Странствие за Фарадоунами (ЛП) - Форд Рик

Животные долго молчали и не трогались с места. Солнце припекало им спины, в воздухе стоял тяжелый запах гари. Наконец Уорригал нарушил тишину:

— Крайне странно. Крайне необычно, — сказал он. — В мире уркку что-то происходит. Я никогда раньше не видел, чтобы они так выглядели или так себя вели. Бет, а ты что думаешь?

— Не знаю. Эти люди, они выглядели так… я даже не знаю… так… ну просто из ряда вон! И это побоище, вся эта стрельба! Это было ужасно. Мне это не нравится. Давайте уйдем! Быстрее! Убираемся отсюда!

Девочку знобило, несмотря на жар солнца. Она была невероятно напугана, напугана больше, чем когда-либо прежде; она, прожившая почти всю свою жизнь среди людей, чувствовала это острее животных: что-то пошло чудовищно не так. Она повернулась к Набу.

— Обними меня, — попросила она, и он заключил ее в объятья. Бет на секунду закрыла глаза и, прижав голову к его плечу, почувствовала себя лучше.

Они продолжали путь, но не могли ни избежать пугающих черных столбов дыма, ни покинуть выжженный почерневший ландшафт, который тянулся милю за милей во всех направлениях. Тошнотворное зловоние костров становилось все более невыносимым, пока не стало страшно даже просто вдохнуть. Их руки, ноги, лица почернели от сажи и обугленной земли, и нигде не было достаточно чистой воды, чтобы как следует отмыться. Если на пути встречался пруд, то он, как правило, оказывался пересохшим, обнажившееся дно покрывала растрескавшаяся грязь, и им приходилось выискивать крохотный уголок, где могла бы сохраниться лужа гадко пахнущей солоноватой жидкости, которой они могли бы кое-как утолить свирепую жажду.

Теперь странники ежедневно видели по две-три шайки уркку вроде первой, бесцельно шатающихся по обожженной земле, — в рванье, с ружьями под мышками — и постоянно шарящих вокруг глазами, словно боящихся, как бы их не заметили. От этого животным становилось сложнее избегать их, поскольку уррку сделались намного скрытнее и их было не так легко заметить, как прежде; путешественники были вынуждены продвигаться медленно и очень осторожно, высылая вперед Уорригала — убедиться, что путь чист. Теперь филин зачастую возвращался и сообщал об уркку впереди, и им приходилось ждать несколько мучительных часов, пока уркку не уходили прочь и угроза на пути не исчезала. Время ожидания звери тратили на сон и путешествовали, лишь когда предоставлялась возможность, вместо того, чтобы укладываться на отдых в полдень. Так они обнаружили, что переходы успешнее в Солнце-Высоко: в полуденную жару уркку вокруг бродило гораздо меньше. Звук стрельбы тоже стал обычным делом — то одиночный треск, то целая перестрелка наподобие услышанной ими в первый раз; а после они натыкались на жертв этих случайных стычек и старались не слишком приближаться к ним— из боязни потревожить мух и из-за запаха. В те дни тени для защиты от жгучей жары почти не оставалось, потому что всю зелень живых изгородей и деревьев сожгло солнце. Гигантские дубы и платаны, листья которых когда-то отбрасывали на траву благоуханную и прохладную зеленую тень, теперь стояли иссушенные, черные и обнаженные, их обугленные сучья резко выделялись на фоне безоблачного синего неба.

Как-то днем они увидели в отдалении город. Из фабричных труб не исходило ни дымка, а с улиц и дорог не слышалось гула транспорта. Вместо этого город лежал, словно огромный спящий исполин, и калился на жаре. Солнце пекло бетон и разбрасывало слепящие отражения от пустых окон офисных зданий. Над городом нависло мерцающее марево зноя, и неестественная тишина лишь изредка нарушалась воем сирены.

Животные стояли на макушке небольшого холма и взирали на раскинувшееся вдаль до горизонта царство бетона. И вдруг они заметили столб дыма, только начинающий продираться в небо справа от них.

— Слетаю и попробую посмотреть, что происходит, — сказал Уорригал. — Изо всех нас мне это будет быстрее и безопаснее, а разобраться, я считаю, нужно.

— Да, мысль хорошая. Но будь осторожен, — ответил Наб. — Мы подождем тебя в этой маленькой лощине.

Филин тихо и неторопливо взлетел, а остальные отступили вниз с холма. Уорригалу не потребовалось много времени, чтобы оказаться в виду костра; он приблизился, насколько мог, и уселся на ветку того, что осталось от платана, стоявшего на краю поляны. На поляне толклось изрядное количество крикливых уркку, а посередине потрескивал и яростно шипел костер. В ярком блеске солнца трудно было разглядеть пламя, но филин чувствовал его тепло даже с того места, где сидел, и нельзя было не узнать омерзительный запах густого черного дыма, вздымавшегося над огнем. Сквозь дым Уорригал различил две большие груды, из которых уркку все время подпитывали костер, но дым был слишком густ, чтобы рассмотреть, из чего состоят груды, поэтому филин очень осторожно, вкруговую, перелетел на другую сторону поляны. Зрелище, представшее его глазам, вогнало его в дрожь. Та груда, что подальше от него, складывалась из мертвых уркку, а другая — из мертвых животных; но в полной мере увиденное потрясло его лишь тогда, когда он заставил себя присмотреться внимательнее. Из всех животных Уорригал был наименее эмоциональным, но даже он не мог сдержать нахлынувшего ужаса, когда понял, что все мертвые животные из второй кучи — барсуки, зайцы, собаки желто-коричневого окраса или совы. Их небрежно свалили вместе в кучу, словно какие-то деревяшки, и их головы и конечности нелепо торчали в разные стороны.

Ступор филина, забывшего обо всем при виде развернувшегося перед ним кошмара, был внезапно нарушен пронзительным криком уркку. Тот подошел к куче, чтобы подобрать еще несколько тушек для огня, и завопил:

— Тут еще один! Быстрее! Убейте его!

Раздался рев других уркку, которые разом ринулись к дереву, где сидел Уорригал, а затем сквозь треск костра послышался ружейный выстрел, и Уорригал услышал глухой удар пули в ветку над ним. Он быстро полетел обратно между деревьями, окружающими поляну, позади него продиралась сквозь заросли толпа орущих уркку, а воздух вокруг филина полнился жужжанием и свистом пуль. Он торопливо несся сквозь ветви, используя все известные ему трюки, чтобы набрать дополнительную скорость, и поглядывал на землю внизу, чтобы водить своих преследователей через самый густой подлесок. В конце концов, к сильному облегчению филина, звуки погони начали удаляться, и ружейный треск прекратился. Тем не менее он не снижал скорости, пока не завидел лощинку, где ждали товарищи. Он полетел к ним не сразу, а некоторое время посидел на дереве на краю поля рядом — на случай, если за ним все еще следят. Уркку нигде не было видно, а дым от костра становился все гуще, из чего Уорригал заключил, что уркку вернулись и продолжают питать огонь жутким топливом. Он склонил голову набок и внимательно прислушался, но, если не считать далеких криков, везде было тихо и спокойно. Затем, убедившись, что за ним не наблюдают, он присоединился к прочим.

А те, заслышав шум и стрельбу в стороне костра, начали сходить с ума от беспокойства. Когда знакомый силуэт филина грациозно скользнул через край лощины, они бурно обрадовались. Перрифут подпрыгивал вверх-вниз и пританцовывал на задних лапах, барабаня передними по другим зверям и снова и снова повторяя «Уорригал цел, Уорригал цел!».

Уорригал с признательностью посмотрел на зайца, а потом грустно сказал:

— Боюсь, я не принес хороших вестей.

Он не спеша перечислил деталь за деталью все, что увидел, и к концу его рассказа Перрифут с поникшими вдоль спины ушами тяжело опустился на склон, а Брок, Наб и Бет тихо уселись, уставившись в землю. Они не поняли, в чем там дело с мертвыми уркку, зато постепенно начали осознавать ужасный смысл груды животных у костра. Наконец Уорригал заговорил снова:

— Покуда они не удостоверятся, что нашли нас, они будут убивать каждого барсука, каждую сову, каждого зайца и каждую собаку, похожую на Сэма — кого только найдут. Чем дольше мы задерживаемся, тем больше будет смертей.

Они молча встали и поднялись на край ложбины. Горы, к которым они направлялись и где могли найти Малкоффа и горных эльфов, просвечивали сквозь дымку и в послеполуденном свете летнего солнца казались серыми и размытыми.