Последний полицейский - Бен Уинтерс

Обычно дальше происходит следующее: дежурный принимает подозреваемого и уводит его в подвал, где снимают отпечатки пальцев и зачитывают арестованному права. Потом его обыскивают, фотографируют, переписывают и помечают ярлычками содержимое карманов. Ему предлагают государственного защитника, хотя люди вроде Эрика Литтлджона обычно вызывают частного адвоката, это разрешено.

Первый шаг по бетонной лестнице – по сути всего лишь очередная ступень долгого и сложного пути, начинающегося от трупа, обнаруженного в грязной уборной, и заканчивающегося правосудием. Так бывает при обычных обстоятельствах.

Мы задерживаемся в нескольких шагах от лестницы. Майкельсон опять торопит: «Тянучка!» – а Макконнелл спрашивает: «Пэлас?»

Я не знаю, что ждет Литтлджона после того, как я сдам его двум мальчишкам лет семнадцати или восемнадцати. Они скучающе глядят на нас и уже протянули руки, чтобы принять и спустить задержанного вниз.

Распорядок приема со времени «Акта о безопасности» несколько раз меняли, как и соответствующие законы штата. И я, честно говоря, не помню новых правил. Что там, в папке под мышкой у Ордлера? Какие еще новшества, кроме отмены уголовного расследования?

Я не задавался этим вопросом, не думал, что случится с предполагаемым убийцей после ареста. Честно, как перед Богом, я и не надеялся его сюда доставить.

А теперь… то есть разве у меня есть выбор? Вот вопрос.

Я смотрю на Эрика Литтлджона, он смотрит на меня. Я говорю: «Извините» и сдаю его дежурному.

Эпилог

Понедельник, 11 апреля

Прямое восхождение 19 27 43.9

Склонение 35 32 16

Элонгация 92.4

Дельта 2.705 а. е.

Я еду на велосипеде с десятью скоростями. Еду по омытой солнцем мостовой Нью-Касла, ищу Саламандер-лейн. Солнце то выныривает, то прячется за клочками облаков, теплый ласковый ветер пахнет солью, и я думаю – а что такого? И сворачиваю направо, съезжаю по переулку к воде.

Нью-Касл – очаровательный курортный городок. Сейчас не сезон, сувенирные лавочки заперты, но здесь есть и кафе-мороженое, и почтамт, и историческое общество. Здесь даже набережная есть, тянется примерно на четверть мили вдоль пляжа, а на песке загорают несколько счастливых отдыхающих. Пожилые супруги рука об руку, мамаша, перекидывающаяся надувным мячиком с сыном, подростки, взявшие разбег в надежде поднять в воздух большого коробчатого змея.

Дорожка от дальнего конца пляжа ведет обратно к городской площади, где зеленый газон окружает красивый бельведер из темного дерева, увешанный гирляндами и американскими флагами. Как будто накануне прошел городской праздник и скоро ждут нового. Несколько местных и сейчас еще бродят по площади, распаковывают медные духовые, переговариваются, пожимают друг другу руки. Я пристегиваю велосипед у переполненного мусорного бачка, набитого картонными тарелочками с объедками, к которым протоптали дорожки счастливые муравьи.

В Конкорде тоже вчера вечером проводили парад, даже запускали с баржи на Мерримаке фейерверк – искры величественно сверкали над ратушей. Мы уже знаем, что Майя ударит по Индонезии. Место удара пока не могут или не хотят назвать со стопроцентной вероятностью, но приблизительно: индонезийский архипелаг восточнее залива Бони.

Восточная граница Пакистана лежит всего в четырех тысячах километров от места удара, поэтому пакистанцы снова угрожают сбить астероид, а Соединенные Штаты снова против.

Между тем по всей Америке проходят парады, гремят салюты и празднества. В пригородном торговом центре под Далласом случилось мародерство со стрельбой, и закончилось все это бунтом. Шесть человек убито. Такие же инциденты произошли во флоридском Джексонвилле и индианском Ричмонде. Девятнадцать человек погибли в сетевом магазине стройматериалов в Грин-Бэй, штат Висконсин.

Дом номер четыре по Саламандер-лейн не похож на главное здание института. Скорее жилище на одну семью: старое дерево выкрашено краской бледно-голубого оттенка. Дом стоит так близко к берегу, что на крыльце чувствуется соленый бриз.

– Доброе утро, мэм, – обращаюсь я к старой великанше, открывшей на стук. – Я – детектив Генри Пэлас…

Ошибка – уже не детектив…

– Извините, я – Генри Пэлас. Это институт «Новые горизонты»?

Старуха молча разворачивается и уходит в дом. Я прохожу за ней, объясняю, что мне нужно, и она наконец открывает рот.

– Он был чудаком, верно? – говорит она о Питере Зелле. Голос у нее на удивление сильный и чистый.

– Я с ним не был знаком.

– Так вот, он был чудак.

– Ясно.

Я просто решил, что не повредит узнать еще кое-что о том деле. О последней претензии, которую расследовал мой страховщик перед смертью. «Импалу» пришлось вернуть в служебный гараж, поэтому я приехал на велосипеде, раскопал старый «Швинн» матери. Поездка заняла чуть больше пяти часов, с остановкой на обед в запустелой пышечной на площадке отдыха.

– Чудак. Не надо ему было сюда приезжать.

– Почему?

– Потому. – Она кивает на принесенные мной документы. Бумаги лежат на кофейном столике между нами, три листа в папке из тонкого картона: претензия, полис и список дополнительных документов. – Все, что нужно, мог бы узнать по телефону.

Ее зовут Виктория Тэлли. На бумагах подписи ее и ее мужа, покойного Бернарда. У миссис Тэлли маленькие черные бусинки глаз, как у куклы. В тесной гостиной чисто, на стенах морские ракушки и изящные натюрморты с водорослями. Я так и не увидел никаких признаков расположившегося здесь института.

– Мэм, как я понял, ваш муж покончил с собой?

– Да, повесился. В ванной. На такой штуке… – Она раздраженно морщится. – Как это называется – откуда вода льется?

– Головка душа, мэм?

– Верно. Вы меня извините, старая я.

– Сочувствую вашей потере.

– Не стоит. Он мне сказал, что собирается сделать. Послал меня погулять по берегу, поговорить с раками-отшельниками. Сказал, когда я вернусь, он уже будет мертвый в ванной. Так и вышло.

Она всхлипывает, оглядывая меня жесткими крошечными глазками. Из лежащих на столе бумаг мне известно, что смерть Бернарда Тэлли принесла миллион долларов ей лично и еще три миллиона институту, если такой существует. Зелл подтвердил претензию, одобрил выплату, после того как три недели назад побывал здесь. Хотя дела не закрыл, как будто собирался еще к нему вернуться.

– Вы на него малость похожи, верно?

– Простите?

– Похожи на своего дружка, который сюда приезжал. И сидел на том же месте, где вы сидите.

– Я же сказал, мэм, что не был знаком с Питером Зеллом.

– А все равно вы похожи.

За окном кухни подвешены колокольчики, я несколько секунд прислушиваюсь к их хрустальному перезвону на ветру.