Осень 93-го. Черные стены Белого дома - Андрей Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задачи, возложенные вами на «Р-33», не были выполнены по причинам субъективного характера, прежде всего из-за отсутствия надлежащего уровня планирования и подготовки отдельных этапов операции. В связи с этим предлагаю «Р-33» отозвать в распоряжение Центра…»
Харрис слегка откинулся в кресле, вытянул в стороны руки, потянулся. Окно из кабинета выходило в сад. Деревья и кусты уже были подернуты желтизной, а землю между асфальтовыми дорожками усеивали опавшие листья.
«Начинается настоящая осень. Скоро заладят дожди, будет слякотно и сыро. А там — зима… Эта противная русская зима с обильными снегопадами и метелями. Не то что в Южной Калифорнии. У нас зимой температура редко понижается ниже десяти градусов! — Харрис встряхнул головой, стараясь вернуться к тексту записки, которую готовил для начальства. — Я же предупреждал Ричи, что не надо быть таким самонадеянным. Вот он и провалил все дело. Теперь шеф вряд ли его простит, хотя парень и поработал неплохо. Наши, конечно, не ожидали, что русские устроят такой фейерверк! Теперь, действительно, у них тут начнется такое…»
Что «начнется», Харрис предполагать не стал. Он и так знал, что массовые беспорядки с кровавым исходом, как правило, продолжаются уже в виде поиска и наказания виновных. Так было не раз в истории. И Россия не казалась ему исключением. Более того, вся ее история только подтверждала это.
«Да, у них возникла какая-то своя, специфическая демократия, — размышлял Харрис, — совсем не похожая на нашу. А то, что происходит в экономике, вообще неизвестно к чему приведет. Сегодня они отпустили цены на хлеб, завтра еще на что-нибудь. Народ будет возмущаться, а усмирить его некому! Да, спокойствия в этой стране не дождаться!» — резюмировал он свои размышления и снова взялся за написание докладной записки, которая должна была уйти за океан по дипломатической почте уже этой ночью.
31 октября 1993 года, воскресенье, день
Москва. Окрестности Дома Советов
С Набережной Тараса Шевченко Белый дом выглядел зловеще. Громадное белое здание наполовину было покрыто черной копотью. Пять полностью выгоревших верхних этажей производили удручающее впечатление. И только маленькая башенка наверху, с ободом и стрелками остановившихся часов, была не тронута пожаром и смотрелась очень странно на фоне закопченных стен фасада.
— Какой ужас! — Оля была поражена открывшейся картиной.
По телевизору все казалось не таким страшным. Репертуар телевизионных программ был насыщен американскими боевиками и триллерами, поэтому картины горящего здания казались продолжением вымышленных сюжетов. Здесь же воочию перед глазами предстала картина развернувшейся чуть более трех недель назад трагедии. Покрытый копотью Белый дом казался инородным телом в центре большого города. Тягостное ощущение усиливало отражение фасада в зеркальной глади Москвы-реки, повторяющей все детали опустошения в перевернутом виде.
— Я не представляла себе, что здесь такой… зловещий вид. — На Олю пейзаж на той стороне реки произвел удручающее впечатление. — И ты там сейчас работаешь? — повернулась она к Андрею.
Тот только кивнул.
— Папа, а почему он только вверху сгорел? Его тушили, да? — продемонстрировал свой интерес Сережа. — Его пожарники тушили?
— Конечно, Сережа! Но пожар был слишком сильный, и полностью потушить дом не удалось.
Здесь Орлов, конечно, кривил душой. Сначала Белый дом никто и не думал тушить, так как время от времени возобновлялась перестрелка, даже после того, как осажденные сдались на милость победителя. По-настоящему пожарные машины начали свою работу только под утро, когда верхние этажи «стакана» выгорели почти полностью. Спасать надо было только нижнюю часть здания, в нескольких местах которой разгорался пожар. Свою работу пожарники продолжили до середины 5 октября, когда в целом удалось победить огонь по всему зданию бывшего Дома Советов. Но рассказывать все это сыну почему-то не хотелось.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Нас держали там еще около часа. Но почему-то трудно дышать было. Да что же воздуха-то не хватает! Не в шахте же я! Мы же не знали, что здание горит. Я, горный инженер, понимаю, что продукты горения тяжелее воздуха. Угарный газ уже начал осадок давать. А, учитывая, что вентиляция Дома Советов была так сделана, что она шла кверху, а пожар не давал этому… И все шло вниз… А потом когда я вышел и посмотрел… Боже ты мой! Он весь полыхает! Летят осколки, стекла лопаются, с грохотом падают обломки…» (Из воспоминаний народного депутата, члена Верховного Совета НА. Шашвиашвили.)
На другой стороне реки у подножия Белого дома стояли бэтээры, грузовые автомашины, группы солдат в касках, сотрудники милиции и бойцы ОМОНа. Было видно, что по периметру сооружается бетонный забор — несколько мощных кранов устанавливали плиты, которые туг же закрепляли рабочие.
— Ну что, пошли через мост? — Андрей указал в сторону ступеней боковой лестницы Новоарбатского моста. Совсем недавно он проделал такой же путь, но тогда — под треск пулеметных очередей и лязг гусениц.
Когда они поднялись на мост, первым делом в глаза бросилась надпись на гранитном парапете, нанесенная не то мелом, не то куском штукатурки: «Ельцин — предатель».
— Пап, смотри! — Сережа первым среагировал на надпись. — А почему тут так написано? Он же президент!
Что мог ответить Андрей на вопрос сына. Начинать объяснять девятилетнему мальчику причины возникшего противостояния? Рассказывать о том, как политическое противоборство превратилось в вооруженную схватку, как взрослые люди, будто обезумев, стали кромсать друг друга как заклятые враги? Невозможно это объяснить, особенно, если сам до конца не понимаешь, почему все это произошло.
На мосту то и дело попадались люди с фотоаппаратами, поскольку открывающийся с него вид был настолько необычным, что каждый хотел запечатлеть образ растерзанного Белого дома. Это смахивало на то, как вокруг автомобиля, попавшего в аварию с человеческими жертвами, сосредотачивается масса людей, желающих поближе рассмотреть картину трагедии. Им жутко и страшно, но любопытство и подленькое чувство «Хорошо, что не со мной!» заставляет их подолгу смотреть на чужое горе. Белый дом, как жертва страшной государственной аварии, представлял такое же бездыханное тело, разбитое параличом в самом центре большого города.
Непосредственно перед самым Белым домом проезжую часть пересекала колонна бойцов в шинелях, поверх которых были одеты бронежилеты, и касках. Они с интересом смотрели на прогуливающихся москвичей, совершенно не казались грозными защитниками власти, может быть, потому, что были без оружия и шли вразнобой, неровным строем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});