Шепчущие - Джон Коннолли

– Черт, – пробормотал я. Значит, не наркотики, а антиквариат. Джоэл Тобиас полон сюрпризов.

– Вы уже говорили с полицией?

– Нет. Они, наверное, и не знают про меня.

– Поговорите с ними завтра утром, только попозже. Расскажите то же, что и мне. И последнее. Полиция считает, что Гарольд покончил с собой три дня назад. Плюс-минус. Вы слышали в это время выстрелы?

– Нет. Я ездил в Бостон, навещал родных и вернулся позавчера. Наверное, Гарольд покончил с собой, когда меня не было. Он точно застрелился?

– Думаю, что да.

– Тогда почему он забаррикадировался в комнате? В кого стрелял перед смертью?

– Не знаю.

Я сделал знак бармену – повторить. За спиной у меня открылась дверь, но я не оглянулся. А вот Станден и Гиган встрепенулись, лица их изменились и даже просветлели после наших мрачных разговоров.

– Похоже, кому-то сегодня может подвалить удача. – Гиган поправил волосы. – Надеюсь, этим кем-то буду я.

Я осторожно обернулся, но женщина уже стояла рядом.

– Вас угостить, мистер Паркер? – спросила Кэрри Сандерс.

Глава 28

Гиган и Станден поднялись на выход.

– Похоже, опять ни черта не выйдет, – вздохнул Гиган. – Прошу прощения, мисс.

– Не извиняйтесь, – отмахнулась Сандерс. – И к мистеру Паркеру у меня вопрос профессиональный, а не личный.

– То есть я еще могу на что-то рассчитывать? – оживился Гиган.

– Нет.

Он огорченно вздохнул, а Станден утешительно похлопал его по спине.

– Пойдем, пусть поболтают о своих делах. У меня дома припасена бутылочка, попробуем решить твои проблемы.

– Виски?

– Нет. Спирт. Только его разбавлять чем-то надо.

Гиган бросил прощальный взгляд в направлении Сандерс, и парочка, извинившись, двинулась к выходу. Парень явно засиделся в лесу, и я подумал, что если он чего-нибудь не предпримет в ближайшее время, то станет угрозой для всей лесной живности.

– Ваш фан-клуб? – поинтересовалась Сандерс, когда официантка принесла ей бутылку «Микелоб ультра».

– Только часть.

– А у вас поклонников больше, чем я ожидала.

– Группа небольшая, но стабильная, в отличие от вашей клиентской базы, которая, похоже, сокращается день ото дня. Может, стоит подумать о смене профессии или заключить сделку с похоронной конторой.

Она нахмурилась. Один – ноль в пользу задиры.

– Гарольд Проктор не был моим пациентом. Медикаменты ему выписывал местный врач. Я связывалась с ним, предлагала принять участие в моем исследовании, но он не захотел и за профессиональной помощью ко мне не обращался. И мне не нравится ваше пренебрежительное отношение к тому, что я делаю, и к умершим бывшим военнослужащим.

– Не читайте мне нотаций, доктор Сандерс. Вы не спешили с предложением помощи при нашей последней встрече, когда у меня сложилось впечатление – как оказалось, ложное, – что мы хотим одного и того же.

– И чего же именно?

– Выяснить, почему члены небольшой группы, люди, знающие друг друга, кончают жизнь самоубийством. Вместо этого вы предложили общие слова и дешевый анализ.

– Выяснить вы хотели не это.

– Нет? Вас в вашей психической школе учили телепатии, или вы работаете над этим сами, на досуге, когда устаете от собственной надменности?

Сандерс посмотрела на меня в упор.

– Что-нибудь еще?

– Да. Почему вы не заказали настоящую выпивку? Мне даже неловко.

И тут она не выдержала. Улыбка у нее была милая, жаль, пользовалась она ею нечасто.

– Настоящая выпивка? Вроде бокала красного вина? У нас же не церковные посиделки. Остается только удивляться, что бармен не выволок вас на улицу и не побил палкой.

Я откинулся на спинку стула и поднял руку, признавая поражение. Сандерс отодвинула пиво и подозвала официантку.

– Мне то же, что у него.

– Кто-нибудь подумает, что у нас свидание, – заметил я.

– Такая мысль может возникнуть только у слепого, который к тому же еще и глухой.

Смотреть на нее было приятно, но желающему подкатить к ней на интимном уровне пришлось бы надеть броню для защиты от шипов. Официантка принесла вино. Сандерс пригубила и, не выказав активного неодобрения, сделала еще глоток.

– Как вы меня нашли? – поинтересовался я.

– Копы сказали, что вы в Рейнджли. Один детектив, Уолш, даже описал вашу машину. Он также порекомендовал мне проколоть вам шины, чтобы вы точно остались на месте. На всякий случай.

– Я остался не совсем по своей воле.

– Копы убедили? Они должно быть очень вас любят.

– Чувство это временное, но взаимное. Как вы узнали о Гарольде Прокторе?

– Полицейские нашли в доме мою визитку, а его врач сейчас вроде бы в отпуске, на Багамах.

– Неблизкий путь ради человека, которого вы не очень хорошо знали.

– Бывший солдат. Еще одно самоубийство. Это моя работа. Копы надеялись, что я смогу пролить свет на обстоятельства его смерти.

– Смогли?

– Я была у него дома только один раз. Гарольд жил один, много пил, судя по запаху, покуривал «травку», и у него не было достаточно прочной поддержки – или вообще не было.

– Другими словами, подходящий кандидат в самоубийцы?

– Он был очень уязвим психологически, вот и все.

– Но почему именно сейчас? Из армии Проктор ушел лет пятнадцать назад, а то и больше. Вы говорили, что посттравматический стресс может проявляться до десяти лет, но пятнадцать – это уж слишком.

– Этого я объяснить не могу.

– Как вы вышли на него?

– Консультируя бывших солдат, я просила назвать тех, кто, возможно, пожелает принять участие в программе, или тех, кому, по их мнению, требуется неформальный подход. Кто-то из них назвал Гарольда.

– Не помните, кто именно?

– Нет. Надо посмотреть записи. Может быть, Дэмиен Пэтчет, но наверное не скажу.

– А не мог это быть Джоэл Тобиас?

Она нахмурилась.

– Джоэл Тобиас психиатров не переносит.

– Так вы к нему обращались?

– Последний курс физтерапии он проходил в «Тогусе». В программу входила и психологическая помощь. Его приписали ко мне, но большого прогресса мы не достигли. – Сандерс пристально посмотрела на меня поверх бокала. – Он ведь вам не нравится, да?

– Я едва знаком с Тобиасом, но то, что знаю о нем, мне не нравится. У него большой грузовик с большим трейлером. Там можно много чего спрятать.

Она и глазом не моргнула.

– Вы, похоже, уверены, что там есть что скрывать.

– На следующий день после того, как я начал наводить справки о Джоэле Тобиасе, меня очень профессионально обработали – ни синяков не оставили, ни костей не поломали.

– Может, это и не имело к нему никакого отношения.

– Послушайте, я допускаю, что есть люди, которым я не нравлюсь, но большим умом они не отличаются и без небольшого кредита за такое дело не взялись бы. Это не какие-то анонимные доброжелатели. У них был мешок, они использовали воду как средство убеждения. Мне ясно дали понять, что я должен держаться подальше от бизнеса Джоэла Тобиаса.

– Насколько я знаю, большинство тех, у кого могли быть реальные трудности в общении с вами, уже не в состоянии устроить разборки, если только они не научились вести дела из могилы.

Я отвернулся.

– Это не совсем так.

Но она уже не слушала.

– При нашей первой встрече я не поверила, что мы хотим одного и того же, поэтому и отказала вам в помощи. Я вижу свою роль в том, чтобы помогать людям везде, где только можно. Некоторые, как Гарольд Проктор и Джоэл Тобиас, принимать эту помощь не хотят. Может быть, они и нуждаются в ней, но считают проявлением слабости рассказать о своих страхах психотерапевту, даже бывшему армейскому психотерапевту, которая была с ними в одном пылесборнике. В газетах много писали о самоубийствах среди военных, о том, что люди, пострадавшие физически и психологически, брошены своим правительством, и даже о том, что они могут представлять собой угрозу национальной безопасности. Они участвовали в непопулярной войне. Да, эту войну не сравнить с вьетнамской ни по потерям, ни по враждебному отношению к ветеранам дома, но нельзя порицать военных за то, что они защищались. Вас я сочла еще одним вот таким упрямцем, пытающимся что-то доказать.

– А теперь?

– Я и теперь считаю вас упрямцем, в чем со мной согласен и тот детектив, что работает в доме Проктора, но, возможно, наши цели не столь уж различны. Мы оба хотим выяснить, почему умирают эти люди.

Она отпила еще вина, и оно окрасило ее зубы красным, как у зверя, только что отведавшего сырого мяса.

– Послушайте, я отношусь к этому очень серьезно, поэтому и занялась исследованием. Моя тема – часть совместной инициативы с Национальным институтом психического здоровья, направленной на поиск ответов и решений. Мы изучаем влияние боевых действий на содат и их многократного участия в боевых действиях. Известно, что две трети самоубийств случаются во время или после ведения боевых действий. Проведя пятнадцать месяцев в зоне боевых действий, люди не успевают снять напряжение, а их снова отправляют воевать.