Побег из преисподней - Юлия Галанина

Помянутый торговец Доминик тут же объявился, как по заказу.

— Крых сбегал до горы, увидел ящеров! — сияя, объявил он.

— А ты нам что, не поверил, что ли? — обиделся Альберих. — Я, по-твоему, четыре меча в кармане на всякий случай таскаю?

— Поверил, — замахал руками торговец. — Но проверил! Ты же сам сказал не веришь — гоблина пошли. Вот я так и сделал!

— Сделал и сделал. — В отличие от приятеля Гальванюс был добродушен и миролюбив. — Мы у тебя тоже не загостимся. Завтра с утречка и выедем.

— Я вам в гостиничных комнатах постелю, — пообещал торговец Доминик.

— Не надо. Мы в каретном сарае на сене переночуем. Только фонарь нам дай хороший — с вещами придется повозиться, карета-то твоя прогулочная, не для дальних путешествий, надо еще подумать, как там разместить все.

— Так я это… Хотел за счет заведения… — словно не веря в собственную щедрость, пробубнил торговец Доминик.

— Подари нам чего-нибудь, вот и сочтемся, — мило улыбнулся Гальванюс. — Я знаю, что у тебя всегда найдется не свиток, так сфера или какая-нибудь безделица…

— Хорошо, я посмотрю, — поспешил исчезнуть торговец Доминик, пока подручный королевы Мародеров не высказался более ясно, какой свиток или сферу он хочет получить.

Ночью в каретном сарае было светло. Фонарь, привешенный на балку, светил ровно, хоть и тускло. Его огонь отражался в розовых блестящих боках кареты.

И при его свете подручные королевы Мародеров выбирали в королевских вещах наряд, достойный капризной дамы Бербегуэры, возвращающейся в Империю.

— Панталоны не забудь, а то как в прошлый раз получится! — советовал Альберих.

Рету с Плюшкой дремали на сене, а Лидриэль сидела на козлах розовой кареты. Торговец Доминик выдал каждому тканый половичок, простыню, подушку и одеяло, чтобы ночлег в сарае был удобным. И сказал, что свиток отдаст утром, на прощание.

— А что было с панталонами в прошлый раз? — поинтересовалась Лидриэль.

— Кое-кто решил под платьем быть кавалером и штаны не снял. А когда даму Бербегуэру в перестрелке завалили на землю, юбки вздернулись, и всякий внимательный глаз бы обнаружил, что дама-то — замаскированный эсквайр! Хорошо, что свите герцогини Юсонской было не до этого, они только и чаяли, что ноги унести побыстрее.

— Ладно, учту, — проворчал Гальванюс. — Все бы тебе придираться. Вот, смотри, прекрасное прогулочное платье, фиолетовое, в лиловых кружевах. И видно издалека. А ты еще брать не хотел, сквалыга Королеве не подойдет, королеве не подойдет!..

— А парики есть? — спросила Лидриэль. — Или головные уборы? У вас, Гальванюс, локоны, конечно, замечательные, но дама должна быть круче завита, как мне кажется.

— Где-то был один, — откликнулся Гальванюс — И чепчик тоже. Королеве-то они особо не нужны, взяли так, показать. Главное, перчатки найти. А вас, миледи, как мне кажется, тоже стоит принарядить.

— Боюсь, ваши платья не подойдут, — фыркнула Лидриэль.

— А это и не важно, — твердо сказал Гальванюс. — Пусть сидит не очень хорошо, главное, чтобы было понятно, что дама Бербегуэра полна решимости сделать из племянницы светскую штучку. Вот она ее в свои платья и обрядила, чтобы девочка начала учиться носить придворные наряды. И то, что миледи будет недовольна своим обликом, — тоже на руку. Так и должно быть.

— А как быть с Плюшкой? — спросила Лидриэль. — Мы сделаем ее любимой зверушкой дамы Бербегуэры или спрячем?

Вопрос застал Гальванюса врасплох.

— Не знаю пока, — честно сказал он. — Уж очень у нее вид… м-м-м… своеобразный. Удивляюсь, что наш Рету с ней так носится.

— Не ваше дело, — буркнул полусонный Рету. — А мне фиолетовые жабки нравятся.

— И на здоровье, — безмятежно отозвался Гальванюс — Я разве против?

Узнав про то, что ее тоже переоденут, Лидриэль решила не пускать на самотек такое важное дело. Она слезла с козел и сама принялась подыскивать подходящий наряд.

А Гальванюс почему-то занервничал. Он то и дело забирался на балку и выглядывал в маленькое оконце каретного сарая, расположенное под самым потолком. Это было даже не окошко, а скорее форточка, затянутая мелкой сеткой. Разглядеть там что-либо, кроме звездного неба, было решительно невозможно. Но он подобрался к окошку раз, некоторое время спустя — еще раз.

Затем быстро отворил дверь каретного сарая и высунул нос наружу.

Лавка торговца Доминика спала крепким сном. Все, что можно было запереть, было заперто на крепкие засовы. Ни звука, ни огонька, лишь только волки выли в отдалении. Похоже, что обычные, не призраки. Вот вой стал ближе — тревожно зашевелились лошади в конюшне рядом с каретным сараем. Завозились там же куры — когда люди-ящеры стали бродить ночами по округе и разорили курятник, торговец перевел уцелевших куриц в конюшню, под более надежные засовы.

Гальванюс поднял голову к звездам, прикинул, насколько сдвинулся за прошедшее время небесный свод и где теперь стоят созвездия.

Снова нырнул в каретный сарай, тщательно закрыл дверь и наложил все возможные засовы.

— Полночь! — торжествующе сказал он. — Голем рассыпался!

— Полночь? — не поверил Альберих. — Как время летит. Сам гляну.

Он забрался на балку, по ней мягко, как кот, подошел к маленькому окошку. Открыл сетчатую створку. Высунул голову.

— Смотри, откусят! — пошутил снизу Гальванюс.

Альберих оторвался от окна и сказал:

— Отсюда, сверху, видно, что за полем что-то синеется. Светится в темноте.

— Ты на что это, друг любезный, намекаешь? — насторожился Гальванюс.

— Ни на что я не намекаю. Очень похоже на ману жизни. А кто-то из нас последнюю истратил…

— И что ты предлагаешь?

— А сам не догадался? Запасы маны пополнить предлагаю.

— А может быть, утром? — предложила Лидриэль.

— Увы, миледи, утром кристаллы шиш найдешь, это ночью они светятся ярко, — объяснил Гальванюс. — Сейчас идти надо.

— Вы же сами говорили, что ночью в Невендааре лучше под крышей сидеть, — напомнила Лидриэль.

— С мешком, полным маны, — можно. А если маны нет, то лучше все-таки прогуляться.

— Не волнуйтесь, миледи, мы быстро, — пообещал Альберих. — Тут недалеко, судя по огоньку.

Подручные королевы Мародеров стали собираться в ночной поход за маной. Лошади в конюшне за стенкой волновались, фыркали, никак не хотели успокоиться.

Никто не заметил, как в сетчатом окошке с той стороны, с улицы, что-то заслонило звездное небо. Или кто-то: чьи-то звериные, желтые, глубоко утопленные в глазницах глаза внимательно осмотрели каретный сарай. Потом исчезли.