Я тебя искал. Я тебя нашла - Наталья Литтера

– Расскажи-ка мне, Дульсинея, – Тобольцев пристроил под мышкой одной руки коробку с наушниками, а другой взял жену под локоть, – что там за хитроумный идальго вокруг нашей дочери крутится?

Дульсинея тут же и споткнулась. Так. Значит, предмет задумчивости у них общий. Впрочем, за столько-то лет…

Иван смотрел на жену. А она упорно смотрела на очередную витрину с елкой и манекенами.

– Если честно, я его видела мельком буквально одну минуту, когда… они заглянули к нам домой. Таня что-то забыла. Просто молодой человек. Даже поговорить толком не успели.

Сказано это было такой неубедительной равнодушной скороговоркой, что Иван не поверил ни в одно слово. Ну, кроме разве что…

– Так он был у нас дома… – Иван почувствовал, что слишком сильно сжимает пальцы на локте Дуни, – и ослабил давление. Но выпускать не стал. А то еще раз споткнется… на своем неубедительном вранье.

– Они молодые, что тут непонятного? Я вошла в рабочий час – забыла дома документы, а там они. Естественно, после этого пулей куда-то вылетели. Себя вспомни лет тридцать назад.

Равнодушная скороговорка сменилась раздражением. Дульсинея начала сердиться.

– Не было такого, – нарочито нахмурил брови Иван.

– Чего не было? – жена явно решила, что сердиться в такой ситуации – лучшая тактика. А Иван наклонился к ее уху.

– Потом дома расскажу – чего не было, – негромко проговорил он и с удовольствием почувствовал, как она снова споткнулась. Ладно, хватит дурачиться, взрослые же люди. Покупают подарки своим взрослым детям. И, кстати, о взрослых детях – надо же выяснить все до конца. И Иван спросил уже не на ухо, а нормальным голосом: – Чем он хоть занимается – знаешь?

– Музыкант.

Пришел его черед спотыкаться. Воображение быстро нарисовало кого-то тощего, татуированного, с ветром в голове и гитарой за плечом. Кого-то, похожего на…

– Как Иня?! – просипел Тобол. Дуня помолчала, а потом пожала плечами и безмятежно ответила:

– Я не слышала, как он играет, но мне кажется… что все же лучше.

Час от часу не легче. Собрал, называется, информацию. Господи, Таня, Таня, во что ты там умудрилась вляпаться?! Мало того, что этот тип доводил ее дочь сначала до слез, а потом до рассеянности, так он еще и музыкант?! Иван шумно выдохнул. Ладно. Ладно, ему обещали это чудо чудное скоро показать. А вслух сказал:

– Мама будет довольна знакомствами своей внучки.

Дуня кивнула.

– Ой, смотри, какие красивые разноцветные коробки! Пойдем посмотрим. У тебя же сейчас начнется пора новогодних фотосессий. Если понравятся, я смогу тебе такие изготовить для студии.

Иван согласно кивнул, и они пошли смотреть коробки. Больше к этой «музыкальной» теме они не возвращались. Но ни на минуту не забывали о ней.

* * *

Все на этот раз было другим. Другая дорога, другой зал, другой рояль. Даже Шопен – и тот другой.

Все время в дороге Илья не отрывался от телефона – ему было с кем говорить. Он выходил на сцену – и видел в зале родные глаза. Они смотрели на него с расстояния в пару тысяч километров. И когда пальцы касались клавиш, приветствуя инструмент, когда в мире исчезало все, кроме музыканта и рояля, – даже тогда где-то все равно существовал другой, родной и близкий человек. И Шопен звучал как-то иначе.

«Я знала!» – так подписала Таня ссылку на очерк об итогах конкурса. В заголовке которого значилось: «Новая звезда русского фортепианного искусства Илья Королёв – пунктуальность и поэзия в одних руках». На заголовки прессы Илья давно привык не обращать внимания, выуживая из новостных лент только факты. Но председатель жюри, седовласый бородатый австрийский профессор музыки, вручая ему Гран-при, сказал: «Будь в зале Шопен – он бы аплодировал вам, юноша». Эти слова стали весомым дополнением к победе.

А Сибелиус, которого Илья выбрал для финала другого конкурса, наверное, не стал бы аплодировать. Может быть, выбор был сделан неверно. Они разберут это с Виктором Рудольфовичем. Находить свои ошибки – это одно из самых важных качеств, так научил его отец. Илья обязательно с этим разберется. Но сейчас, когда тревоги и нервотрепка конкурсов позади, а сам Илья выходил из дверей ювелирного магазина на Кольмаркт, самым важным делом, которое ему предстояло, стал разговор с родителями. Им надо все рассказать. Ведь они еще не знают.

Что все иначе, если ты можешь с кем-то это разделить. И небо на снимках в телефоне – другое. Потому что это небо – для нее.

* * *

Стресс и усталость все-таки нагнали его. Нагнали на дороге домой. Илья заснул даже до того, как самолет оторвался от земли, успев все же подумать, что умение спать в самолетах пригодится ему при напряженном гастрольном темпе жизни. А такой не исключен. На этой мысли Илья уснул.

Проснулся он, когда за окном иллюминатора уже горело поле огней Москвы. Немного ныли шея и спина, но Илья знал, что с этим делать. Правда, сидя в кресле, много упражнений не сделаешь, но в порядок себя Илья привел. И полез за телефоном.

Илья: И дым отечества нам сладок и приятен.

Ответ пришел сразу.

Таня: Мне кажется, что прошло уже сто лет!

Самолет коснулся шасси взлетной полосы, вздрогнул и покатился. А Илья улыбался и писал ответ.

Илья: Со времен Тютчева? Больше.

Таня на диалог о Тютчеве не повелась.

Таня: Я соскучилась очень.

Илья: Увидимся сегодня. У меня день занят, но к вечеру должен освободиться.

Таня: Я могу приехать к девяти.

Илья: Договорились.

Вокруг уже начали вставать пассажиры. Надо прощаться, что Илья и сделал, после чего убрал телефон в карман. Планы на вечер заставляли сердце биться сильнее.

Я тоже соскучился очень.

В здании аэропорта его ждали. Нет, не родители. Антон, съемочная группа и журналисты. На родину вернулся триумфатор.

Что говорить, они с Головановым обсудили еще вчера. Илья улыбался, глядя в камеру, произносил заранее подготовленные слова, включая слова благодарности. И через десять минут был милостиво отпущен.

Антон предложил отвезти, но Илья отказался, поблагодарив. Отец прислал за ним машину с водителем. Все же хорошо быть сыном Ильи Королёва – старшего.

Спустя два часа, чистый, гладко выбритый, в свежей одежде, с букетом цветов он стоял перед дверью родительской квартиры. Позвонить не успел – ее открыли. Илью ждали.

За стол они сели только после объятий, поцелуев, поздравлений и вручения букета – всего вперемешку. Мама радовалась так, будто именно она выиграла один конкурс