Кэш - Артур Батразович Таболов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда вы здесь всё знаете? – удивился Гольцов.
– Приходилось бывать, жена водила на разные мероприятия. Фильмы из категории «кино не для всех», литературные чтения. Пыталась приобщить меня к культурной жизни Москвы.
– Приобщила?
– Не очень. Вам пива?
– Нет, минералки.
Устроились за столиком в углу. Панкратов сказал:
– Ну вот, здесь можно спокойно поговорить.
IV
Подробный отчет Панкратова о событиях двух минувших дней Гольцов выслушал внимательно, не перебивая. Немного подумав, кивнул:
– Спасибо, Михаил Юрьевич, вы всё правильно сделали. Сколько вам это стоило?
– Мне? – переспросил Панкратов. – Вам, Георгий. Мне такие расходы не по карману.
– Я неправильно выразился. Мне, конечно. Так сколько?
– Пока не знаю. Счет представят, когда работа будет закончена. Как сейчас говорят – инвойс.
– Работа закончена, мы уже всё узнали.
– Вот как? Но эти, на «лендкрузере» и «ладе», будут ездить за мной до второго пришествия. Пока я не приведу их к вам. Или пока они не узнают ваш адрес.
– Они его узнают. И очень скоро.
– Не понял. Что вы задумали?
Гольцов улыбнулся, отчего его жесткое некрасивое лицо точно бы подсветилось изнутри мягким светом.
– Михаил Юрьевич, я очень ценю вашу помощь. Но о своих планах промолчу. Я не уверен, что вы их одобрите. Здесь курить можно?
– Можно, наверное. Пепельница есть. Да и другие курят, – кивнул Панкратов на соседние столики. За одним трое молодых людей и две девушки пили пиво и читали друг другу стихи. За другими сидели по двое, курили, обсуждали свои дела. Время от времени в кафе появлялись немолодые писатели, выпивали по рюмке коньяку или по чашке кофе, съедали по бутерброду и уходили. В углу средних лет энергичная дама что-то доказывала собеседнику, нервно листая то ли текст рукописи, то ли договор. Собеседник реагировал вяло, что очень сердило даму.
Гольцов закурил французскую сигарету «Голуаз» и доверительно тронул Панкратова за плечо.
– Не обижайтесь, Михаил Юрьевич. Не хочу втягивать вас в свои дела.
– Я уже втянут в них по самое никуда. Вы не слишком затянули свое пребывание на том свете?
– Еще нет.
– Я почему спрашиваю? – объяснил Панкратов. – Вера Павловна женщина с сильным характером. Но нервы у нее уже на пределе.
Гольцов помрачнел.
– Меня это тоже тревожит.
– Так заканчивайте эту историю. Хотите посадить Михеева? Сажайте, что вам мешает? Подделанная дарственная – уже состав преступления. Получит лет пять или шесть.
– Восемь, – сказал Гольцов.
– Что восемь? – не понял Панкратов.
– Я хочу, чтобы он получил восемь лет. Столько, сколько получил я. И так, как получил я. С купленными следователями, с купленной судьей. Я хочу, чтобы он побыл в моей шкуре.
– Вам не нужно подкупать следователей. Они и так будут рвать его, как тузик грелку. За Кириллова. На самого Кириллова им насрать, но Михеев подставил весь Следственный комитет, ему это не спустят.
– Значит, проблемой меньше. Но главная проблема остается – судья Фролова.
– В чем проблема?
– Я хочу, чтобы его дело вела судья Фролова. И вела его так, как моё. С заранее написанным приговором. За взятку в триста тысяч долларов.
– Как вы рассчитываете дать ей взятку? Очень непростое дело, судьи берут только у своих.
– Я знаю как. Так и быть, скажу, чем я занимался последние месяцы. Искал тех, с кем Фролова училась в Юридической академии. В её группе было двадцать три человека. Четверо эмигрировали в Израиль, двое сейчас в Америке. Остальные в России. Все более-менее устроены. Кроме одного. Некто Красильников. Лучший на курсе, подавал большие надежды, красавец. С Фроловой у него был роман. Как говорят, бурный. Спился. Я нашел его в бомжатнике в Марьиной роще. Сейчас живет у меня в Жулебино, приходит к себя. Вот он и даст взятку судье Фроловой. И она возьмёт. А если не возьмёт, то я ничего не понимаю в людях.
Панкратов с крайним неодобрением покачал головой.
– Играете с огнем, Георгий. Вы уже загнали Михеева в угол. Зачем, по-вашему, он связался с Федей Кривым? Чтобы его люди нашли вас, а потом Михеев пришел к вам и на коленях попросил прощения?
– Мне интересно узнать, до чего человека могут довести деньги. Нормального, в общем-то, человека.
– Догадаться трудно?
– Не очень. Но я хочу знать точно.
– Может, на этом и остановиться?
– Нет! – резко сказал Гольцов, и в лице его появилась та же неукротимость, которая произвела впечатление на Панкратова в его надгробье на Ваганьковском кладбище. Только уже не юношеская, беспечная, а тяжелая, волчья. – Вы можете что-нибудь изменить в России?
– Вряд ли.
– И я не могу. Но могу кое-что изменить в той жизни, которой живу я и будут жить мои сыновья. Сделать ее немного чище. И я это сделаю. Следователь Кириллов получил своё, адвокат Горелов получил своё, прокурор Анисимов ответил на Страшном Суде. Не знаю, как он оправдывался. Возможно, у него было голодное детство. Это уже не наши дела. Своё получит судья Фролова, своё получит Михеев. Я поступлю с ними так же, как они поступили со мной. Это справедливо. Это по закону гор, о котором нам когда-то напомнил Арсен. И хватит об этом.
– Что ж, хватит так хватит, – согласился Панкратов. – Значит, наружку снимаем?
– Да.
– Прослушку?
– Тоже.
– Так и передам…
Дама за столиком в углу раздраженно убрала бумаги в портфель и вышла из кафе, всем своим видом демонстрируя негодование. Её собеседник подошел к буфету, взял большую рюмку коньяка и вернулся на место. И тут Панкратов его узнал. Это был писатель Ларионов.
«Вот так встреча!» – подумал он и тут же поправился: «Ну, а где еще можно встретиться с писателем, как не в писательском клубе?»
Извинившись перед Гольцовым, Панкратов подошел к столу Ларионова.
– Добрый день, Валерий. Можно к вам?
– Господи Боже мой! – изумился писатель. – Национальная алкогольная безопасность! Конечно, садитесь. Как вы здесь оказались?
– Случайно. Что это за дама, с которой вы разговаривали?
– Из издательства. Предложили продолжить серию Маши Зарубиной. «Смертельная страсть-2». А что? Пипл хавает.
– Вы согласились?
– Посмотрите на мои руки, – предложил Ларионов и продемонстрировал руки с въевшейся в кожу черной металлической пылью. – Ну какая из меня Маша Зарубина? Поздно мне рядиться в панталончики и кружавчики.
– Мне показалось, она была недовольна?
– Недовольна? Слабо сказано. Предложила за книжку аж пятнадцать тысяч рублей и очень обиделась, когда я послал её на хуй. В вежливой форме, конечно. Уже совсем писателей за людей не считают. И вот что странно. Мошенник всегда
