То, что действительно важно - Владимир Корн

Ненавижу свою ущербность в связи хоть с чем. Понятно, что не стать мне великим художником или скульптором, чувствуй я хоть что, но что касается фехтования…

Время от времени Горднер спарринговал с кем-то из дворян, чаще всего из окружения принца и ни разу я не видел его проигравшим.

Однажды я даже стал свидетелем того, как Горднер схватился в учебном бою с юным Жюстином. Несомненно, наследником занимались лучшие учителя герцогства, но то, что продемонстрировал мой патрон, впечатлило меня значительно в большей степени. Все-таки принц обладал техникой, больше подходящей для дуэлей, проходивших по определенным правилам и с рядом ограничений. Движения его смотрелись очень эстетично и даже эффектно. Горднер же фехтовал так, что сразу становилось очевидным, во главу его стиля ведения боя поставлена эффективность, но никак не зрелищность.

Схватка завершилась ничьей. Но даже мне стало понятным, что Горднер не пожелал ставить принца в неловкое положение, хотя с легкостью мог несколько раз это сделать. Кстати и Жюстин понял это не хуже других, выразив благодарность несколькими комплиментами технике своего оппонента…

На костре, на лезвие клинкерта, доходила до готовности крупная рыба, что-то из лососевых, которую в скором времени мы должны были употребить. Мне удалось изловить ее в протекающей всего лишь в нескольких шагах реке.

Безрассудно, наверное, было остановиться на ночлег на самом ее берегу, потому что одинокий огонек костра виден за много лиг, и тем больше, чем скорее ночь вступит в свои права полностью.

Жюстин лежал на боку, стараясь держать левую ногу как можно выше, используя для этого камень, который мне с трудом удалось к нему подтащить.

Оно и понятно, голеностопный сустав на ней распух до такой степени, что казалось, ткни пальцем и брызнет кровь. Да и цвет опухоли от багрово-красного вскоре начал делиться на несколько других, начиная с черного и заканчивая редкостной разновидностью желтого.

У меня всегда было плохо с определением цветов. Нет, никакой цветоаномалии, с этим все в порядке, но как называется тот или иной оттенок, это всегда вызывало у меня затруднения.

Надеюсь, что я правильно поставил диагноз — сильное растяжение связок. Хотя какой из меня врач. Просто у меня один раз было нечто подобное. Это очень болезненно, кстати, и на ногу невозможно ступить.

Все, костыль готов. Палка достаточной длины с широкой рогаткой на конце, обмотанная на развилке полосками ткани.

Следующие несколько дней Жюстину придется ходить на трех ногах.

Принц поблагодарил меня несколькими словами, и среди них не было не одного, чтобы хоть как то указывало бы на мое положение в нашей компании. Вот и славно, тем более что сейчас мы как будто в равном положении и даже неизвестно, кто находится выше.

Жюстин, временно одноногий, с разряженным пистолетом и поломанным клинком шпаги или я. Полностью здоровый, при клинкерте, кинжале и даже с заряженным стволом. Тем стволом, что больше похож на дубинку.

Единственное, что меня смущало, так это то, что штаны мои были распороты суком, очень неудачно торчавшим из дерева в месте моего вынужденного падения. И место этот сук выбрал самое неудачное. Вот если бы я сидел в седле, то его совсем не было бы видно. Но без лошадей мы остались тоже.

И я нашел себе успокоение в том, что теперь полностью оправдано то обстоятельство, что нельзя поворачиваться к такой высокой персоне тылом.

Вот только костер в скором времени придется потушить, почти стемнело…

Чем ближе мы спускались к реке, тем нервней выглядел Горднер. Наверняка, он знает нечто, напрямую связанное с возможной опасностью для наследника Эйсенского престола, иное просто не приходит в голову. Мы давно уже приблизились к свите принца, и держались к ней вплотную. Еще накануне вечером у Горднера был разговор с человеком, возглавляющим охрану свиты принца, и вернулся он с крайне неудовлетворенным выражением лица.

Собственно и свитой окружение юного герцога назвать было нельзя. Несколько его ближайших друзей и около полусотни гвардейцев, практически всех из них были уже достаточно зрелыми людьми, седоусые и в теле. Я так понимаю, что гвардия герцогства в основном из таких людей и состоит. Не могли же, в конце концов, послать вместе с наследником, людей отобранных по возрасту. Возглавлял ее еще более пожилой человек, седоусый, в блестящей кирасе со сложным золоченым тиснением и таком же шлеме, украшенном несколькими пышными перьями неизвестной мне птахи. Вот с ним-то разговор у Горднера и состоялся, после чего его настроение испортилось окончательно.

Сотра в этом месте оказалась ничуть не шире Арны, разделяющей Дрондер на две части, но моста не наблюдалось, а имела место паромная переправа.

Сначала на противоположный берег отправилась полусотня кирасир, следом часть гвардии из охраны принца, а затем уже он сам. Ну, хоть чего-то Горднер добился, поскольку первым хотел переправиться Жюстин со своей свитой.

Наш отряд был следующим и на паром поместился полностью.

Когда паром почти приблизился к правому берегу Сотры, все и произошло. Прямо на наших глазах из густого кустарника, росшего чуть в отдалении от береговой черты, начали появляться люди, много людей и все они были вооружены. Но и это было еще не все. Чуть дальше и правее, с опушки дубровника, показались всадники на невысоких мохноногих лошаденках. Сначала я даже обомлел, настолько они были похожи на индейцев. Им бы в вестернах сниматься, и никакого грима не понадобилось бы точно. А вот орали они совсем не похоже. У индейцев какое-то улюлюканье на высокой ноте, эти же издавали что-то наподобие уханья. И еще, томагавков у них не наблюдалось, зато остального добра в виде луков, копий и изредка ружей, хватало вполне.

Даже на мой неопытный взгляд было их сотни две, не меньше. Ну и стрелков, прятавшихся в кустарнике, отличавшихся одинаковой формой одежды и сплошь вооруженных длинными ружьями, точно переваливало за сотню.

Ясно, что у страха глаза велики, но противника явно было много больше.

Момент для атаки враги выбрали самый благоприятный. Примерно половина наших людей все еще оставалось на противоположном берегу Сотры и в самом ближайшем будущем оказаться рядом с принцем им не светило. Для этого лишь следовало перерезать канат, протянувшийся с одного берега на другой, по которому и ходил паром.

На Горднера было страшно смотреть. Он с самым яростным выражением лица заметался по парому. Когда шестеро паромщиков как по команде бросили канат, увидев открывавшуюся перед ними картину, Горднер издал такой рык, что половина лошадей на пароме от страха присела на задние ноги. Но на паромщиков это подействовало, к тому же к канату бросилось еще несколько наших парней, и паром пошел чуть ли не вдвое быстрей, чем до этого.

А мне стало очень грустно. Особенно когда вспомнились слова Горднера о том, что в случае смерти наследника нам его долго не пережить. Нет, конечно, в равной степени я могу найти себе приют в любой другой стране. Но слишком рано еще для эмиграции. Да и вряд ли здесь принято просить политическое убежище.

И Милана. Ведь в этом случае почти наверняка я не смогу ее больше увидеть.

Я стоял рядом с Мухоркой, держа ее под уздцы, прижавшись щекой к ее морде и наблюдал за развивающимися событиями.

Не нужно обладать огромным военным опытом, чтобы понять, что основная цель нападающих состоит в том, чтобы отрезать принца с его окружением от места, к которому должен причалить паром. Тогда все, его гибель вопрос буквально считанных минут. И наоборот, задача обороняющихся заключается в обратном. Стоит наследнику оказаться на пароме, и попробуй тогда его возьми. Пусть даже канат будет перерублен. А прикрыть наследника от пуль и стрел можно и своими телами. И совсем не обязательно тянуть за канат с парома, это отлично можно сделать с противоположного берега.

Я мельком взглянул на левый берег Сотры, тот берег, что мы совсем недавно покинули. Там, вдоль кромки воды, толпились кирасиры, и оставшаяся часть гвардии из охраны принца. Могу себе представить, что творилось у них на душе. В этом месте, даже недалеко от своего истока, Сотра была уже достаточно широка, и выражение их лиц разобрать было невозможно. Да и надо ли это?

Лодки, на том берегу имелись лодки и в них уже грузились. Чуть выше по течению Сотры расположилась деревня, чье название Шертулье легко можно перевести как Окунево. Вероятно здешние воды богатые на эту пусть и не самую вкусную рыбу. Отсюда и название.

Имперские деревни мудреными названиями не баловали.

Такие же Окуневы, Хомутовы, всякие Баклановы и всевозможные Петушки. Не сомневаюсь, что и эквиваленты Лоховым в названиях найдется достаточно. То есть корни в названиях деревень пользовались теми же понятиями, что и в родной мне стороне. Во время пути я развлекался тем, что старался перевести название деревень и сел. Если с ними это получалось легко, то названия городов, как правило, так просто не давались. Да и чего удивительного, ведь у нас все примерно так и обстоит.