Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III - Кондратий Биркин

— Что важнее, — говорит он упрекающим его иноземцам, у которых он нашел приют, — что важнее: дать человеку жизнь или воспитание? Вы дали мне землю необработанную, бесплодную, я вам превратил ее в изобильную и плодоносную; я ее воспитал, облагородил. Кто же кому более обязан: вы — мне или я — вам?

Страсть переселяться существовала в немцах издревле. Бедность почвы и политические неурядицы побуждали жителей Германии целыми семьями переселяться на север, на юг, на восток и на запад… куда Бог приведет. Во время тридцатилетней войны это переселение особенно усилилось, и в числе многих протестантов, бежавших из Германии в северные государства Европы, был некто Готлиб Шумахер, переселившийся из Гамбурга в Копенгаген, в царствование короля Фридерика II (1588–1648). На родине Шумахер торговал вином; этим же промыслом занялся и в Копенгагене. Его погребок в короткое время приобрел известность; в числе посетителей, кроме моряков, военных, торговцев и студентов, бывали придворные служители, сообщавшие Шумахеру о том, что делалось при дворе, что слышно про войну, какие готовятся преобразования в Дании и т. д. С некоторыми из своих посетителей погребщик особенно коротко сошелся и по их милости стал известен некоторым из знатных господ и удостоился чести поставлять вина для их барских столов… Одним словом, Шумахер ужился в Копенгагене, вполне довольный судьбой и новыми своими соотичами. В 1635 году Бог дал ему сына Петра, восприемником которого от купели был один из знатных господ, покровительствовавших Шумахеру. Это кумовство породило в погребщике и жене его честолюбивые замыслы о том, какими бы способами вывести им в люди их единственного сына. Не торговать же вином крестнику вельможи; человеку, которому могут быть открыты все пути к достижению почестей на поприщах ученом, военном, гражданском или духовном. Ни наружностью, ни способностями Бог маленького Петра не обидел. Мальчик был миловиден, ловок, боек, остер на слово и понятлив. В школе, в которую он был отдан, учителя не могли нахвалиться его успехами и примерным поведением, а Петр в свою очередь не шутя гордился отзывами учителей и любил чваниться перед товарищами, особенно когда его назначали старшим по классу. Годы уходили; Шумахеры, отец и мать, старели, сын их рос, развивался и в семнадцать лет прилежно слушал лекции в Копенгагенском университете. По единодушным отзывам профессоров Петр Шумахер обещал сделаться замечательным юристом. О нем было доложено королю Фридерику III, и крестный отец Петра исходатайствовал у короля милостивое пособие, благодаря которому Шумахер имел возможность посетить университеты Германии, Франции и Англии. Было время — отец и мать гордились своим детищем, теперь Петр гордился перед ними, как будто стыдясь своего происхождения. По его настоянию отец прекратил торговлю и отстал от многочисленных знакомых; старуха мать не смела разговаривать о сыне со своими приятельницами, и Петр готов был отдать несколько лет жизни, чтобы из метрических книг вычеркнули невыносимые для его самолюбия слова: «сын погребщика»… Поняли бедные отец с матерью, что Петр — отрезанный ломоть, что это сокол, высиженный курицей, и не место ему на домашнем нашесте. Находясь за границей, он писал родителям очень редко; вовсе забыть их не мог, когда же и вспоминал, то не без желания поскорее избавиться от родных, а с ними и от стыда за свое рождение в погребке. Старое поколение всегда уступчивее молодого, оно недолго преграждало путь молодому честолюбцу: мать умерла, отец спился с кругу и скоро за ней последовал. По возвращении в Копенгаген Петр поклонился их могилам и вздохнул так, как будто тяжкое бремя свалилось у него с сердца. Мать и отец уже не хвалились даровитым сыном, но соотичи Шумахера, удивляясь его успехам в науках, постоянно прибавляли, ради усугубления похвал: «И сын простого погребщика!» Эти слова для Шумахера были хуже всякой брани, и краска ложного стыда выступала у него на лице каждый раз, когда он их слышал.

Благодаря ходатайству многих влиятельных лиц, Петр Шумахер получил место библиотекаря при собственном кабинете короля Фридерика III. Часто беседуя с ним, государь не мог надивиться его глубокому уму и обширным познаниям. Полагаясь на них, он поручил Шумахеру редактировать новый свод законов (Lex regia) и за долговременные его труды по этой части произвел Петра Шумахера в статс-секретари и правители собственной королевской канцелярии. Пришла пора, и сыну погребщика стали кланяться именитейшие вельможи; через его руки проходили все просьбы на королевское имя, и Петр, сортируя их, умел при случае вымогать у просителей более или менее щедрые благостыни. Любостяжание было развито в нем наравне с честолюбием. Король, любя Шумахера и покровительствуя ему, говаривал, что «этого человека не надобно баловать почестями и наградами, не то вознесется так, что с ним после и не сладишь!». Эти слова король нередко повторял и принцу Христиану, будущему своему преемнику. Когда Фридерик III слег в постель, сраженный предсмертным недугом, Петр Шумахер находился при нем безотлучно, и все акты, касавшиеся престолонаследия и посмертных распоряжений, были диктованы ему умирающим. В числе прочих документов король вручил ему книгу, запечатанную в пакет, для передачи принцу Христиану и кроме того особенное рекомендательное письмо, в котором были исчислены все заслуги Шумахера с поручением его вниманию нового короля. Это происходило накануне кончины Фридерика III, т. е. 8 февраля 1670 года. День был ненастный; хлопья мокрого снега били в окна королевской опочивальни, порывистый ветер скрипел флюгерами на дымовых трубах дворцовой кровли, нагоняя тоску на слушателя. Но мысли Шумахера были далеко не тоскливы. У смертного одра своего короля и благодетеля временщик мысленно пробегал события всей своей жизни, и они, в виде фантасмагорических картин, отчетливо и в ярких красках являлись его воображению.

Двадцать пять лет тому назад он был отдан в школу. Отец, поручая мальчика вниманию старшего учителя, просил его быть не слишком строгим к маленькому Петру, уверяя, что он и не заслужит никогда строгого взыскания. Оставляя сына в школе и- уходя домой, старик Шумахер крепко его обнял, несколько раз поцеловал и благословил на начало учения, предрекая мальчику, в случае успехов, блестящую будущность.

Через десять лет Петр Шумахер, прощаясь с отцом и с матерью, на королевский счет отправился в чужие края. Ему несносно докучливы были их напутствия и пожелания успехов и благополучного возвращения; он сознавал, что между погребщиком Шумахером и им, Петром, расстояние неизмеримое. Какая-то таинственная сила влекла юношу далеко от родного очага, чадом которого он считал себя вправе гнушаться, как человек новой породы, преобразованный и просветленный наукой.