Баггер - Владимир Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – спросил Олег.
– Мне сложно сказать словами, но я поняла, что в моей жизни ненастоящее. – на ее глазах выступили слезы. Она была простая, немного усталая, бледная, но скорее светлая и красивая. – Бывает так, что мы о чем-то мечтаем, и получаем это, как наказание, – подытожила она, – Что же это значит – мечты не те были? Или странный волшебник зло посмеялся и переврал все слова?
– Нет, с мечтами, наверно, все вы порядке. Если они мечты, конечно. Бывают желания, потребности, прихоти. Мечты – это другое.
– Мне мама говорила, что мечтать можно в детстве, что взрослым мечты ни к чему, только жить мешают, – она сделала паузу, – а я тогда сказала, что не хочу быть взрослой.
– Не будь ей, – ответил Олег просто, и в то же время как-то серьезно, – Я сам еще не повзрослел, хотя уже тридцатник скоро, что о тебе говорить?
Олег, конечно, не любил инфантилизм и возрастную психологию, но, в то же время часто думал, что в человеке, независимо от того, сколько ему лет, живет ребенок. Он сам может повзрослеть. Нагрузить себя проблемами и социальными рамками. Может сказать себе «ты должен», и быть должным начальству, системе, устоям. В конце концов, многие так и делают. Одевают костюм, опоясывая шею душным галстуком, женятся и заводят детей, очевидно, потому что подошло время. Потому что у других так. Играют во взрослую жизнь, а в конце понимают, что все это время играли по чужим правилам, но почему-то думали, что все это настоящее. С другой стороны, кому как нравится. Тут бы с собой справиться, а не на чужих ошибках теории возводить.
Он шел по весеннему городу и думал, как странно получается все. Лиза почувствовала себя счастливой после того, как ее чуть не убили. А тот, кого она, возможно, любила, ни разу к ней не пришел.
Ну что ж, а я навещу парня, – подумал Олег. – Обязательно. Надо же найти этого психопата в сутане? Взять чтоли с собой толпу сатанистов… а что? Суд Линча на побережье, аж в двадцать первом-то веке. Хороший заголовок, даже готов поснимать… посмотрим. Последние события несколько сорвали его с тормозов привычной жизни. Так что теперь почти любой сумасшедший поступок мог оказаться нормальным. Сестра не очень хотела рассказывать, где это находится, но проболталась. Совершенно случайно, и к счастью, не заметила.
Дорога была знакомая. И дом тоже. Старый, древесно-покосившийся. Олег здесь был. Он вспомнил парня. Так вот ты какой, значит, олень северный? Ну что ж, познакомимся еще раз. Только есть ли смысл предъявлять все сразу? Кто этот священник, живущий у него, со странной страстью к холодному оружию? Может, под простачка? Ладно, как пойдет. Александр стоял метрах в двадцати от жилища и выжидающе смотрел.
– Мне нужен священник, он жил здесь, – не спросил, а скорее, утвердительно бросил Олег.
– Жил, и что с того?
– А что, уже нет? – спросил Олег со злой надеждой в голосе.
– Уже нет.
– И что так?
– Я от него избавился, – Александр сделал паузу, – У нас возникли разногласия, и он уехал.
– куда?
– Думаю, туда, откуда пришел, – как-то тяжело ответил Александр.
– И что, неужели не вернется погостить?
– Надеюсь, что нет, – совершенно искренне открестился художник. – Зачем тебе, кстати, священник?
– Да так, грешок один облегчить хочется. – мысленно он продолжил. – «Мстительность в последнее время просыпается».
Олег ушел, зная, что художник не лгал. В доме у него жила девочка, которую он берег. Потому и не вспомнил о бедняжке Лизе. Так тоже бывает. В них есть своя прелесть, – подумал Олег, засыпая на полке.
Глава 11
Когда-то философ сказал, что каждая вещь имеет свое место. Оттого и движутся предметы, что хочется найти свое. Также люди не могут без определенности. А что делать, когда это твое неизвестно? В то же время, чужого не хочется. Тебе предлагают социальные рамки и устои. Традиции. И вот ты почти уже согласился. Готов верить в идеалы и ковать железный рубль, как и все.
Виктор выпрямился и подошел к окну. Отвлечься и не думать. Только как? Шел дождь. Мысли проникали, словно через бреши, и врезались в мозг. Как же больно, – подумал он. Тогда что? Отключать сознание? Можно никуда не идти. Жрать наркоту и курить травку. Можно и так, если твое место заняли. Если сил не хватает. Если не хватает терпения. Только охота ли проснуться дерьмом и понимать свое ничтожество? Смотреть лицом в унитаз, и не решаться смыть отражение.
Рука нащупала пистолет. Тяжелый, черный, прямой. Вот оно, решение. Рукоять согрела ладонь. « Какой интересный поворот событий, – подумал он, – Застрелиться. От нечего делать». На лице пробежала улыбка. От нечего делать можно. Очень часто людям нужно бежать. В работу, развлечения, семью. Просто, чтобы было что делать. Ведь если ты при деле, то ты нужен. Что-то прихватило. Он нащупал возле левого плеча. Ну давай, чего ты боишься.
А он действительно боялся. Но потому, что убегал, не знал – чего. Просто вся жизнь может пройти ненастоящей. Цветным кинофильмом, в котором не нравятся герои. Тогда поднимись титаном. Измени. Но сил уж нет. Их не хватает, чтобы делать. Только мозг рождает идеи. Вот воплотить бы, только от этого будет не только хорошо. Вот бы быть разными людьми. Вот бы жить тысячи жизней, и каждый раз одну.
Еще одно слово, и моторчик остановится. Виктор почувствовал, что хочет дышать. Душная комната, запах стен. Западня. За окнами шел дождь, и он вышел под этот ливень. Он упал на колени и простирал лицо к небу. В груди было невероятно больно. Как будто всего разрывало на части. Он подумал о том одном разе, когда все могло быть. Один шанс из тысяч и миллионов. Ветер ломал ветви и бил чьи-то ставни. Ветер шумел в небе, и дождь крупными каплями слепил глаза. Дождь смывал слезы. Холод снимал боль. Вот она, анестезия. Бессильные пальцы вцепились в землю, вгрызаясь в грязь.
Да хоть бы захлебнуться, – подумал он и устал. Его тело обмякло, и кипящий котел весенних луж принял тяжесть. Смерть не хотела его брать. Слишком молод еще, – подумала лукавая с долей похоти. Через минуту он очнулся. Секундная слабость. Накатило. Сорвало когда-то крепкую крышу с петель и унесло к чертовой… толи матери, толи бабушке, –
