Сердце трона - Лилит Бегларян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый из нас помнит их наизусть: не разглашай тайны своих господ, держи чувства при себе, забудь о личной жизни во время службы и в стенах Ордена, не прикасайся к спиртному, находясь на посту, и не проливай кровь без приказа или крайней необходимости.
Нарушишь хотя бы одно из правил — радуйся, если только лишат ранга. Решение принимает глава Ордена. Я им формально не являюсь, но могу влиять на судьбу провинившегося. Как говорила наместница Запада, я подчинил себе Совет, Орден и замок.
За последние тринадцать лет число стражников Ордена перевалило за триста. Отбор ужесточен, для вступления нужно обладать отличной физической формой и примерным поведением. Я сам этим параметрам никогда не соответствовал, но тогда и времена были другие, и желающих было сильно меньше.
Мир меняется, но турниры остаются прежними. Такими, какими задумал их Рэлливэр, основатель Ордена. Они проходят четыре раза в год на большой арене — круглой пристройке к зданию с открытым небом. Жизнь стражника состоит из тренировок и соревнований. Чем лучше он покажет себя на турнире, тем выше вероятность, что его повысят до шестого ранга, доверят ему важный объект, возьмут в поход или дадут повышенное жалованье. А плохие результаты — повод для исключения. Ставки слишком высокие.
Как и двадцать лет назад, соревнования проводятся в течение шести дней в шести возрастных группах и в два этапа: поединки на тренировочных мечах и стрельба из лука.
Мы с Харэном расположились на средних рядах зрительской трибуны. Здесь и вид что надо, и безопаснее. Открытия еще не было, но на арене уже кипит жизнь. Заметив королевича, многие воодушевлены и наверняка готовятся произвести на него впечатление.
— Пойду пожелаю всем удачи, — шепчет Харэн мне и встает.
Не мне его останавливать. Мое дело — проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Я знаю, Харэн не любит, когда следуют по его пятам, поэтому остаюсь на месте, но громко приказываю всем стражникам положить оружие на пол.
Цэккай, тот драчун, которого помиловала Ларрэт, сидит особняком и смотрит на всех враждебно. Воспитанием он никогда не отличался, зато силы у него не отнять — вот мы и сделали исключение. Это его третий турнир по счету и первый в первой взрослой группе, ведь недавно ему исполнилось двенадцать.
У него выделяющаяся внешность: ярко-рыжие волосы и веснушки на щеках. Но соратники невзлюбили его не за это и не из зависти. К сожалению, такая участь у всех незаконнорожденных. Такой судьбы для Харэна я и боялся.
Харэн общается со стражниками на равных, со многими перебрасывается парой слов. Те, кто посмелее, пытаются поближе подойти к господину и первыми поздороваться, соревнуются за его внимание.
В центре арены он ненадолго останавливается, рассматривает трибуны, а затем, обменявшись взглядом со мной и улыбнувшись, идет к Цэккаю, который сидит на скамейке напротив зрительских рядов. Заметив господина, он встает и кланяется. Я не слышу их, но они долго разговаривают и расстаются только когда турнир объявляют открытым.
Харэн возвращается, садится рядом. Он немного поникший, что странно, ведь буквально только что он был в хорошем расположении духа. Я думаю спросить, почему он расстроен, но знаю ответ. Больше всего на свете он хотел бы не быть особенным. Ему не хватает простого человеческого общения, он смотрит на своих ровесников и сгорает от зависти.
— Я рассказал ему про свои успехи, а он предложил как-нибудь сразиться на мечах, — рассказывает он. — На ненастоящих, конечно.
— Наверное, он Вас не узнал, — отвечаю я, хотя понимаю, что это невозможно. Я обращаюсь к нему на вы, здесь нас могут услышать.
— Считать до одного, что ли, не умеет. — Харэн смотрит на свой ранговый значок с одной полоской. Такой есть только у него и у Айрона, то есть у членов королевской семьи.
— Что Вы ответили? Надеюсь, не согласились. — Я не свожу глаз с арены, стараясь уследить за каждым клинком и стрелой.
— Я сказал, что когда-нибу-у-дь, возмо-о-ожно. Как ты там учил? Не можешь ответить, уходи от ответа. Если бы я отказался, он подумал бы, что я слабак и хвастун.
Нас всегда учили, что не стыдно потерпеть поражение, стыдно не сразиться. Если ты наследник престола, то выбирать не приходится: проиграешь — и все запомнят. Поединок станет поводом для Цэккая самоутвердиться, а Харэна лишит доброго имени. Нельзя допустить, чтобы он состоялся.
— Это дерзко с его стороны, — говорю.
— Но мы не скажем маме, да?
Я закатываю глаза.
— Кстати, почему она не пришла? — спрашивает он шепотом, когда наступает очередь Цэккая выйти в центр арены и сразиться с первым соперником.
— Кто?
— Его мама. У многих тут родители, а он один. Как-то неудобно было спрашивать. Ты не знаешь?
— Или занята, или не захотела. Скорее второе.
— Ого, смотри, как он его!.. — Цэккай в первые же секунды повалил сослуживца на землю. — Он старше его на три года, да? Ничего себе…
Обезоруживая тех, кто накануне смеялся над ним, Цэккай светится от счастья. В отличие от остальных, он не ищет глазами королевича, не пытается получить его одобрение. Он погружен в битву, остального мира для него не существует. Впереди еще пять дней и много испытаний, но у меня уже нет сомнений, что этот мальчишка вновь покажет безупречные результаты.
Мне с трудом удается увести Харэна с арены. А когда мы возвращаемся домой, он не сразу отпускает меня к королеве.
— Вен, а что, если взять Цэккая в замок? — спрашивает он.
— Ты хочешь слугу? — Я удивляюсь, так как Харэн с горем пополам отстоял свое право жить без круглосуточного конвоя. Один он, конечно же, не остается: замок и Дворец и без того усиленно охраняют, да и я почти всегда рядом. Разумеется, Ларрэт совсем не нравятся капризы сына, но она смирилась, чтобы не испортить отношения с ним окончательно.
— Почему нет, — отвечает он. — Признайся, с ним никто не сравнится.
— В силе да, возможно. А в остальном? Сможет ли он дать дельный совет, когда ты спросишь его мнение?
— Думаю, да.
— И ты же знаешь, госпожа не одобрит. Цэккай служит Ордену меньше года, ведет себя непристойно. Пусть он хорош в бою, но в замке ему не место.
— Помоги мне уговорить маму, ну пожалуйста!
— И ему всего двенадцать.
— Тебе было столько же.
— И ты о нем почти
