому же Квен прекрасно знал отца парня и уж точно был уверен, что по отцовской линии никакой наследственной дури или мерзости тот перенять не мог.

Через полгода Квен вспомнил о юнце и снова пришел на него посмотреть. Увиденное ему понравилось. Парень явно прибавил в умениях и силе, но характером не изменился. Ни тени заносчивости или хвастовства не разглядел в нем воевода.

— Ты по-прежнему хочешь стать ловчим? — спросил его Квен.

— По-прежнему, — ответил Тарп.

— А не думаешь о том, что старшина ловчих Далугаеш может тебя покалечить? — прищурился Квен.

— Думаю, — вздохнул Тарп. — Придется потерпеть.

— А если я предложу тебе что-нибудь потруднее? — спросил Квен. — К примеру, стать моим помощником? Человеком, который способен выполнить самые трудные поручения? Человеком, который меня не предаст, на которого я всегда смогу положиться?

— Я готов, — кивнул Тарп.

— Нет, — усмехнулся Квен. — Пока еще не готов. Но будешь готов. И станешь моим помощником, если постараешься научиться многому, и в первую очередь держать язык за зубами.

Квен зачислил Тарпа в отряд стражи и приставил к нему Эппа. Вызвал к себе тогда еще старшину проездной башни и поручил его усилиям Тарпа. Сказал, что хочет, чтобы мальчишка сражался лучше Далугаеша и умел все то, что умеет сам Эпп. И добавил, что об умениях парня, коли такие отыщутся и разовьются, не должны знать даже его родители. Эпп тогда не стал ничего спрашивать. Он всегда все понимал без лишних слов. Старшина взял мальчишку за шкирку и повел в свой маленький двор, который, как и воевода, но сообразно собственным скромным доходам, выкупил возле северной башни уже тогда и который изнутри больше всего напоминал маленькую казарму и крохотный казарменный двор. В этом дворе Тарп и провел следующие семь лет.