Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком - Андрей Нимченко

Я ничего не ответил. Только в упор разглядывал Ашота, пялившегося в ответ своими непроницаемыми карими буркалами.

- А что если врет Ашот? - наконец, спросил я.

Ираклий покачал головой:

- Он не стал бы, поверь, - он снова примолк, весь олицетворение скорби по поводу моего упрямства. Катерина, присевшая на подлокотник кресла, шумно вздохнула. На меня она старалась не смотреть, разглядывала горшок с пальмой в углу и время от времени беспокойно поеживалась.

- Он небольшой, примерно с твою ладонь, Ашот говорит, что положил его в "лопатник". Немного неуважительное отношение к такой вещи, но, в конце концов, не оправа красит дорогой бриллиант. Ты мог и не заметить его. Возможно, кто-то из твоих друзей...

- Нет. Я бы знал.

Ираклий внезапно встал, оперся тростью в пол и посмотрел на меня взглядом, в котором не оставалось уже ни "отцовского" укора, ни меланхолических раздумий о путях, сводящих людей, ни, увы, жалости.

- Завтра вечером ты доставишь мне его. Я не сказал тебе еще одной вещи - это мой подарок одному очень уважаемому человеку. Он знает, какой подарок готовится для него, и это не оставляет мне выбора. Если медальона не будет, ты и твои друзья умрете. Не обнадеживай себя, мы знаем двоих из них, выясним, и кто был третьим.

Ираклий перекинул трость в левую руку, а правой вытащил из-под пиджака пистолет.

- Тебе, я вижу, нравятся свиньи? - он кивнул на моего кабана, навел ствол и в упор выстрелил ему в голову. Во все стороны брызнули щепы, - а я их ненавижу.

Они двинулись к выходу, проходя мимо, Катерина бросила мне: "Дебил...".

В голливудских фильмах после такой драматической сцены тут же следует другая - чтобы не смазывать эффект. В жизни Ираклий и его команда минут на пять застряли в моем не шибко широком коридоре, не рассчитанном на прохождение сразу стольких амбалов одновременно. Кате наступили на ногу, и очередной "дебил" прозвучал уже не в мой адрес. Несмотря на серьезность положения, я не смог сдержать улыбку.

Наконец, они убрались. Я пошел в холл, взял из бара недопитую бутылку коньяка "Черный аист" и прикончил ее в три глотка. Потом позвонил Мею.

- С ума сошел... - раздался на том конце провода заспанный голос, - не мог до утра подождать?

- Не мог. Мей, скажи своим, чтобы еще на пару неделек у родни задержались - не стоит им возвращаться.

- Что? - он не понял, - Ты о чем, Сван? Слушай, тут такое дело... Даник умер. И нам... ну, в общем, поговорить надо серьезно... Постой! Почему моим не возвращаться, что случилось?!

Кажется, он, наконец, проснулся.

-------------------------------------------------------------------------------

- Да не было там никакого медальона! Он же тяжеленный должен быть - как можно не заметить! - Мей в крайней возбуждении в пятидесятый раз обежал комнату, - кто еще смотрел?

- Ты что? Думаешь Ванька мог потихоньку спереть? Но когда?! Ты ведь лопатник у Ашота вытащил, он у тебя был все время.

- Может, в машине. Я передал кошелек Бобу. ...

- Ну да! Когда мы подальше отъехали, Боб мне его отдал, и я его выпотрошил. Ничего там не было кроме денег, визиток и всякого мусора.

Мы замолчали. Я сосредоточенно ковырял окурком дно пепельницы. Мой рассказ о визите Ираклия произвел на Мея куда большее впечатление, чем то, что он поведал мне о Данике. Я не испугался, не впал в истерику и не озлился на товарища за то, что он стал причиной моей беды. Я все еще не верил в свою смерть - ни капельки! Чувство, что все будет так, как надо, не покидало меня. Глубокое, теплое, неистребимое чувство ПРАВИЛЬНОСТИ происходящего. Было только очень жаль маленького, порою выглядевшего нелепым паренька, который обрел огромную силу - уйти из жизни, чтобы не причинять вреда. Смогу ли я поступить так же? Не уверен.

А потом я порадовался за то, что Даник смог нам помочь, пусть только советом. Едва Мей передал мне его слова о подпитке, я постарался проверить их. Так все и оказалось - тонкая струйка энергии тянулась от Мея ко мне, наматываясь на странный комковатый туман, покрывавший мое тело.

Попытка оглядеть самого себя принесла необычное ощущение - угол зрения изменился, как будто точка, в которой находились мои глаза, переместилась и оказалась примерно в полуметре над теменем. Туман, как стая тяжелых грозовых туч, медленно полз по орбите, создавая вокруг меня что-то вроде кокона. Только не светящегося, а угрюмого, пугающего своей мрачной непроницаемостью. На расстоянии сантиметров в сорок - так, во всяком случае, мне казалось - вокруг него вились тонкие нити кармы. Блеклые, выцветшие. Иногда нить касалась серых клубов, пропадала, а через время появлялась опять, став еще тоньше и еще бесцветнее. Серость, окружавшая меня, будто слизывала ее.

У Мея с энергией дела обстояли получше: серость уже поселилась за наброшенной на него зеленовато-голубой паутиной, но еще не начала пожирать ее. Линии были слабыми, струились вяло. В них наблюдалась редкая пульсация: медленно, с большими промежутками они то разгорались сильнее, то бледнели и затухали. Каждый раз, когда их свет становился слабее, мой желудок испуганно сжимался. Но вскоре я понял, что в этом есть какой-то свой ритм, будто билось усталое сердце - может, уже не способное перенести тяжелые нагрузки, но которое еще прослужит для хозяина десятки лет.

Сперва я не знал, что мне делать. Было очень тоскливо наблюдать - вот бежит струйка крови от друга, питая тебя и убивая его. И ты беспомощен это изменить. Ираклий говорил, нужно время, много времени, чтобы научиться управлять этими клочьями тумана - своим НАСТОЯЩИМ телом. У меня его не было. Вид блекнущих полос ясно говорил - мой друг на грани, и если поскорее не прервать наш контакт, может переступить за нее. Возможно, лично я уже прошел свою дорожку до конца, сорвался с обрыва и лечу вниз. Но тянуть туда же Николая я не хотел.

От серого тела Ираклия мое отличала скорость и плотность движения тумана. У транса она была такой, что он казался литой воронкой из прочнейшей стали. Я постарался ускорить движение "облаков" вокруг себя. Мей в это время на кухне варил кофе. Я чувствовал его сквозь стены - должно быть, благодаря нашей связи. Он чертыхался и дважды обжегся. А один раз уронил турку, залил огонь и минут пятнадцать оттирал заляпанную кофейной жижей плиту. Поэтому у меня было время сконцентрироваться и попытаться решить непростую задачу - "разогнать" тучи.

Но как я ни приказывал им бежать быстрее, в их движении не чувствовалось никаких изменений. Они были словно каменные глыбы, как куски породы в хвосте гигантской кометы, которые летят по своей траектории, равнодушные к попыткам легкого солнечного ветра склонить их в сторону. Я был упрям и приказал себе не отчаиваться. Но когда Мей наконец явился в комнату с двумя чашками в черных потеках, у меня все еще ничего не вышло. Я выпил горячую бурду, которую он приготовил, и попробовал снова.