Город без надежды (СИ) - Дементьева Марина

Всё это стало важным после, а в те минуты имела значение только кровь, растворённая в воде, и вновь вскипевшая на поверхности. Потянулись розовые струйки, лёгкие, как сигаретный дым... Сперва бледные и редкие, но вот уже вода сплошь окрасилась в один цвет. Кровь втекала в раны, возвращаясь в покинутое тело. А когда впиталась последняя капля, раны закрылись, не оставив никакого следа, даже прорех на одежде.

- Спасибо, - шепнула я всем тем, кто таял в отблесках нездешнего света. Они стирались, словно карандашные наброски, но я уже знала, что видеть не обязательно. От этого они не станут дальше.

- Виллоу?..

Кристиан недоумённо озирался, проводя руками по телу. Удивлялся тому, как легко дышится без пуль в груди.

Я протянула руку, прикосновением ладони стирая шрамы. Улыбнулась в широко распахнутые светлые глаза и потеряла сознание.

PARADISUS Любовь

Разлепляю ресницы и вижу смутно знакомую картину. Розоватый луч - то ли первый рассветный, то ли из последних закатных - отражается от перекрестья штатива возвышающейся надо мной капельницы. Немедленным откликом на этот удручающий вид приходит тошнота. Но, по крайней мере, крючки капельницы пусты, и катетер вынут из моей руки. На внутренней поверхности локтя остался аккуратно прилепленный пластырем ватный тампон.

Комната незнакома. Стены выкрашены в спокойный бежевый цвет, кажущийся где-то белым, где-то розоватым в нынешнем промежуточном освещении. У дальней стены стоит стеклянный стеллаж, доверху заполненный какими-то коробками и пузырьками.

Я лежу на передвижной кушетке с металлическими поручнями по бокам. Сбоку откатная тумба со сложными приборами; сейчас мониторы отключены, провода свёрнуты. Под головой восхитительно мягкая подушка, но спать я уже просто не могу. Чувство такое, будто проспала половину жизни, не меньше.

В голове - пустота, настоятельно требующая немедленного заполнения. Чувства, напротив, тотчас обостряются, точно в крови ещё разлит нерастраченный адреналин, но память запаздывает, скрывая в тумане всё, что предшествовало такому состоянию.

Поднимаю будто бы чужую, непослушную руку и протираю глаза от застывших соляных кристалликов. Осторожно двигаюсь, всем телом ощущая онемение, как после долгого сна. Состояние довольно сносное... и всё же странное. Впрочем, чего только мне не довелось пережить за последние месяцы, каким только испытаниям не подвергалось моё тело, и это ощущение было далеко не худшим. Следы от верёвок, покраснения и поджившие ссадины на руках свидетельствуют о том, что случившееся мне не привиделось - во-первых, и произошло не так давно - во-вторых.

Голосовые связки убеждают меня в обратном. Они явно довольно долго пребывали в бездействии. Или сорвала голос в водохранилище?

У боковой стены, под вливающимися внутрь из окон потоками света, так, что не сразу и заметишь из моего положения, стоит низкая скамья отвратительно казённого вида. Не более полутора метров в длину и даже отсюда ясно, что жёсткая, как доска. Уснуть на подобном ложе мог лишь человек, измотанный до такой степени, что для сна сгодится любая условно горизонтальная поверхность. И не сон даже, а скорее аварийный переход в режим сохранения энергии, как у долго работавшего на предельных мощностях устройства.

Ни малейшего движения, даже дыхания не слышно. От одного лишь взгляда на стеснённую позу, в особенности на неловко подвёрнутое плечо и свесившуюся до пола левую руку, всё тело ответно начинает ломить.

Пожалуй, что мёртвым Крис выглядел получше недавно ожившего. Привычный мне во всём аккуратный, с иголочки, Крис составлял разительный контраст с собой сегодняшним. От шрамов не осталось и следа, но, судя по неровной щетине, сомнительно, что он вообще удосужился хоть раз заглянуть в зеркало в последнее время... кстати, сколько прошло времени?

Очнувшиеся чувства откликаются во мне так сладко, что почти больно. Гляжу на него с замирающим изумлением, будучи не в силах постичь всю необъятность сбывшегося чуда. Да и нужно ли? Разве это не одна из вещей, которым следует оставаться за пределами постижимого? В конце концов, разве понять - это главное?

Сама себя не слышу, когда зову:

- Крис...

Инстинкты срабатывают прежде всего. Поначалу он, как и я, не понимает, где находится, но его замешательство длится не больше секунды. Оглядывается, будто с нами должен быть кто-то ещё, но этого человека нет поблизости, и Кристиан решается.

В следующее мгновение он оказывается рядом, напряжённо вглядываясь в моё лицо, словно на нём уже написаны ответы на терзающий его вопрос.

- Виллоу... - начинает хрипло и с заминкой продолжает: - Виллоу, ты помнишь меня?

Растерянно моргаю, но ответить удаётся почти весело:

- Тебя сложно забыть, Крис.

Его почти зримо отпускает тревога, но он не позволяет едва наметившемуся облегчению взять над собой власть. Крис останавливается в полушаге от меня, смотрит требовательно, с усталым прищуром.

- Раз так, ты в состоянии объяснить причины своего героического бегства. Ход твоих мыслей мне в целом понятен. Но хотелось бы услышать всё в твоём изложении.

Мне до чёртиков хочется обнять его, так, как обнимают дети: крепко-крепко, словно соревнуясь в силе. Обнять и уже никогда не выпускать из рук. И сказать наконец это истасканное, дурацкое, но такое необходимое "я тебя люблю". Но Кристиан с сумрачным вниманием ждёт ответа, и я вновь чувствую себя маленькой девочкой, сотворившей опасную выходку, не укладывающуюся в понимании беспокоившихся о ней взрослых.

Мой взгляд блуждает по окружающей обстановке и останавливается на откупоренной бутылке воды с торчащей из горлышка соломинкой. Крис перехватывает направление взгляда и молча протягивает мне бутылку. Жаль, но его заботливость не избавит меня от необходимости дать ответ. Напившись, усаживаюсь, навалившись на подушку.

Я знаю, что сделала, но по-прежнему чувствую за собой правоту. При том выборе, которым я располагала, я вновь и вновь поступала бы ровно так же. Вот только Кристиан, похоже, полагает, что я вовсе не должна была выбирать. Что ж, быть может, однажды сумею убедить его в обратном. И я прямо смотрю на него.

- Ну же, - непреклонно напоминает Кристиан.

И я честно собираюсь ответить, но вместо уже готовых слов со всей искренностью вырываются совершенно другие, какие-то детские. Может быть, Крису и достаёт выдержки после всего случившегося учинять мне этот допрос, но я-то вовсе не железная. И я протягиваю руку и касаюсь его взъерошенных каштановых волос.

- Ты такой растрёпанный...

Он на мгновение выходит из роли бесчувственного истукана и насмешливо хмыкает.

- Да что ты говоришь, - саркастично проворчал он. - Странно, что не седой. Я весь внимание, Виллоу.

Под испытующим взглядом я просто пожимаю плечами.

Я не связывала ему руки собою и отвела подозрение в нелояльности авторитету Водяного. И в итоге ему всё удалось. За эти два с небольшим месяца, наполненные... Даже представить не берусь, во что ему обошлись эти недели, и всё же... Будущее, о котором мы оба мечтали, получило шанс на воплощение. Это настолько очевидно, что и не требует озвучивания.

Главным мотивом для меня всегда оставалось это.

- Я хотела, чтобы ты жил.

И тогда Крис взорвался.

- Чтобы я жил? И как бы я жил, потеряв тебя? Потеряв... вас обоих?

Я уже открыла рот, чтобы ответить на его обвинение, и поэтому осталось только закрыть его, потому что никаких связных мыслей и тем более фраз не остаётся.

- Откуда ты?.. - выдыхаю в абсолютной растерянности.

С полминуты Крис молча смотрит с тем же замкнутым выражением и до меня наконец доходит, что за его ставящей в тупик отчуждённостью скрывается не злость на моё ослушание, а едва контролируемый страх, почти отчаяние.

Крис со вздохом уронил лицо в ладони. Голос его звучит глухо и монотонно сквозь преграду переплетённых пальцев.

- Ты не просыпалась четверо суток. Сто два чёртовых часа. С тобой всё было в порядке, но ты просто не приходила в сознание. Милен сделала все возможные анализы. - Кристиан поднял голову, обеими руками взъерошив и без того пребывающие в беспорядке волосы. Продолжил с неидентифицируемым выражением: - И сообщила мне важную новость. - Я продолжала потерянно молчать, и Крис заключил, прожигая меня взглядом: - Надеюсь, ты этого хотела.