В семье не без подвоха - Юлия Жукова

Кир ворчит что-то невнятное, но, видимо, принимается есть. Азамат подбирает ему одежду покрасивее на официальный выход. Я сижу жую, делясь с Алэком подливкой, он держится за меня и хмурится в сторону Кировой двери.

После завтрака мы одеваемся в сдержанную парадную одежду и тихонько проскальзываем к машине. К счастью, на пути никого не попадается, а то очень не хочется до встречи со Старейшинами объяснять, кто такой Кир. Ребенок замечает, что мы таимся, и снова начинает нервничать. К счастью, до Дома Старейшин ехать всего ничего.

На пороге нас встречает заспанный Урик. Азамат еще вчера договорился со Старейшинами об этом визите. Они сами назначили раннее утро, видимо, тоже чтобы не привлекать к ребенку лишнего внимания. Алтонгирел ведь должен был объяснить Ажгдийдимидину, что к чему.

Входим в залитый утренним солнцем зал, где вальяжно и расслабленно расселся Совет. При виде такого количества Старейшин Кир бледнеет и даже цепляется за рукав Азамата. Хорошо хоть за спину не прячется. Муж замечает и ободрительно похлопывает ребенка между лопаток, и тот сразу же отодвигается. Я держу Алэка – ему необходимо присутствовать. Младенец компактно разместился в новом вышитом слинге, который мне на заказ сделала Орешница.

Ажгдийдимидин смотрит на нас довольно безучастно, разве что немного поджав губы. Унгуц хмурится и явно переживает. Изинботор неприкрыто скептичен. Асундул вообще нас не замечает, теребит бороду и думает о своем. Мы здороваемся и рассаживаемся на ковре.

Асундул отвлекается от своих мыслей, прерывисто вздыхает и прокашливается.

– Урик, давай экран.

Прислужник вкатывает в зал тот самый экран, которым пользовались, когда именовали Алэка. Асундул наконец фокусирует взгляд на Кире, и мне этот взгляд не нравится.

– Ты, значит, Кир?

Тот нервно кивает. Старейшина больше ничего не говорит и начинает манипуляции с экраном. Пауза тянется долго, но из-за всеобщей сонности она не кажется напряженной.

– Есть такой, – наконец объявляет Асундул. – Именован на двадцать седьмой день месяца Умукха Старейшиной Интгилигом.

По залу разносится тихое аханье. Мы с Киром напрягаемся, а Азамат печально усмехается.

– Записан, – продолжает разбирать Асундул, – как сын Азамата Байч-Хараха.

Означенный Азамат приподнимает бровь.

– А мать? – подгоняет Изинботор.

– Не указана, – с нажимом отвечает Асундул и обводит собравшихся многозначительным взглядом.

– Как это не указана? – возмущается старик Удолын. – Сколько лет именую, ни разу не было, чтоб мать не указали!

– Тебе экран показать? – опасным тоном предлагает Асундул. – Думаешь, я разглядеть не могу?

– Тихо, тихо, – басит Агылновч. – Интгилиг был изрядный подлец, но дело свое знал. Раз не вписал мать, значит, были причины.

– Знаем мы эти причины, – скандально объявляет Изинботор. – Звонкие они были и тяжелые!

Поднимается жуткий гам. Старейшины спорят, орут друг на друга, доказывают свою правоту. Асундул стучит по полу какой-то деревяшкой, пытаясь призвать всех к порядку, но ничего не добивается. Кого-то дернули за бороду, другой получил тычок под ребра… Мы сидим, боясь напомнить о своем присутствии, – слыханное ли дело, чтобы Старейшины передрались! Кир скрючился на полу, голову руками закрыл, даже не возражает, что Азамат его за плечо придерживает.

Внезапно становится тихо. Это Ажгдийдимидин вышел из транса и приказал всем заткнуться. Как ни странно, на достигнутом он не останавливается. Его неверный дрожащий голос выводит в воздухе слова, и они, как будто прямо такие, материальные и тяжелые, повисают под потолком, того и гляди на голову кому-нибудь упадут:

– Старейшина Интгилиг поступил верно. Настоящая мать этого мальчика была ему неизвестна.

По залу как будто проносится холодок, я вдруг понимаю, что так напряглась – аж мышцы сводит. Даже не сразу получается расслабиться. У остальных, похоже, та же проблема. Экран мерцает и отрубается с хлопком. Азамат натурально пододвигает Кира поближе к себе прямо по ковру и заставляет его разогнуться.

Первым очухивается Унгуц.

– Ажги-хян, ну ты б еще колыбельную спел, шакал тебя покусай!

Остальные Старейшины вполголоса соглашаются. Ажгдийдимидин передергивает плечами и выражает на лице полное удовлетворение своим превосходством над коллегами, мол, это ваши проблемы, что так не можете.

– Ну ладно, – снова прокашливается Асундул. – Давайте подведем итог. Имя законное, переименование не требуется. А теперь, Азамат, давай-ка объясни нам, кто же все-таки мать этого мальчика и как так вышло.

– Его мать – моя жена, – спокойно сообщает Азамат.

– Конечно, – улыбается Асундул. – Ты еще скажи, что вас с ней в младенчестве обвенчали.

– Этого говорить не буду, – невозмутимо продолжает Азамат, – но поясню, что с Киром приключилась неприятная история. Он провалился в зияние и оказался в прошлом…

Азамат продолжает уверенно излагать нашу легенду, я смотрю на него, демонстрируя согласие и одобрение, и поражаюсь, до чего же он все-таки убедительно врет. Конечно, правду он тоже убедительно говорит, у него манера такая, но все-таки это высший пилотаж.

Старейшины, впрочем, не все со мной солидарны.

– Что-то твоя история, Ахмад-хон, гнильцой попахивает, – задумчиво изрекает Изинботор. Как я хочу его утопить!

– Какая ни есть, вся моя, – разводит руками Азамат.

– М-да-а, – протягивает Удолын. – И прямо невесте в руки… Чудеса, да и только.

– Как вы умудрились коляску-то упустить? – вслух поражается Унгуц. И этот туда же! Так бы и дала затрещину, право слово!

Он ловит мой взгляд и быстро поправляется:

– Хотя, конечно, женщины, чего с них взять…

Мой взгляд не становится добрее.

Старейшины продолжают недоверчиво шептаться. Азамат откашливается.

– Я рассказал вам свою историю, – веско говорит он. – Ваше право мне верить или нет. Добавлю лишь одно: мальчик мой, я от него не откажусь и не стану его прятать. Если вы сочтете меня негодящим Императором, напомню, что я о такой чести не просил, и с радостью проведу остаток дней в кругу семьи.

– Вообще-то это предательство народного доверия, – замечает Изинботор. Чтоб ты подавился, подлюка. – За такое изгоняют.

– Не понимаю, о чем вы. – Азамат вежливо приподнимает брови. – Но мне к изгнанию не привыкать. Переселюсь к жене на Землю, мне там будут очень рады.

Старейшины в панике переглядываются и истерически шепчутся, никак не могут прийти к решению. На Кира жалко смотреть.

Внезапно из коридора раздается надорванный голос Урика:

– Я сказал нельзя! Там Император! Заседание Совета!

В ответ слышен невнятный рык, занавеска колышется, Урик издает предсмертный хрип, и в зал вваливается Ирлик собственной персоной, не в обличье Змеелова, а как есть, гигантский и в росписи. На нем новая желтая юбка, в руке что-то типа очень навороченных вил.

– Кто-о тут задумал поднять руку на сына Императора?! – гремит грозный бог, потрясая вилами. Один старичок в углу падает в обморок. Остальные выглядят так, как будто уже восстали из мертвых. – Смеете за меня решать, кому быть под моим покровительством? Мало вам было джингошского правления? Мало собак боялись? Я вам тут устрою заседание Совета – спалю эту хибару, как соломенную!

Для убедительности он пускает по рукоятке вил легкий огонек.

– Смилуйся, владыка всемогущий! – не выдерживает Асундул, падая ниц.

Почти все остальные следуют его примеру, только Ажгдийдимидин с Унгуцем остаются как есть – первый в трансе, второй, открыв рот, с восторгом, как мальчишка, рассматривает бога. Мы тоже падать не рвемся – было бы странно. Азамат слегка склонил голову, мы с Алэком приветливо улыбаемся, Кир точно копирует выражение лица Унгуца.

– То-то же, – довольно произносит Ирлик и выключает вилы. Поворачивается к Азамату. – Сразу надо было меня звать, ясно же, что эти сушеные водоросли, – он презрительно кивает на Старейшин, – ничего дельного не удумают. Ты уж не сердись на нас за такую историю, ты просто Учоку под руку попался, когда он хотел мне насолить, вот и устроил неразбериху. Ну да ты мужик способный, вырастишь из сына человека, планета не пожалеет.

Он приседает на одно колено и проводит ладонью по голове Кира в благословляющем жесте.

– Править тебе на роду не написано, – говорит, обдавая всех нас жарким медовым дыханием, – но все прочие пути открыты. Сам решишь, на какую дорогу ступить.

С этими словами и еще разок погрозив Старейшинам стуком кулака по полу, Ирлик кувыркается в воздухе и исчезает.

Медленно-медленно Старейшины приходят в себя. Я отдаю Алэка Азамату и иду разбираться с тем, который шлепнулся в обморок. Ничего, жив, шишку только набил.

– Ладно, – дрожащим голосом начинает Асундул. – Хорошо. Ладно. Хорошо. Поняли. Мать, запишем, Элизабет. Отлично. Все могут идти.