Синий маяк - Ксения Литвинова

— Ты и сейчас среди башен? — грустно угадывает Эй. — Возвращайся, а то мне страшно! Теперь уже ничего не поправишь, постараемся впредь не попадаться. А давай это я буду виновата, давай? Я должна была раньше почуять засаду.

— Там магический заслон, не почуешь…

Я вдруг ощущаю такую усталость, будто сто дней не спал. Лечь бы и глаза не открывать! Но так нельзя. Эйке тоже скверно, да ещё голодно.

— Сядь рядом, — прошу я её, — буду на тебя смотреть и возвращаться.

Эй передвигается, но предупреждает стеснительно:

— Смотреть пока не на что.

— На меня любуйся, — я поднимаю на неё взгляд и, наконец, собираюсь с силами. — Завтра пойдём дальше.

Эйка таращится с удивлением. Одним глазом. Второй завешен волосами. Глаз бури, да.

— И как ты пойдёшь? — голос у неё совсем тихий, и звучит как бы издалека, — вот нога зарастёт, тогда и двинемся. Да что с тобой такое? Страшно было, да?

Она отбрасывает волосы и смотрит уже двумя глазами. Большими и тревожными. Зелёный отсвет дрожит на бледном личике, и Эйка кажется бесплотной, как отражение. Вроде и есть, а вроде и нет её.

— Наверное, страшно, — признаюсь я через силу, — быстро и глупо.

Что надо отвечать, я не понимаю. Надо отвечать? Я бы лучше шёл, чтобы оказаться подальше отсюда. Подумаешь — нога! Заживёт, не отвалится.

— Ты себя не съешь ненароком, — предупреждает Эйка, — мне оставь немного.

Она дело говорит, вот только у меня слова не идут с языка. Словно онемение опять нашло. Но я ей обещал, что у нас всё будет вместе, значит, это и ко мне относится. Следующие два дня мы приходим в себя, завернувшись в мой плащ и её крылья. В итоге я всё рассказываю — про Ксарду и тварей из замка, и как все потом на меня смотрели, и как я хотел совсем по-другому, а это невозможно, но здорово, что мы сейчас вместе. Что-то в таком роде.

— Как думаешь, маяк ещё горит? — задумывается Эй.

Я потихоньку расплетал её косу, но тут моя рука замирает.

— Понятия не имею… Что это ты вспомнила?

— Так, — роняет она, глядя в сторону, — прикидываю, есть ли, куда вернуться.

Мне становится смешно.

— Что же мы станем делать на маяке?

— Ты будешь ловить рыбку и зажигать огонь, — обстоятельно разъясняет Эй, — а я тебе детишек рожу.

— Да ведь тебя ветром унесёт оттуда!

— Не унесёт, — обещает она сквозь зубы, — могу крылья подрезать, если так не веришь.

И не поймёшь опять, всерьёз она или как? Всерьёз, по-моему. Не ровен час, оттяпает себе что-нибудь. Я невольно подскакиваю и ударюсь головой о низкий потолок.

— Не вздумай калечиться! — предупреждаю я сквозь звон в ушах. — Мне не обязательно торчать у лампы, я ведь не бабочка! Если кораблей нет, мы в гавани поселимся. Без бабочек и лампочек.

Эй ухмыляется:

— Тогда чем тут плохо?

Я тоже ухмыляюсь. Правда, губа при этом трескается. В эту ночь мы хотя бы засыпаем спокойно. А наутро, конечно, продолжаем путь. К кораблям.

Глава 13

Ущелье, хотя и кажется нескончаемым, заканчивается к концу недели. Судя по карте, мы порядочно забрали влево. Хотя по этим картам сложно судить — они совпадают лишь в общих очертаниях. По одним — дальше идут луга, по другим — широкое озеро… Как пересечь такую прорву воды, мы не представляем. Хорошо, что попадается луг. Даже весной трава здесь поднимается выше головы. Иногда эта трава пытается задушить, иногда — опутать ноги, но всё-таки через неё можно продраться.

Эйка сетует на яркое солнце, но ожоги уже сошли, а разодранную проволокой одежду она подлатала и снова замоталась до глаз. Я пристраиваю ей на голову шляпу из лопуха — для лучшей защиты. Эйка клянётся отомстить, не открывая своих тёмных замыслов. Зенит теперь пережидать негде, и в самые ослепительные часы я устраиваю для неё навес из плаща.

А в самые тёмные часы она сторожит мой сон. Ночью идти нельзя. После заката запах луга меняется — становится густым и пряным. Трава начинает волноваться, как поверхность озера, и бродит кругами, завиваясь в гигантские воронки. Тогда в шелесте безбрежного луга можно различить слова, но язык невнятен. Всё это из запертого сундука с памятью, который не даёт мне покоя. Я будто снова лежу на звериной шкуре под неподъёмной крышкой, в наплыве лихорадки, которая перерубила магические якоря, чтобы унести меня прочь от назначенного места. И теперь несёт.

Муторный сон обрывается, никогда не показывая разгадку. Эйка будит меня с первым лучом, и я поднимаю голову с её коленей, видя над собой светлеющий небесный купол. Я учусь отсчитывать дни по звёздам, и, если не ошибаюсь, лето ещё не началось. Страшно подумать, на что этот луг способен по осени! Но сейчас трава завершает ночной танец, а её шелест снова не более, чем шелест. По мере спуска к реке зелёные дебри становятся гуще и непролазнее. Дышать нечем, в добавок всё кругом колет и жалит, даже рукав не закатаешь! Когда сквозь сочные стебли проблёскивает долгожданная вода, мы с Эйкой испускаем дружный стон облегчения.

Моя спутница сходу лезет в речку, и плевать, кто там водится! Эй умеет предвидеть опасность, и это часто нас выручало. Часто, но не всегда. Поэтому я боязливо озираюсь, стоя на берегу. И не выпускаю меч, которым прорубал дорогу.

Трава ведёт себя тихо, река тоже — кажется, что она прозрачна до дна, до сверкающего золотого песочка. Вот как сейчас кто-нибудь выскочит оттуда… Но Эйка уже ступает в медленный поток, и волосы веером расстилаются за ней по дрожащей глади. Ладно, посторожу. Нынче душно, не иначе как к дождю. Небо густо заволокли тучи — очень кстати, эта дурочка хотя бы не обгорит!

Окунувшись пару раз, Эйка возвращается на берег. Теперь чёрные косы метут песок, но Эй равнодушна к подобным мелочам.

— Ты странный, — сообщает она мне, — добрался до воды и не радуешься! Пошли, я тебя помою, если самому неохота.

— Время потеряем, — предупреждаю я, — да и опасно.

Но Эйка начинает меня раздевать, не слушая возражений.

— Я твоя главная опасность. Укусить или так пойдёшь?

Так пойду.

— Новая причуда? — уточняю я, стаскивая штаны.

— Старая. Побыть с тобой хочу, — объясняет она с трогательной прямотой, — неизвестно, что там дальше.

Да уж, всякого можно ожидать. Особенно если кинуть на берегу и Перо, и меч.

— Ну пошли, ну иди со мной, — шепчет Эйка, утягивая меня в воду, — всё будет