Инженер страны Советов - Евгений Владимирович Панов

Мы ошиблись. Оба. Две подводы с вооруженными людьми с белыми повязками на рукавах вкатили во двор под вечер. С первой подводы соскочил, по-видимому, главный среди этой шайки и, поправив на плече довольно потертый немецкий автомат (то ли МР-38, то ли МР-40, я их особо не различаю), заорал во все горло:

– Домновский!! Курва польская, выходи, встречай новую власть! Да поклониться не забудь, свинья! – Его спутники заржали над словами своего главаря.

Ротмистр аж сплюнул от досады. Если бы полицаи приехали хотя бы завтра утром, то мы бы встретили их еще на подъезде. Теперь придется импровизировать.

– Ну что, пойду я… – Он как-то вопросительно посмотрел на меня.

– Вместе пойдем. – Я проверил магазин «Скорпиона», дослал патрон в патронник и рассовал по карманам немецкого летного комбинезона, прихваченного Домниным из разбитого самолета (клялся, что взял отдельно лежащий, видимо, запасной, а не с убитого снял), в котором я ходил все эти дни, еще два магазина. Сам ПП я засунул за ремень сзади. – Как дам команду, сразу падай на землю и не мешай мне. Ясно?

Видимо, в последней фразе было что-то такое, что заставило бывшего ротмистра вытянуться по стойке смирно и ответить «так точно».

А приехавший все не унимался:

– Эй, Домновский! Выходь давай, пока красного петуха тебе не подпустили. Да пусть дочка твоя нас хлебом-солью встретит. А мы уж ее не обидим, приголубим всем обчеством!

Новый взрыв хохота и сальных шуточек донеслись в хату. Видно было, как у Домнина сжались кулаки, а лицо стало багровым. Черт! И стоят эти ухари крайне неудобно: из восьми приехавших четверо прикрыты лошадьми, так что придется подойти к ним вплотную.

– Спокойно, ротмистр. Без нервов. Анна, укройся за печкой и не высовывайся оттуда, пока не позову. Ну что же, наш выход, Вячеслав Александрович.

Он набрал побольше воздуха и, словно ныряя в омут, сделал шаг к двери.

– Чего орешь, Михась?! – Голос Домнина едва не оглушил. – Иду я, иду.

Он вышел во двор и встал в нескольких шагах от Михася.

– Чего разорался? Глухих тут нет. Если надо чего, так и говори.

– Не, ты поглянь на него. – Главарь полицаев вплотную подошел к Домнину. – Новую власть не уважает, на учет в управе не встал, так еще и, наверное, краснопузых бандитов укрываешь?! – Он упер ствол автомата в живот ротмистра. – Я тя щас здесь шлепну, а дочку твою с собой заберу. Пусть прислуживает да грехи твои замаливает. Вы как, братва, отпустите евойной дочке грехи? – Михась, ощерившись, полуобернулся к своим подельникам.

Ну все, Домнин сейчас взорвется. Теперь мой выход. Я поправил висящую на ремне на немецкий манер, спереди слева, кобуру с пистолетом и вышел на крыльцо.

– Пан Домновский, – не обращая внимания на выпучивших глаза полицаев, громко обратился я по-немецки, – вы обещали, что здесь нам никто не помешает и что посторонних здесь не бывает. Герр оберст будет крайне недоволен. Кто эти люди и почему они здесь?

Михась аж весь подобрался и попытался изобразить что-то вроде строевой стойки. Ну а как иначе? Перед собой они увидели человека в немецком комбинезоне, о чем говорил нашитый на груди орел со свастикой, говорившего на немецком языке, который вел себя с уверенностью хозяина. Да и слово «оберст» явно поняли все. Специально вставил его в речь, так как не был уверен, что приехавшие знают язык своих хозяев. Хотя, похоже, тот же Михась вполне понял, о чем речь.

– Не извольте беспокоиться, господин гауптман! – Домнин быстро повернулся ко мне и заискивающе начал кланяться. Нет, ну какой актер пропадает, даже я поверил. А сколько угодливой покорности в глазах. – Господин оберст будет доволен. А эти люди представляют новую власть и заехали проверить, все ли в порядке. – И тут же, будто бы спохватившись: – Ох, Матка Бозка, вы же, наверное, не понимаете по-нашему.

– Я есть все понимайт. – Я попытался изобразить немца, говорящего на русском языке. – Германский официер должен знайт язык свой враг. Кто ви есть такой? Папирен! Аусвайс! – Это уже к приехавшим полицаям.

– Йа, йа, герр афицир! – зелепетал Михась, отходя от Домнина на пару шагов.

Он достал откуда-то из-за отворота кожаной куртки, в которую вырядился, удостоверение и с полупоклоном протянул его мне. Я чуть сместился в сторону. Блин, двое все равно в мертвой зоне. А удостоверение интересное. На каждом развороте бордовых «корочек» наклеено по фотографии, на одном по-русски, а на другом по-немецки написано, что «предъявитель настоящего удостоверения Зареба Михась является начальником вспомогательной полиции села Большие Ключищи и имеет право ношения оружия и нахождения на улице в любое время суток».

– Гут! – Я отдал документ владельцу и сделал шаг в сторону остальных, также застывших в некоем подобии строевой стойки. – Аусвайс! Шнелле!

Все, теперь все они для меня открыты, кроме стоящего чуть сбоку Заребы. Полицаи дружно полезли за пазуху за своими документами, забыв об оружии. Лучшего момента и не придумаешь. Я выхватил сзади из-за ремня «Скорпион» и, чуть присев, открыл огонь. Зареба, в последний момент что-то почуяв своим звериным чутьем, вскинул автомат и тут же упал, сбитый могучим ударом бывшего ротмистра. Однако на спуск нажать все же успел. Веер пуль ушел куда-то в сторону. Я поменял магазин и прошелся по лежащим полицаям, делая контрольные выстрелы в голову.

Мельком взглянув на Домнина, я резко остановился. Он стоял в полном ступоре, глядя в сторону дома. Посмотрев в ту же сторону, я увидел ничком лежащую на крыльце, раскинув в стороны руки, мою рыжеволосую лисичку. Домнин взвыл раненым зверем и бросился к дочери.

Глава 12

В лесах Белоруссии. Охота на зверя

Мы уходили по лесной тропе, а за нашими спинами бушевало пламя, пожирая строения хутора. Домнин сам поджег и дом, и сараюшки, предварительно выпустив оттуда на волю всю живность. Трупы полицаев снесли в дровник. Всех, кроме Заребы. Его, еще живого, Домнин лично посадил на кол.

Анну похоронили на взгорке под красивой березой. Зачем, зачем она выскочила на крыльцо?! Почему не послушалась меня? Почему я не пристрелил первым этого урода Заребу?

Домнин, видимо, заметил мое состояние и, положив свою руку мне на плечо, сказал, стоя над могилой дочери:

– Не казни себя, Михаил. Ты ни в чем не виноват. Видать, так ей на небесах отмерено было. По крайней мере, на этом свете она свое счастье нашла. Она ведь за тебя испугалась и к тебе побежала. Видать, решила, что сможет уговорить Михася уехать. Полюбила она тебя, это она сама мне сказала. Знала, что у тебя жена есть, но все равно любила.

– Что теперь делать будешь, пан Войцех? – спросил я после долгой паузы. – Со мной или здесь останешься?

– Нет больше пана Войцеха. –