Осень 93-го. Черные стены Белого дома - Андрей Орлов

— Папа, а почему они стали стрелять? — вдруг спросил отца Сережа, которому надоело молча смотреть по сторонам. — Они что, бандиты?

— Кто, Сережа?

— Ну, эти, которые засели в Белом доме.

Это был для Орлова довольно трудный вопрос. Объяснить девятилетнему сыну, почему в центре Москвы одни люда стали убивать других, а правительственное здание, которое они не раз видели из окна вагона метро, проезжая через метромост Филевской линии, было превращено в гигантскую руину, было сложно, если не сказать невозможно. Тем более что Андрей сам еще никак не мог для себя разобраться, что же это было? Бесцеремонное попрание Конституции или разгром мятежников, пытавшихся узурпировать власть, гнусная и продуманная провокация или героическая защита интересов страны от преступных посягательств.

— Понимаешь, Сережа, — начал было Андрей, но тут же осекся, почувствовав фальшь, очень напоминающую ответ главного героя фильма «Адъютант его превосходительства» на вопрос мальчика: «Павел Андреевич, а вы шпион?».

— Нет, Сережа, эти люди не были бандитами.

— Тогда бандиты — это те, кто стрелял по Белому дому? — прямодушно продолжал допытываться сын.

— Нет, Сергей, они тоже не бандиты. Просто произошло то, что бывает, когда люди не хотят понять друг друга. Одни говорят: хорошо — это, а другие — нет, говорят, хорошо — то. И не могут договориться между собой.

— А зачем же тогда убивать? И дом сжигать?

— «В логике ему не откажешь!» — подумал Андрей, и продолжил пока малоуспешную попытку объяснить сыну суть произошедшего в начале октября: — Эти люди обвиняли друг друга в том, что нарушили закон. И стали требовать прекратить это. У тех и других было много оружия…

— А какое оружие? — заинтересованно спросил мальчик. Это ему казалось гораздо более интересным, чем рассказ отца о том, кто там был прав и кто виноват.

— В Белом доме была милиция, а у нее автоматы. Кроме того, туда на помощь депутатам пришли разные люди, которые поддерживали их. Они были тоже вооружены. А у милиции и военных, которые окружили Белый дом…

— Как это: милиция против милиции? — прервал отца Сергей: — Не понимаю!

— Сережа, я же говорю тебе, что и с той, и с другой стороны люди выступали за соблюдение закона, но каждый понимал это по-своему. На стороне Верховного Совета, который находился в Белом доме, были милицейские части, которые и до этого его охраняли, а на стороне президента были воинские части и милицейские подразделения…

— И они убивали друг друга? — В округлившихся глазах дочери Андрей прочитал удивление, недоумение и даже страх: — Почему? Зачем?

Что мог ответить на это Андрей? Как объяснить, почему политическое противостояние привело к кровопролитию? Почему взрослые дяди, облеченные властью, сцепились в смертельной схватке, стали применять самые «убедительные» аргументы в споре — автоматы, пулеметы и танки? Как после этого учить детей уважению к взрослым, воспитывать у них веру в торжество справедливости и уверенность в том, что родное государство защитит их от произвола?!

— Почему вы спрашиваете папу? Он что, участвовал в этом? — попыталась остановить недоуменные вопросы детей Оля.

— Но ведь папа там работает! — возразил Сергей и, обращаясь к отцу, спросил: — А ты на чьей стороне был?

— «Час от часу не легче! — горько усмехнулся про себя Орлов. — Хуже всего вопросы в лоб! Действительно, на чьей же стороне я? По роду работы и службы, естественно, на стороне президента, который решил навести конституционный порядок! Как офицер органов безопасности и сотрудник Администрации Президента я не мог быть на стороне парламента. Но почему же меня так коробили слова и поступки тех, кто не хотел слышать никаких возражений относительно курса «реформ», кто не допускал иного, чем свое, мнения по дальнейшим путям развития страны? Почему я никак не мог в душе согласиться с разгоном Верховного Совета? Почему у меня вызвали ужас события 3–4 октября, когда с той и другой стороны слетел налет респектабельности и перед всем миром предстали страшные инструменты взаимного уничтожения — озверевшие толпы хулиганов и опьяненные безнаказанностью люди в униформе, подлые провокаторы, стреляющие из-за угла, и тяжелые танковые орудия, палящие прямой наводкой по зданию парламента, как будто это было сражение на Курской дуге?!»

— Ты за кого, папа? — повторил вопрос Сережа.

— Ни за кого, Сережа! — серьезно ответил Андрей. — Я думаю, что никто из них не может назвать себя правым. Потому что они, люди, представлявшие власть, не должны были допустить того, что произошло. А я… — Андрей сделал паузу, будто собираясь с духом, после чего продолжил: — Я делал все, что мог… Кое-что получилось, но…

— Мама, смотри! — Сережа прервал тираду Андрея, указывая в сторону дома. — Видишь, витрина! И телефон…

Большая витрина продуктового магазина была вся испещрена пулевыми отверстиями, чудом не разлетевшись на мельчайшие осколки. Она казалась причудливым кружевом, образованным мелкими трещинками, расходящимися от круглых дырочек. Да и сама неоновая вывеска «Продукты» лишилась нескольких букв, расколовшихся на отдельные элементы и обнаживших свои электрические внутренности.

— Осторожно, Сережа! Не подходи туда! Можно поскользнуться и порезаться! — Оля указала на тротуар перед витриной, который был усеян осколками стекла. Но куда там! Сергей уже шел по опасному месту. Из-под ног его раздавался противный скрежет, что, наверное, очень нравилось мальчику, поскольку он старался посильнее наступить на следующий осколок. — Я кому сказала, Сережа! — крикнула Оля.

— Ладно, пусть посмотрит! — успокаивая жену, сказал Андрей. — Да не порежется он! Не волнуйся!

Сергей тем временем приблизился к таксофону, висевшему на стене в своего рода алюминиевом футляре, стекла которого были полностью выбиты. Телефонная трубка болталась на проводе, сам аппарат был разбит каким-то тяжелым предметом. Даже металлические рейки, обрамлявшие окошки, были с силой вывернуты наружу, а посередине зияло пулевое отверстие с рваными краями.

— Как будто, немцы прошли! — тяжело вздохнула Оля.

Действительно, все вокруг было растерзано, опустошено, разгромлено — и торговая палатка, простреленная во многих местах, и детская площадка с опрокинутой полусферой из металлических труб, и парковая скамейка с выломанными деревянными рейками. Газоны были замусорены, кое-где виднелись черные следы — то ли костров, то ли пожаров. Деревья были изуродованы следами от пуль. Особенно плачевно выглядела молодая липа, ствол который на высоте полутора метров от земли был буквально подрезан пулеметной очередью, оставившей глубокий шрам на коре.