Августовские пушки - Барбара Такман

То, что в 1914 году Англия поручила ему военное министерство и таким образом поставила себе на службу единственного человека, который был готов настаивать на подготовке к длительной войне, было сделано не из-за его убеждений, а из-за престижа, которым он пользовался.

Не обладая талантом бюрократа из административного учреждения и не имея вкуса к «зеленой тоске» заседаний кабинета министров, после привычного проконсульского «пусть будет так» Китченер приложил все усилия, чтобы избежать уготованной ему судьбы. Правительство и генералы, более знакомые с отрицательными качествами его характера, чем с его даром предвидения, были бы рады, если бы он вернулся в Египет, но не могли обойтись без него. Его назначили военным министром не потому, что его суждения не были похожи на точку зрения других, а потому, что его присутствие было необходимо, чтобы «успокоить общественное мнение».

Со времен Хартума страна испытывала чуть ли не религиозную веру в Китченера. Между ним и публикой существовал тот же самый мистический союз, который потом возник между народом Франции и «папой Жоффром» или между германским народом и Гинденбургом. Инициалы «К и К» стали магической формулой, а его широкие военные усы были таким же национальным символом для Англии, как «красные штаны» для Франции.

Властный, высокий и широкоплечий, он напоминал викторианского Ричарда Львиное Сердце, разве только таилось что-то невысказанное в его гордо поблескивавших глазах. Начиная с 7 августа усы, глаза и указующий перст над призывом «Твоя страна нуждается в тебе» проникали в душу каждого англичанина, глядя с известного всем плаката. Вступление Англии в войну без него было так же немыслимо, как воскресенье без церкви.

Военный совет, однако, не очень-то прислушивался к предсказаниям Китченера в тот момент, когда каждый думал о предстоящем немедленном отправлении шести дивизий во Францию. «Мы так и не узнали, — писал потом Грей, — как или в результате каких выводов он сделал свое предсказание о сроках войны».

Но Китченер сделал еще одно предсказание — способ предстоящего германского наступления к западу от Мааса. Этот вывод также потом считался следствием «некоего дара прозрения», а не «знанием сроков и расстояний», как заявил один из офицеров генерального штаба.

На деле же, как и король Альберт, Китченер видел в немецком наступлении на Льеж тень идеи Шлиффена — обход правым флангом. Он не считал, что Германия нарушила нейтралитет Бельгии и бросила тем самым Англии вызов только лишь для того, чтоб произвести «совсем небольшое вторжение», как назвал его Ллойд Джордж, через Арденны. Избежав ответственности за предвоенное планирование, он не мог теперь возражать против отправки шести дивизий во Францию, но и не видел причин для посылки их на смерть на такой невыгодной и так далеко продвинутой позиции, как та, которую предлагали французы под Мобежем, где, по его мнению, на них обрушится вся мощь германской армии. Вместо этого он предложил, чтобы экспедиционные силы сосредоточились у Амьена, на сто десять километров ближе.

Пораженные такой решительной переменой плана при всей ее кажущейся незначительности, генералы убедились в подтверждении их самых худших ожиданий. Небольшого роста, крепко скроенный генерал сэр Джон Френч, которому предстояло командовать экспедиционными войсками, был настроен особенно агрессивно. Его обычный апоплексический вид да еще тесный стоячий кавалерийский воротник, который он предпочитал рубашке с галстуком, создавали впечатление, что он постоянно задыхался, что и происходило на самом деле, если не физически, то фигурально. Когда в 1912 году его назначили начальником генерального штаба, он сразу же заявил Генри Вильсону, что намеревается подготовить армию для войны с Германией, считая эту войну «эвентуальной неизбежностью». С тех пор он номинально отвечал за совместные с Францией планы, хотя французский план кампании ему практически не был знаком, как, однако, и германский план. Подобно Жоффру, он был назначен начальником штаба, не имея ни опыта штабной работы, ни соответствующего образования.

Выбор его кандидатуры, как и назначение Китченера военным министром, зависел не от его личных качеств, а от чина и репутации. Во многих колониальных сражениях, в которых создавался военный авторитет Великобритании, сэр Джон продемонстрировал храбрость, и выдержку, и, как кто-то сказал, «практическую хватку в малой тактике».

Доблесть Френча в сочетании с популярностью далеко увели его. Подобно адмиралу Милну, он плыл в потоке придворного окружения короля. Являясь кавалерийским офицером, он считал себя принадлежащим к армейской элите. Дружба с лордом Эшером не являлась помехой, а политически он был связан с либералами, которые пришли к власти в 1906 году. В 1907-м он стал генеральным инспектором, в 1908-м сопровождал короля Эдуарда во время государственного визита и встречи с царем в Ревеле, в 1912-м был назначен начальником генерального штаба, в 1913-м получил звание фельдмаршала. В шестьдесят два года он занимал второй пост после Китченера, которого был на два года моложе, хотя и выглядел старше. Никто не сомневался, что в случае войны он будет командовать экспедиционными силами.

В марте 1914 года, когда бунт в Кэрэке, словно свод, потрясенный Самсоном, обрушился на головы военным, он вынужден был уйти в отставку, подведя, казалось, своей карьере черту. Вместо этого он оказался в фаворе у правительства, считавшего, что восстание было делом рук оппозиции. «Френч славный малый, и мне он нравится», — писал Грей. Через четыре месяца, когда разразился кризис, его вернули в армию и 30 июля назначили главнокомандующим на случай вступления Англии в войну.

Не привыкший к научным занятиям и отвыкший от чтения, по крайней мере после своих боевых успехов, Френч был известен более своим плохим характером, чем умственными способностями. «Я не думаю, чтобы он был умен, — поделился как-то король Георг V со своим дядей, — и в добавление ко всему у него еще и ужасный характер». Как и его французский коллега, Френч был необразован и отличался от Жоффра в основном тем, что тот был крайне тверд в своих решениях, а Френч как-то особенно поддавался влиянию настроений людей и предрассудкам. У него, как говорили, «был темперамент ртути, присущий ирландцам и кавалеристам». Жоффр был непреклонен при любых обстоятельствах, а сэр Джон легко переходил от агрессивных крайностей в хорошие времена до глубокой депрессии в плохие. Импульсивный и легко верящий слухам, он, по мнению лорда Эшера, имел «сердце романтического ребенка».

Когда Китченер поставил под сомнение назначение, а следовательно, и цель британских экспедиционных сил, члены совета, по мнению Генри Вильсона, «в большинстве своем не представлявшие их целей как идиоты начали обсуждать вопросы стратегии». Сэр Джон Френч неожиданно «вылез со смешным предложением идти на Антверпен», утверждая, что, поскольку мобилизация в Англии и так отстает от графика, следует принять во внимание возможность сотрудничества с бельгийской армией. Хейг, который, как и Вильсон, вел дневник, «дрожал от того, с какой небрежностью» его начальник изменял планы. Новый начальник генерального штаба сэр Чарльз Дуглас заявил — все готово для высадки во Франции и ее подвижной состав ждет, чтобы доставить войска, любые изменения, предпринятые в последний момент, могут иметь «серьезные последствия».

Ни одна проблема так не беспокоила генеральный штаб, как несчастная разница между вместимостью английских и французских железнодорожных вагонов. Математические расчеты, касавшиеся перевозки войск с одной стороны пролива на другую, были такими запутанными, что транспортных офицеров бросало в дрожь при одном упоминании о возможных изменениях планов.

К счастью для генеральских умов, предложение о высадке в Антверпене было отвергнуто Уинстоном Черчиллем, которому двумя месяцами позже пришлось отправиться туда самому, чтобы осуществить отважную, но безнадежную попытку высадки двух бригад морской пехоты и дивизии территориальных войск в последнем и безрезультатном усилии спасти важный для союзников бельгийский порт. Но 5 августа он заявил, что флот не сможет прикрыть транспорты с войсками, идущие по более длинному маршруту через Северное море до Шельды, в то время как форсирование Дуврского пролива может быть абсолютно гарантировано.

Флот имел достаточно времени, чтобы подготовиться к форсированию, и, считая момент благоприятным, Черчилль настаивал на том, чтобы все шесть дивизий были отправлены немедленно. Его поддерживали Холдейн и лорд Робертс. Теперь поднялся спор по поводу того, сколько посылать дивизий, оставить ли одну или больше до тех пор, пока территориальные войска не будут обучены или пока из Индии не будет доставлено пополнение.

Китченер вновь повторил свою идею относительно высадки в Амьене, найдя поддержку со стороны своего друга и будущего командующего Галлиполийской кампанией сэра Яна Гамильтона, который, однако, полагал, что британские экспедиционные силы должны прибыть на место как можно скорее. Грирсон говорил о «решающем количестве в решающем месте». Сэр Джон Френч, самый решительный из всех решительных, предлагал, что «мы должны начать сейчас, а пункт назначения выбрать потом».