Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Сиятельные гости! – обратился он к присутствующим. – Мы единогласно присуждаем победу Гаю Юлию Цезарю. Пусть его прекрасная Клеопатра преподнесет ему награду. Давайте совершим возлияние Венере и Аполлону, благосклонным к сегодняшнему победителю!

– Пусть подойдет ко мне победитель! – звонко сказала Клавдилла.

Она сняла с пальца драгоценный рубиновый перстень. Калигула спустился к ней со сцены и встал рядом.

И тут случилось неожиданное. Из-за занавесей сбоку сцены показался актер в маске Аполлона. Он-то и подошел к Юнии, она торжественно поблагодарила его за прекрасную песнь и преподнесла награду. Все, остолбенев, молча наблюдали. Судьи в изумлении попятились.

– Что это значит? – спросил Агриппа.

– А это значит то, что достойный римлянин должен проявлять свои таланты не на глупых состязаниях певцов, а применять их на благо империи. Наследник престола Римской империи, империи, властвующей над миром, – не певец, рядящийся в маски. Предоставим же петь тому, кто нашел в этом жизненное призвание. Поблагодарим Мнестера, порадовавшего нас своим искусством!

Голос Юнии звучал торжественно и серьезно, и ни судьи, ни даже сам Агенобарб не решились возразить ей. Жидкие хлопки переросли в овацию Мнестеру, который снял маску и высоко поднял руку с сияющим рубином.

Агенобарб подошел к Юнии:

– Прости, моя божественная. Я и вправду недостоин петь пред твоими прекрасными очами. Ты дала мне хороший урок. Но я клянусь златокудрой Венерой, что когда-нибудь завоюю твое уважение и любовь.

Юния усмехнулась…

– Да, я лично слышала, что он так ей и сказал, – произнесла Энния, – «завоюю любовь». А она лишь смеялась. На что он надеется? Они с Калигулой выставили его на смех! Гай просто открывал на сцене рот, а за него пел Мнестер. Агенобарб кротко сносит насмешки и по сей день.

– Он сбежал из-под домашнего ареста и помчался к Ливилле, где гостит Юния, – сообщил Макрон. – Это уже слишком. Я послал отряд преторианцев доставить его обратно. Может, это охладит его пыл.

– Бедняжка Агриппинилла!

– Пусть просит у Тиберия развод. С ее красотой и богатством она долго одна не засидится, – прокомментировал Макрон восклицание жены.

– Я собиралась к ней!

– А я подумал, что мы сможем вместе провести этот солнечный денек. Все важные дела я уже решил, а остальные подождут.

Невий умоляюще посмотрел на жену, и она засияла от удовольствия. Давно она не видела мужа таким ласковым и нежным. Наконец-то он окончательно простил ей измену. Больше она не будет столь глупа или… неосторожна!

В этот момент номенклатор доложил о Кассии Лонгине. Энния и Макрон удивленно переглянулись.

– Проводи его в таблиний. Я сейчас подойду.

Невий и Кассий были мало знакомы между собой, изредка встречаясь на званых обедах. Высокородный патриций, сенатор консульского звания, Лонгин презирал Макрона, сына раба. И префект прекрасно это знал. Луций едва с ним здоровался, избегал пожатия рук и разговора в общей компании. К тому же при его репутации честного, порядочного человека ему претило всякое общение с префектом претория, славившимся неразборчивостью в средствах, жестокостью и циничностью взглядов. И вот теперь Луций Кассий Лонгин в доме Гнея Невия Сертория Макрона.

Префект застал его рассматривающим сделанный из туи столик для игры в кости. Кассий был очень привлекательным молодым человеком. Свои вьющиеся пепельные волосы он собирал сзади в хвост на старомодный патрицианский манер – такую прическу до сих пор носили Тиберий да еще старые Агриппа и Аррунций.

– Приветствую тебя, благородный Кассий! – с легкой усмешкой сказал Макрон, делая ударение на слове «благородный». – Какое дело привело тебя в мой дом?

– Приветствую тебя, Невий Серторий! – ответил Кассий. – Ты увлекаешься запретной игрой?

Глаза Макрона заблестели.

– Да, мне нравится. Я совсем недавно приобрел этот столик.

– Он великолепен! Никогда не видел ничего подобного, – восхищенно произнес Лонгин, наклоняясь и прищуривая голубые близорукие глаза.

На круглой поверхности столика с приподнятыми золотыми краями искусный мастер изобразил фараона Египта на колеснице рядом с царицей в рогатом венце. Каждая мелочь в облике и одежде фигурок была тщательно прорисована, в высоком уборе властителя сияли маленькие драгоценные камни. Стремительный бег белоснежных коней, казалось, не смогут сдержать даже вогнутые края столика. Макрон осторожно коснулся лика царицы своими грубыми короткими пальцами. Роскошным одеянием она напомнила ему Юнию на состязании у Домиция. Всмотревшись, он даже уловил сходство в лице, обращенном к фараону. Макрон глубоко вздохнул и обернулся к гостю.

– Не хочешь сыграть? – предложил Кассий. – Не могу удержаться от соблазна.

Макрон махнул рукой и сел в катедру, жестом пригласив гостя занять место напротив. Префект чувствовал, что Кассий не решается начать серьезный разговор, но делать самому первый шаг не хотелось, тем более что Лонгин слыл в Риме весьма счастливым в игре.

Озадаченная Энния, тайком через час заглянув за занавесь таблиния, удивилась, увидев игроков, азартно кидающих кости. Когда игра подошла к концу, Макрону пришлось объявить себя побежденным.

– Нет повода для расстройства, мой Невий, – сказал Кассий. – Мы можем начать заново.

– Выпьем вина, мой Кассий, – предложил Макрон. – И продолжим, клянусь Фортуной, сейчас твоему кошельку не поздоровится. Я готов к бою, к тому же царица благоволит ко мне.

Он нежно погладил огромной ладонью фигурку с тонкой талией. На миг мучительно сжалось сердце. Прикоснуться бы сейчас к волосам Юнии, такой далекой.

Рабы подали закуску и чаши с вином. Совершив возлияние своенравной Фортуне, гость и хозяин выпили.

– Я закажу себе золотую статую Фортуны, стоящую на драгоценном столике для игры в кости. Эта игра достойна этой богини. Клянусь принести ей роскошную жертву, если она позволит мне на этот раз выиграть у тебя, – стукнув кулаком по столу так, что подлетели чаши, сказал Макрон.

Кассий заулыбался. Префект претория поймал себя на мысли, что это его грубые манеры вызвали усмешку утонченного патриция. «Разряженный петушок», – с досадой подумал он.

Они, щедро подлив в чаши вина, принялись за следующую партию. В волнении Макрон раскраснелся, пот градом катился по лицу, он ослабил завязки туники и без конца потирал ладонью волосатую грудь. Лицо Кассия оставалось непроницаемым, поза – все такой же натянутой и прямой, когда ему три раза подряд кости показали Venus[10]. Префект свирепел, кулаки его сжимались, сминая золотой кубок с бабками, но капризная Фортуна отвернулась от него окончательно. Canis![11]