Брэдбери - Геннадий Прашкевич

Не каждый решился бы пригласить такого писателя.

Но Джон Хьюстон решился. И как позднее признавался, роль в этом сыграло не только то, что ему искренне нравились некоторые рассказы Брэдбери (тот же «Ревун», например). Прекрасный психолог, Хьюстон сразу уловил некоторую внутреннюю неуверенность Рея, его склонность к неумеренным разговорам, которыми он защищался от внешнего мира, к игре образами. Таким людям, как Рей Брэдбери, считал Хьюстон, легче навязывать свои мысли, заставлять их делать то, что нужно тебе. Он нуждался именно в таком послушном, как ему казалось, помощнике. К тому же Джон Хьюстон обожал эффекты. Кто такой этот Брэдбери? — спросят его профессионалы. А-а-а, — ответит он, — певец золотоглазых…

Джон Хьюстон вырос в семье известного артиста.

В 14 лет он бросил школу, чтобы стать боксером.

И стал боксером. И выиграл любительский чемпионат Калифорнии в легком весе.

В 19 лет Джон Хьюстон дебютировал на сцене, но не выдержав слишком ровной и скучной, на его взгляд, жизни, уехал в Мексику, где служил в кавалерии и занимался разведением лошадей. По просьбе отца он все же вернулся в Голливуд и занялся кино.

Поначалу дела у Джона складывались превосходно.

Но 25 сентября 1933 года, находясь за рулем своей машины, Джон Хьюстон сбил на дороге женщину, которая скончалась от полученных травм. Луи Б. Майер — директор студии «Метро-Голдвин-Майер» — дал чиновникам взятку чуть ли не в 400 тысяч долларов только для того, чтобы замять уголовное дело и не допустить огласки в печати. Пришлось уехать в Европу, но и там Хьюстон жил по-своему: зарабатывал уличным пением в Лондоне, изучал живопись в Париже.

Только в 1938 году он вернулся в Голливуд и с той поры занимался только кино.

Он писал сценарии, снимал мелодрамы и триллеры, вел бурную жизнь (в 1945 году в пьяной драке чуть не искалечил известного актера кино Эррола Флинна). Фильмы «Мальтийский сокол», «Через океан», «В этом наша жизнь», «Мы были чужими», «Сокровища Сьерра-Мадре», «Асфальтовые джунгли», «Ки-Ларго», «Алый знак доблести», а особенно «Африканская королева» и «Мулен Руж» (о жизни французского художника Тулуз-Лотрека) принесли Джону Хьюстону настоящий успех.

И вот — замысел «Моби Дика».

По контракту, заключенному с Джоном Хьюстоном, Рею Брэдбери полагалось 12 500 долларов — за написание сценария, а также 600 долларов еженедельно в течение семнадцати недель, отпущенных на работу; также он должен был понедельно получать 200 долларов на мелкие бытовые расходы.

Работать над сценарием предстояло в Ирландии.

Мать обещала Рею и Мэгги присмотреть за их домом, а стареющий Леонард Сполдинг неожиданно расчувствовался и даже подарил Рею старинные дедовские часы с надписью: «Waukegan, Illinois».

«Я посмотрел в глаза отца и вдруг понял, что он будет скучать обо мне».

В суете этих сборов слова жены сценариста Вертела: «Джон Хьюстон — это сукин сын, он вас уничтожит» — как-то забылись.

Кроме Рея и Мэгги в далекое путешествие отправились их дочери — Рамона и Сусанна с няней Региной, опытной, любящей детей. 12 сентября 1953 года выехали по железной дороге в Нью-Йорк. В поезде, пересекавшем штат Юта, Брэдбери набросал первую сцену будущего фильма, но работать в такой обстановке было трудно. В Чикаго пришлось заняться покупкой пеленок и распашонок для Рамоны, потому что часть вещей была благополучно забыта дома. В первый же вечер в Чикаго Рей и Мэгги отправились к Дону Конгдону, где к ним присоединились Ян Баллантайн и Стэнли Кауфман. Поднимали тосты за успех, за классическую литературу — Рей чувствовал, что его писательская репутация меняется к лучшему.

На теплоходе были сняты две каюты.

В одной разместились Рей и Мэгги, в другой — Регина с девочками.

Во Франции — в Гавре, там они собирались пересесть в поезд до Парижа, ждал своего сценариста Джон Хьюстон.

Эх, на море шторм гудит —От души резвится кит,Он хвостом своим вертит.Вот так славный и забавный,вот игривый, шаловливый,вот шутник и озорникстарикан-океан, хей-хо!

Эту лихую песенку Брэдбери вычитал у Мелвилла.

Она пришлась кстати: переход через океан выдался неспокойным.

Сыплет в кубок он приправу,Ну и пена, боже правый!Разгулялся пир на славу.Вот так славный и забавный,вот игривый, шаловливый,вот шутник и озорникстарикан-океан, хей-хо!

Оказалось, что весь этот «чертов Моби Дик» — не просто роман, а одна сплошная метафора, так сказать, черновой набросок мира.

«Несомненно, — вчитывался Брэдбери. — Несомненно, что наиболее древний из существующих портретов, хоть в какой-то мере напоминающий кита, находится в знаменитой пагоде-пещере Элефанты в Индии. Брамины утверждают, что в бессчетных статуях, заключенных в древней пагоде, запечатлены все занятия, все ремесла, все мыслимые профессии человека, нашедшие там свое отражение за целые столетия до того, как они действительно появились на земле. Неудивительно, что и благородный китобойный промысел там предугадан. Индуистского кита, о котором идет у нас речь, можно увидеть на отдельном участке стены, где воспроизводится сцена воплощения Вишну в образе левиафана, ученое имя которого Матсья-Аватар. Однако несмотря на то, что изваяние представляет собой наполовину человека, а наполовину кита, хвост его все же изображен неправильно. Он похож больше на сужающийся хвост анаконды, чем на широкие лопасти величественных китовых плавников…»

Или картина Гвидо,93 читал дальше Брэдбери.

На картине этого художника Персей спасает Андромеду от страшного морского чудовища, о котором только и можно сказать: это кит. Но где, интересно, увидел Гвидо такое немыслимое создание?

Да и Хогарт94 — не лучше. Грандиозная туша написанного им исполина покачивается почти целиком на поверхности океана. «На спине у этой туши находится нечто вроде слоновьего седла с балдахином, а ниже — широко разинутая клыкастая пасть, в которую вкатываются соленые валы…

Или киты — придуманные переплетчиками. Они будто виноградная лоза обвивают стержень корабельного якоря…

Для Рея Брэдбери, считавшего себя созданием библиотек, это был мир, конечно, необычный, но вполне представляемый, почти реальный. Лишь бы от постоянных раздумий не разбежались рептилии его собственного воображения — лови их потом!

Тяжелый сумрак дрогнул и, растаяв,Чуть оголил фигуры труб и крыш.Под четкий стук разбуженных трамваевВстречает утро заспанный Париж.И утомленных подымает властноГрядущий день, всесилен и несыт.Какой-то свет тупой и безучастныйНад пробужденным городом разлит.И в этом полусвете-полумракеКидает день свой неизменный зов.Как странно всем, что пьяные гулякиЕще бредут из сонных кабаков.Под крик гудков бессмысленно и глухоПроходит новый день — еще один!И завтра будет нищая старухаЕго искать средь мусорных корзин.95

Увидев сиреневые купола Нотр-Дама, Брэдбери заплакал.