Баггер - Владимир Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не завидую я мальчику, – произнес он вслух и налил крепкие сто грам. Это всегда помогало. Помогло и сейчас.
Глава 12
После нашей встречи Виктор был задумчив и не проронил ни слова. Его терзала какая-то мысль, но он не мог ее выразить. Или не хотел.
– В чем дело? – поинтересовался Олег.
– Абстрактный вопрос.
– Тебя что-то гложет.
– И что?
– Поделись, хотя дело твое.
– Понимаешь, он любил необычную девушку. Она умела превращать аравийскую колючку в живого носорога одним только желанием и щелчком пальцев.
– Кто?
– Невеста моего друга.
– И?
– Вот только она не знала этого. И никогда не была в Аравийской пустыне, и тем более не щелкала там пальцами. Он знал, что она необыкновенная, но не представлял почему. А в самом деле, даже если бы она знала, то какой от этого умения прок? Кому нужны носороги?
Олег молчал. Он учился слушать и сейчас думал о своем. Слова, на первый взгляд кажущиеся бредом, ложились на подсознание. Виктора поощряло молчание собеседника. Он продолжал:
– У меня был друг. И ты знаешь, он был очень классный. Абсолютно чистой души человек. А главное, всем вокруг становилось лучше от того, что он был. Хороший собеседник, веселый, отзывчивый, добрый. – в его глазах полыхнуло пламя злой тоски, – Такие люди толи от Бога, толи сами по себе в жизнь попадают, неизвестно почему и зачем. Я бы спросил даже – за что? За какие прегрешения. Страдают они здесь, в жизни-то.
Тогда его невеста на шестом месяце была, когда мы поехали в последний раз. Только представь, что человек жил себе, вроде бесполезен для всех, а вокруг хорошо оттого, что он есть. Любил он ее, считал особенной. И не копался в своих мыслях, не загадывал – почему. Просто любил, как идиот. Как ребенок, чистыми и открытыми глазами. – Виктор достал граненый стакан и налил белой прозрачной, – будешь?
– Угу.
– За тебя, – сказал он, и выпил, не чокаясь. Олег так и не понял, за кого он осушил рюмку.
– Знаешь, хорошим он был. Только страшно вот так жить. Кого не встретит – тому помогает. Даже если не хочет этого. Благодарность? Да ее почти нет в мире. Вспомни Христа, которому калеки даже спасибо не сказали. А разве ради нее он? За что покупал, за то и продавал. Ничего не брал себе.
– Праведник?
– Просто не получалось. Все людям. Выходит, не праведник, а проводник. А чем больше отдавал, – он на несколько секунд делал паузу, – тем больше к нему приходило. Должен он был, и жил, и боялся.
– Чего же он боялся?
– Он не был трусом, – сухо ответил Виктор, – Просто есть страх куда страшнее. За нее и боялся. Есть ведь баланс. Если тебе хорошо, то может быть плохо. Если тебе лучше, то может быть гораздо хуже. Чем сильнее счастье, тем больнее его терять.
– Ты считаешь, за счастье нужно платить?
– Не считаю. Оно либо есть, либо нет. Я и не говорю, что чем хуже у тебя жизнь, тем она может быть лучше. Бывает так, что с детства топором ржавым тебе переломят хребет, и крылья попалят для смеха. А после летай душа, и ищи радости, сколько найдешь, – он крупными глотками осушил сто пятьдесят, и скорчил гримасу.
– Сколько же сволочи по лицу земли ходит, а она и не морщится. О чем это я?
– Про друга.
– Да. Прикинь только, человек мог сделать тебя самым счастливым. Просто, легко. Чутье что ли было. Оон говорил или делал так, что все складывалось хорошо. Наилучший вариант из тысячи. Судьба, наверно. А ему несложно, сам то он от этого ничего не имел. Конечно. – Виктор улыбнулся грустно-грустно, с болью, – Его счастье ждало его дома. Не всегда, конечно. Он ее брал с собой, потому что не хотел расставаться. Боялся, а кто б не боялся? Понимаешь, другим можно, а себе нельзя.
Он тогда и мне помог, а я, дурак, не заметил. Горькими слезами ревел. Потом, конечно, когда благодарил. Да поздно было спасибами швыряться. Вот бывают люди – что сорняк растут. Не пьянка, ни болезни, даже аварии по колено, и ему хоть бы что. А если что станет, то и не жалко. Кто заметит, кроме матери? А есть люди – ты смотришь и думаешь, что им наверное, таким, жить больно. Нельзя так ощущать. Когда очень тепло это ожоги, а слишком холодно – и ампутация. Вот и там видно слишком. А он мог.
Стояли мы тогда, апельсины выбирали. Я смотрю, он что-то мнется. А просто денег не было. За счастье, знаешь ли, денег не платят. Те, кому он помогал, не знали. Зачем знать, откуда тебе пришло? На крайняк Бога благодарить, или просто радоваться. Может, и правильно так. Хорошо, если не подвоха ждать. Что нам в ее даре превращать верблюжью колючку? А для него она была другой и особенной. Вот только чем больше мы отдаем, тем ранимее сами. Ей тоже счастья перепало. Возможно, больше всех. Какой дурак его мерить будет?
– Так что с другом-то стряслось? – не выдержал Олег.
– А что, то же, что и со всеми бывает. Не ото всюду люди возвращаются. Был у него толи брат, толи сестра. В беду попал. А что для него чужая беда? Он свои то не видел, и полез. Мог бы меня попросить. – Виктор вздохнул и закончил, – В общем, пока ты в мире зачем-то нужен, ты будешь жить.
– Не понимаю. Получается, можно рисковать сколь угодно, если от тебя есть польза?
– Нет, просто не все нужны, от кого польза. К тому же, если ты себе не нужен… – Виктор помрачнел. – Зря ты пристал с расспросами. – его голос был абсолютно трезв. – Ставь кофе, пора говорить о деле.
Глава про то, как они были у Виктора и последующая отсутствует
Глава 14
Песчаный пляж должен был привести к старому дому. Дорога вилась, то и дело плутая среди валунов и бетонных укреплений. Виктор достал сигарету и
