Под тихое мурчание... - Яна Титова

Несколько раз и Ушкомила издавала звонкое победоносное мяуканье, и ее друг читал в нем не только удовольствие от бега, но и чуть злорадное напоминание ему о том, что еще недавно он никак не мог превратиться в кота, а потом сердился на нее за то, что она напугала его, заставив все-таки сменить облик. Если бы она этого не сделала, ему никогда не пришлось бы испытать все то, что они испытывали теперь, ехидничала кошка. И ответом ей было фырканье со стороны Хвостомысла — скачущий по сугробам кот давал подруге понять, что даже если бы он не сменил облик тогда, месяц назад, это еще ничего бы не значило. Он вполне мог бы превратиться позже, и сейчас рядом с ней все равно бежал бы пушистый серо-полосатый кот.

С этим Ушкомила не спорила. У нее не было сомнений, что сколько бы ее любимый ни тянул время, не решаясь окончательно изменить свою жизнь, рано или поздно он бы точно сделал это. И она лишь радовалась, что это случилось рано, а не поздно, что они уже сейчас, всего через три месяца после своей первой встречи, вместе бежали по снегу в облике кошек.

Три часа пролетели, как одно мгновение — спешащие вперед коты не чувствовали усталости и не следили за временем. Они бы и не заметили, что бегут уже так долго, если бы в лесу не начало постепенно темнеть. Для заката было еще слишком рано даже для этих мест, но лучи низкого солнца не могли заглянуть под огромные ели с пышными ветками, и там быстро стали сгущаться тени. Ушкомила, бежавшая чуть впереди Хвостомысла, остановилась и махнула ему хвостом, предлагая сделать небольшую передышку. Ее друг мог бы пробежать еще столько же, но не стал возражать и, сделав последний прыжок, тоже остановился рядом с ней. Сверху, с задетой им еловой лапы, на них шлепнулась пригоршня снега, и оба принялись недовольно от него отряхиваться.

А потом Ушкомила подошла вплотную к стволу дерева, прижалась к нему боком и легла на снег, подвернув под себя лапки. Ее друг улегся рядом с ней, тоже постаравшись прижаться к ней как можно теснее, чтобы кошка хотя бы частично закопалась в его длинную пушистую шерсть, и накрыл ее сверху своим огромным хвостом. Над ними был низкий темно-зеленый «потолок» из хвои, и Хвостомыслу снова, как и в те дни, когда он просыпался в питомнике в человеческом облике, казалось, что он лежит в большом гнезде, присыпанном снегом, но все равно очень теплом внутри.

Он бы не отказался подольше задержаться в этом гнезде, подремать в нем и увидеть какой-нибудь яркий и интересный сон об охоте за грызунами, какие снились ему только в кошачьем обличье, но спустя некоторое время коту стало ясно, что скоро это убежище придется покинуть. В нем было уже не так уютно, как раньше — несмотря на теплую Ушкомилу, мурлыкавшую у него под боком, в целом сибиряку постепенно становилось все холоднее. Даже его пышная длинная шерсть не могла так долго защищать его от мороза, а значит, его спутница с еще менее теплым мехом тоже уже должна была начать мерзнуть. Пора было двигаться дальше, согреваясь на бегу.

— Мурк? — спросил Хвостомысл свою подругу.

— Уррр, — согласно отозвалась она, и оба, поднявшись на лапы, выглянули из-под елки.

В лесу теперь было уже почти совсем темно, хотя кусочек неба над головами кошек пока еще был не совсем бездонно-черным. Но на этом кусочке уже горели несколько самых ярких звезд, и можно было не сомневаться, что скоро над лесом окончательно опустится ночь. Впрочем, с кошачьей способностью видеть даже почти в полной темноте, это не было особой проблемой.

Ушкомила еще раз коротко мурлыкнула и прыгнула в очередной сугроб, безошибочно определив нужное им направление. Хвостомысл скакнул за ней, отметив про себя, что тоже правильно понял, в какую сторону им надо бежать. И они снова понеслись по лесу, подныривая под низко склонившиеся к земле ветки, вываливаясь в снегу и взлетая в высоких прыжках над сугробами. Холод, начавший было пробираться сквозь их пушистые шубки, опять был вынужден отступить ни с чем — вскоре бегунам стало даже жарко. Ели и сосны, кусты и сугробы, замерзшие ручьи и засыпанные снегом огромные пни оставались у них позади, а они все бежали, изогнув дугой свои пушистые хвосты, с каждым прыжком все больше приближаясь к своей цели.

Еще через несколько часов Ушкомила замедлила бег, а потом, выбежав на небольшую поляну, и вовсе остановилась. Она снова принялась нюхать воздух, высоко подняв голову и нервно подергивая хвостом, а потом подошла к краю поляны и с сомнением уставилась на одну из растущих там сосен.

— Мыррр? — поинтересовался подошедший к ней Хвостомысл.

— Ууау! — протянула в ответ кошка и, подпрыгнув, вцепилась в припорошенный снегом шершавый ствол когтями.

Через минуту оба кота уже взбирались по стволу все выше и выше. Порой они натыкались на обледеневшие участки коры и едва не соскальзывали вниз, но им все же удавалось удержаться на сосне и, недовольно фырча, продолжать карабкаться к ее верхушке. Поляна, покрытая гладким слоем снега, на котором четко отпечатались две цепочки кошачьих следов, осталась далеко позади. Кошки уже не видели ее, они смотрели только вверх, туда, где на сосне начинали расти густые зеленые ветки.

Остальные деревья, росшие вокруг этой сосны, были не такими высокими, и через несколько минут их верхушки тоже остались внизу. Перед поднявшимися на пару десятков метров кошками открылся вид на множество таких верхушек — голых черно-белых и покрытых хвоей бело-зеленых. Но если с одной стороны это скопление верхушек бесконечным «ковром» уходило куда-то за горизонт, то с другой деревья постепенно становились ниже и словно бы терялись в тумане, а за ними в темноте тускло светились в ночном мраке десятки крошечных огоньков. «Откуда там зимой туман? — удивился про себя Хвостомысл и тут же сам себе ответил. — Это не туман, у них там просто снег идет! А значит, там сейчас намного теплее, чем здесь!» Это было лишним поводом поспешить в ту сторону — в тепло.

Ушкомила радостно взмуркнула, сообщая своему товарищу, что все идет по плану: они бежали в правильном направлении, не сбились с дороги, и цель их путешествия сейчас была не так уж далеко. Хвостомысл тихо мурлыкнул в ответ, давая ей понять, что нисколько не сомневался