Жребий - Стивен Кинг

— Бен, можете приехать? Прямо сейчас?

— Да, конечно. А в чем дело? Вы заболели?

— Не по телефону. Просто приезжайте.

— Буду через десять минут.

— Бен…

— Да?

— У вас нет распятия? Или образка Святого Христофора? Чего-нибудь такого?

— Черт, нету. Я баптист… бывший.

— Ладно. Приезжайте побыстрее.

Бен повесил трубку и поспешно вернулся наверх. Ева стояла, положив ладонь на столбик перил, лицо переполняли тревога и нерешительность: с одной стороны, хотелось знать, с другой, не было желания вмешиваться в дела жильца.

— Мистер Мирс, мистер Бэрк заболел?

— Говорит, что нет. Он просто попросил меня… Скажите, вы католичка?

— Мой муж был католиком.

— У вас есть распятие, или розарий, или образок Святого Христофора?

— Ну… В спальне — крест моего мужа… Я могла бы…

— Да, пожалуйста.

Она пошла по коридору, шаркая меховыми тапочками по выцветшим полоскам ковра. Бен вошел к себе в комнату, натянул вчерашнюю рубашку и скользнул босыми ногами в кроссовки. Когда он снова вышел в коридор, у дверей стояла Ева, держа крест, блеснувший на свету тусклым серебром.

— Спасибо, — сказал Бен, взявшись за крест.

— Мистер Бэрк просил вас об этом?

— Вот именно.

Еще больше очнувшись от сна, она нахмурилась.

— Он не католик. По-моему, он не ходит в церковь.

— Он ничего не объяснил мне.

— А, — она понимающе кивнула и отдала ему распятие. — Пожалуйста, осторожнее с ним. Для меня оно очень много значит.

— Я понимаю. Не беспокойтесь.

— Надеюсь, с мистером Бэрком все в порядке. Он хороший человек.

Бен спустился вниз и вышел на крыльцо. Он не мог держать распятие и одновременно доставать ключи от машины, но вместо того, чтобы просто переложить крест из правой руки в левую, повесил его на шею. Серебро уютно скользнуло по рубашке, но, садясь в машину, Бен вряд ли сознавал, что чувствует себя утешенным.

На первом этаже дома Мэтта светились все окна. Когда фары ситроена обдали фасад светом, Мэтт отворил дверь и подождал, пока Бен подъедет.

Бен шел по дорожке к дому, готовый практически ко всему, и все равно лицо Мэтта потрясло его. Оно было смертельно бледным, губы дрожали. Широко раскрытые глаза как будто бы не моргали.

— Пошли на кухню, — сказал он.

Бен переступил порог и, как только оказался внутри, в падающем из коридора свете заблестел крест.

— А, принесли.

— Это Евы Миллер. А в чем дело?

Мэтт повторил:

— На кухню.

Когда они проходили мимо ведущей на второй этаж лестницы, Мэтт взглянул наверх и при этом словно бы отпрянул. Теперь кухонный стол, за которым они ели спагетти, был пуст, если не считать трех предметов, два из которых производили странное впечатление: рядом с чашкой кофе лежала старомодная Библия на застежках и револьвер тридцать восьмого калибра.

— Да в чем дело, Мэтт? Вы выглядите ужасно!

— Может быть, мне все приснилось, но, слава Богу, вы здесь.

Взяв револьвер, учитель беспокойно вертел его в руках.

— Рассказывайте. И перестаньте играть этой штукой. Он заряжен?

Мэтт положил пистолет и пятерней взъерошил волосы.

— Да, заряжен. Хотя, по-моему, толку от этого никакого, вот разве что застрелиться. — Он рассмеялся — болезненно, отрывисто, будто заскрипело стекло.

— Перестаньте.

Резкость тона сломала странно неподвижное выражение в глазах Мэтта. Он потряс головой — не так, как человек, отрицающий что-то, а так, как встряхиваются, вылезая из холодной воды, некоторые звери.

— Наверху покойник, — сказал Мэтт.

— Кто?

— Майк Райерсон. Работник городского хозяйства. Землеустроитель.

— Вы уверены, что он мертв?

— Нутром чую, хоть к нему и не заглядывал. Не посмел. Поскольку не исключено, что в определенном отношении он вовсе не мертв.

— Мэтт, в ваших словах нет здравого смысла.

— А вы думаете, я этого не понимаю? То, что я говорю — ерунда, а то, что думаю — сумасшествие. Но звонить, кроме вас, было некому. Вы — единственный на весь Салимов Удел человек, кто мог бы… мог… — Мэтт потряс головой и начал снова. — Мы говорили про Дэнни Глика.

— Да.

— И про то, что умер он, возможно, от злокачественной анемии… Как сказали бы наши деды, «просто зачах».

— Да.

— Его хоронил Майк. И пса Вина Пэринтона нашел насаженным на ворота Хармони-Хилл тоже Майк. Майка Райерсона я встретил вчера вечером у Делла, и…

— …и не смог войти туда, — закончил Мэтт. — Не смог. Почти четыре часа просидел на кровати. Потом, как вор, прокрался вниз и позвонил вам. Что скажете?

Снявший было с шеи распятие Бен теперь задумчиво потрогал пальцем поблескивающий холмик тонкой цепочки. Было почти пять часов, небо на востоке порозовело от зари. Светящийся брусок над головой побледнел.

— Думаю, будет лучше, если мы поднимемся в комнату для гостей и посмотрим. По-моему, сейчас мы больше ничего не можем сделать.

— Теперь, когда в окно льется свет, все это кажется кошмаром умалишенного. — Мэтт неуверенно рассмеялся. — Надеюсь, так оно и есть. Надеюсь, Майк спит, как младенец.

— Ну, идемте, посмотрим.

Мэтт с усилием унял дрожащие губы.

— Ладно. — Он опустил глаза к столу, затем вопросительно взглянул на Бена.

— Само собой, — ответил Бен и надел крест Мэтту.

Мэтт застенчиво рассмеялся:

— С ним я и впрямь чувствую себя лучше. Думаете, когда меня повезут в Августу, то позволят не снимать его?

Бен спросил:

— Пистолет нужен?

— Наверное, нет. А то я суну его за пояс штанов и отстрелю себе яйца.

Они двинулись наверх, Бен шел первым. Лестница заканчивалась идущим в обе стороны коротким коридором. В одном его конце из открытой двери спальни Мэтта на оранжевую дорожку выплескивался сноп бледного света.

— Не туда, — сказал Мэтт.

Бен дошел до конца коридора и остановился перед дверью комнаты для гостей. Он не верил в то чудовищное, что подразумевал Мэтт, и все равно обнаружил, что его захлестнула волна такого черного страха, какого он еще не знал.

Ты открываешь дверь — и он свисает с балки. Распухшее, черное, вздутое лицо. А потом открываются глаза, они выскакивают из орбит, но ВИДЯТ тебя и радуются, что ты пришел…

Все чувства до единого отреагировали на поднявшееся в молодом человеке воспоминание с такой полнотой, что на миг Бена парализовало. Он даже почувствовал запах штукатурки и дикую вонь устроивших себе гнезда зверьков. Ему показалось, что за простой лакированной дверью этой комнаты для гостей —все тайны ада.