Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Будем стреляться! С двадцати… нет, с пятнадцати шагов!

Закончив свой спич, подпоручик четким строевым шагом подошел к Дмитрию и, коротко размахнувшись, попытался залепить ему пощечину. Однако попасть по физиономии прапорщика оказалось не так просто. Сообразив, к чему идет дело, он в последний момент просто отошел в сторону и не рассчитавший сил бедняга Штиглиц плашмя грохнулся оземь.

— Что разявились? — строго посмотрел на застывших от удивления матросов Будищев. — Не видите человеку плохо? Взяли аккуратнышко и понесли.

— Кудыть, вашбродь?

— Лучше всего в госпиталь, — решил после недолгого раздумья Дмитрий. — Там ему и сопли вытрут, и клизму вставят, а отец Афанасий, в случае чего, и причастит!

[1] Духан — небольшой ресторанчик или харчевня на Кавказе.

Глава 16

Один мудрец, который возможно еще не родился, сказал, что утро добрым не бывает, и именно сегодня Будищев в очередной раз имел возможность убедиться в правоте доморощенного философа.

— Граф, вставай, — нудел над ухом Федька, одновременно тряся Дмитрия за плечо.

— Иди нахрен! — отозвался тот, пытаясь перевернуться на другой бок.

— Вставай, — проигнорировал всем известный адрес денщик.

— Ну какого черта? — обреченно вздохнул прапорщик.

— Их благородие господин лейтенант Шеман просили прийти, — почтительно пояснил свое рвение Федор.

— Твою ж дивизию, ни днем, ни ночью покоя нет! — чертыхнулся окончательно проснувшийся Будищев. — Какого рожна ему надо?

— Не могу знать, — строго по уставу гаркнул Шматов, но тут же расслабился и уже обычным тоном спросил, — умываться будешь?

— Давай, — едва не вывихнул челюсть в зевке Дмитрий.

С гигиеническими процедурами в лагере имелись проблемы. Все-таки декабрь он и в Средней Азии декабрь, а потому вода была не просто холодная, а почти ледяная, в чем Дмитрий немедленно убедился.

— Ох ты ж мать…, - охнул он, опустив руки в тазик и ополоснув заросшую небольшой бородкой физиономию.

Ощущения оказались просто непередаваемыми, особенно если учесть, что прочим офицерам денщики воду грели. Кто на огне костра, кто на спиртовках из походных наборов. Но, увы и ах, Шматов в число этих добрых волшебников не входил.

— Бриться будешь? — с невинным видом поинтересовался злодей.

— Издеваешься? — вздохнул Будищев, вытирая лицо вафельным полотенцем, которое все почему-то называли турецким.[1]

— Почему? — искренне удивился приятель.

— Вода холодная! — попытался объяснить, как ему показалось очевидную вещь, Дмитрий.

— Так я нагрел…

Шеман в отличие от своего подчиненного выглядел почти безупречно. Почти, потому что даже у него форма в условиях похода успела порядком износиться, но при этом его бачки аккуратно подстрижены, а подбородок и нижняя губа тщательно выбриты.

— Наконец-то! — с явным облегчением встретил он прапорщика.

— А что за пожар? — спросил тот, с трудом удержавшись от зевка.

— Нас ждет командующий.

— Нас? — в голосе Будищева прозвучал явный скепсис.

— Представьте себе!

Перед штабом Скобелева, как водится, толпилось много людей, среди которых были офицеры и чиновники, ожидающие распоряжений, коммерсанты, прибывшие в чаянии подрядов и много иной непонятно откуда взявшейся публики, но прежде всего в глаза бросались осетины из личного конвоя Михаила Дмитриевича. Их лохматые папахи и бурки, грозно нахмуренные брови и воинственный вид производили незабываемое впечатление на всех присутствующих.

— Гэнерал вас ждет! — внушительно объявил им носатый урядник, всем своим видом показывая, какой великой чести они удостоились.

В прихожей они, как ни странно, тоже не задержались, а сразу прошли в тесную комнату, почти целиком занятые большим столом. Вокруг этого стола на грубо оструганных скамьях, прикрытых для сбережения начальственных задов чем-то вроде попон, восседали высшие чины экспедиции. Большую часть присутствующих Будищев знал, хотя нельзя сказать чтобы лично. Все-таки прапорщик — невелика птица, тем более недавно произведенный из унтеров. Только лицо молодого полковника генерального штаба, сидевшего между Петрусевичем [2] и Вержбицким, показалось ему незнакомым. «Наверное, это и есть Куропаткин», — успел подумать Дмитрий.

— Ваше превосходительство! — попытался начать доклад Шеман, но нетерпеливый Скобелев остановил его.

— Проходите, господа, — сделал он приглашающий жест.

Поскольку места в комнате практически не оставалось и никто из присутствующих не сделал попытки подвинуться, моряки остались стоять у входа, продолжая есть руководство глазами.

— Завтра мы предпримем штурм Янги-кала, — продолжал Белый генерал. — Ваша батарея, лейтенант, будет распределена между тремя отрядами. Ваша задача поддерживать огнем атакующие колонны. Вам все ясно?

В принципе, задача была понятна. Маленькая крепостца Янги-кала и еще несколько кишлаков оставались последними пунктами перед Геок-тепе еще не занятыми русскими войсками. Во всех них укрепились довольно крупные силы текинцев, пользовавшиеся каждым удобным случаем, чтобы угрожать нашим отрядам. Жаркие перестрелки рядом с ними случались так регулярно, что на них уже не обращали особого внимания.

— Так точно! — вытянулся Шеман.

— А вам? — устремил на Будищева испытующий взгляд генерал.

— Поддерживать атаку будем только мы? — недолго думая спросил тот.

Видимо ситуация когда прапорщики задают вопросы генералам показалась присутствующим несколько необычной, отчего те заметно оживились.

— Не только, — усмехнулся в бакенбарды командующий. — С колоннами пойдут подвижные батареи. Кроме того, перед началом общего наступления Янги-кала обстреляют орудия двадцатой батареи.

Дмитрий знал, что так называемые «подвижные батареи» оснащены снятыми с вооружения устаревшими пушками. Тем не менее, в опытных руках, они являлись еще достаточно грозным оружием, тем более что у текинцев не имелось и таких. Главным их недостатком была крайне низкая скорострельность. Пока собранные с бору по сосенки расчеты будут перезаряжать свои медные орудия, вражеские стрелки успеют перебить их. Но под прикрытием митральез, канониры смогут работать спокойно и тогда у обороняющихся нет шансов.

— Вот это хорошо, ваше превосходительство! — под всеобщие смешки с чувством сказал Будищев.

— Придерживаюсь того же мнения, — не без иронии отозвался Скобелев, но тут же согнал улыбку с лица и продолжил. — Однако у вас, господин прапорщик, будет несколько иная задача. Вы со своими боевыми колесницами будете приданы сотне Таманского полка подъесаула Коханюка. Задача — не допустить подхода подкреплений к противнику из Геок-тепе, а равно и отхода текинцев из Янги-кала. Это понятно?

— Так точно!

— Умрите, а не пропустите текинцев!

— Никак нет, ваше превосходительство!

— Что, никак нет? — не понял Скобелев.

— Врага не пущу. Умирать не стану, — пояснил свою позицию Дмитрий.

Если до этого ответы Будищева вызывали у начальства сдержанные смешки, то последнее высказывание вызвало просто дикий хохот.

— Вы только на него посмотрите, — вытирал слезы Петрусевич. — Умирать он не станет!

— Каков нахал! — вторили ему остальные, и только сам Белый генерал, да еще, пожалуй, Куропаткин оставались серьезными.

— Ступайте, прапорщик, — велел Скобелев, когда все немного успокоились.

Получив разрешение, моряки дружно отдали честь и, повернувшись через левое плечо, вышли вон.

— Стоило ли доводить приказ каждому прапорщику? — тихо спросил у генерала Куропаткин.

— Будищев не каждый, — криво усмехнулся Михаил Дмитриевич. — Кабы его митральезы были музыкальными инструментами, этот сукин сын затмил бы самого Паганини! Он по-своему весьма дельный офицер, но не слишком дисциплинированный. Однако получив приказ от меня лично, в лепешку расшибется, а выполнит. Я таких людей знаю!

— Что же, поживем-увидим, — пожал плечами полковник, потом немного подумал и добавил с улыбкой. — На войне такие люди необходимы, но вот в мирное время…