Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком - Андрей Нимченко

На этом их разговор и окончился. В Торме он оставил неприятное чувство - будто парень задавал вопросы не спроста. Он решил внимательнее следить за ним. Но сбыться этому было не суждено. По дороге на стоянку, где остался мотоцикл, Ли предложил зайти в "обжорку" - небольшое кафе, подкрепиться на дорогу. Пока они ждали заказа в заведении с глухими стенами и некогда большими, но теперь на три четверти заложенными кирпичом витринами, Ли вышел в туалет и не вернулся. Прождав десять минут, Торм отправился на поиски, но обнаружил лишь, что в коридоре неподалеку от сортира имеется черный выход. Мотоцикла на стоянке не оказалось.

- Уехал только что. Предъявил квитанцию и уехал, - недовольный тем, что его оторвали от иллюстрированного журнала, пробубнил охранник, - проблемы какие? Квитанцию-то предъявил!

Бегство Ли удивило и расстроило Торма. В том, что толчком к нему послужили фотографии, он почти не сомневался. Торм вызвал Ясона и рассказал о том, что произошло.

Глава 24.

Сван.

Катерина привезла меня в один из частных райончиков Краснодара. Маленькие домики вперемешку с дворцами покрывали площадь гектаров в пять. Мы свернули с оживленной дороги, проехали метров триста и остановились на пересечении двух улиц. Когда-то здесь стояла небольшая хибарка, каких полно в центре города. Потом ее и ее полузавалившихся соседок скупили, и построили ресторанчик, мини-казино и сауну с кабинетами. Сейчас перед нами стоял небольшой замок из желтого кирпича - со стрельчатыми окнами на башенках и зубьями на глухих крепостных стенах. Катерина повела меня мимо главного входа, мимо вазонов с мертвыми елями куда-то вбок, где обнаружился погребок с вывеской: "У Водяного".

Вход в подвал был выложен диким камнем. Ступеньки уходили в тяжелый, клубящийся зеленоватый туман. Должно быть, он подсвечен какой-то лазерной установкой. Ощущение, будто погружаешься в темное, парящее болото. Ноги исчезают в зеленом мареве, потом оно поднимается выше и выше, пока, наконец, не ныряешь в него с головой. Внизу темно, он очертания стен видны отлично. Здесь они покрыты чем-то вроде мха, слегла фосфоресцирующего. Впереди метров десять коридора и треугольный проем двери, из которого льется переменчивый красный свет.

- Дизайнера из Питера вызывали, - сказала Катерина. - Нравится?

- Не очень.

- Мне тоже.

- Ираклий - хозяин этого... замка?

- И не только.

Сам погребок оказался не банальным - по углам деревянные столы на ножках из толстых, необструганных кривых поленьев. Потолок весь в светящихся огоньках - "гнилушках". Свод его низкий, полукруглый, к нему прикреплено то, что должно по замыслу дизайнера попадать в болото: колесо от телеги, старый самовар, керосиновая лампа, скелеты - два человеческих и один собачий. На столах островки света - стеклянные лампы, в которых плещет живой огонь. В стенах сводчатые ниши. Самые глубокие зашторены, там, должно быть, отдельные кабинеты. В те, что поменьше, встроены огромные аквариумы.

- А где бар или что-то в этом роде? - спросил я.

- Бар в таком месте? - усмехнулась Катя, - Ты, наверное, ни разу не попадал в болото. Там можно встретить разве что барменов, которые не угодили клиентам. Все - и еда, и напитки приносится из той двери, - она указала на провал слева. Рядом с ним стоял официант - высокий мужик во фраке. Сначала я удивился - под обстановку больше подошел бы наряд какого-нибудь вурдалака. Но потом глянул на лицо официанта - обтянутый серой кожей череп с горящими глазами. С таким лицом костюм вурдалака ни к чему.

- Ему не боятся давать заказы?

- Что ты... Вартан - добрейший человек. У него порфирия, недостаток красных телец в крови, плюс какое-то генетическое нарушение, из-за чего не растут волосы. Днем он спит здесь же - не выносит солнечный свет. Редчайший случай, Ираклий был счастлив, когда нашел его.

- Счастлив?!

- Он любит редкие и красивые вещи. Даже если они красивы... по-особенному.

- А ты?

- Что я?

- Редкая или красивая вещь?

Она не ответила, кивнула официанту, и тот скрылся. Через минуту появился и кивнул в ответ, видать, нас ждали. За пологом оказался проход, заканчивавшийся тяжелой дверью. Комната, куда мы попали, была довольно большой. Круглая зала диаметром примерно в пятнадцать метров. Высота свода метров пять. Вдоль одной из стен стоял полукруглый стол все в том же "неоструганном" стиле. Стулья, вырезанные из цельных кусков дерева, с соломенными подушками и соломенными же мягкими подлокотниками. Несколько низких кушеток придвинуты к противоположной стене, в которой скалился черной беззубой пастью камин. Такой большой, что можно было зажарить барана. Прямо над головой - круглое отверстие без стекла. В него, наверное, уже заглядывали звезды, но их мешал увидеть желтый свет натриевых ламп, тянувшихся по стенам этого зала.

Четверо мужчин сидели у ближайшего к нам края стола. Я посмотрел на них, пытаясь определить, кто же здесь Ираклий. Каждый воспринимает имена на свой лад. Есть девушки, которые мне кажутся типичными Аленами, тогда как другим и в голову не приходит назвать их так. Не могу сказать, что я силен в определении имен по внешности. Но пытаюсь делать это постоянно.

По моему, Ираклием мог называться невысокий мужчина в белой рубахе, с загаром кварцевого происхождения, обширной лысиной, волосатыми сверх меры руками и с глазами зелеными, как бутылка пива "Хадыженское". На его левом мизинце был белый перстень с куском смоляного агата. Он сидел, полуобернувшись, и разглядывал меня с небрежением. Трое парней рядом с ним, все кавказцы, были слишком молоды, чтобы тянуть на главного. Хотя... я пригляделся к одному, лет тридцати, но с каким-то изможденным, и будто посеченным скальпелем лицом. Резкие борозды тянулись от крыльев носа к углам рта. Сам нос был крупный, узкий между бровями, расширяющийся книзу и над губой нависающий толстой каплей пористой плоти. Глазные яблоки большие, чуть выкаченные, веки будто не желают сходиться на них, и когда хозяин моргает, натягиваются с трудом, как две влажные пергаментные шторки. Радужка палевая с черной точкой сжавшегося зрачка. Лоб высокий, зачесанные к затылку волосы масляно поблескивают. На лбу от левого виска к середине тянется кривой шрам. Нет, этот человек явно старше тридцати. Уж не он ли тот "водяной", к которому приглашает вывеска над входом?

Я постарался вглядеться в мужчину внимательнее, понимая, что так же пристально он рассматривает и меня. И тут пелену сознания прорвало: на месте человека с иссеченным лицом вился и кружил смерч: матово-серый, как хромированная сталь. С черными прожилками, проявляющимися на поверхности и тут же исчезающими, будто черные молнии или пульсирующие венозные дорожки. Вокруг смерча на небольшом отдалении светилось облако искрящихся синих линий. Они должны были скрывать его от меня, но