Красная лента - Роджер Эллори

Первое убийство ничем особым мне не запомнилось. По крайней мере, ничем таким, что стоило бы помнить.

Моей первой жертвой стал маленький человек в бежевом костюме. Это случилось двадцать девятого сентября, где-то в девяностых годах. Стояла жара, и у маленького человека в бежевом костюме были темные пятна под мышками. Он потел так сильно, что пот пропитал рубашку и пиджак. Его кислый запах заполнил душный кабинет, в котором человек работал. Все, что я знал, так это то, что он был как-то связан с Альянсом и у него было что-то, чего не должно было быть. Ну, или он знал что-то, чего знать не должен был. Или собирался сказать кому-то что-то, чего не должен был говорить. Это не имело значения.

Манагуа был кошмаром, созданным самими жителями. По всему городу были рассредоточены безопасные дома и номера в гостиницах. Их постоянно меняли. Каждая такая точка использовалась максимум дважды. Платили всегда наличными. Я не говорил по-испански, зато Кэтрин владела этим языком. Названия переиначивались на американский манер. Батахола Норте и Батахола Сюр стали соответственно Северной и Южной Барахолкой. Репарто Хардинес де Манагуа стал просто Садом, Баррио эль Кортихо превратился в Ферму, Баррио Лома Верде был известен как Зеленый Холм, а названия улиц — Писта лис Бризас, Писта Эроэс и Мартирес, Пасео Сальвадор Алленде стали Бризами, Мучениками и Сальвадором. Так было легче запомнить местность, а те, кто не владел английским, не понимали, о чем речь.

Кроме Кэтрин, которая была моим контролером, у меня был директор секции. Его звали Льюис Коттен. Возраст за тридцать, потомственный разведчик, буквально рожденный в ЦРУ, он знал об истории компании больше, чем кто-либо другой, известный мне.

— Билл Кейси планирует в одиночку дать отпор коммунистической империи, — сказал он и хрипло рассмеялся. — Ты знаешь, он служил в Управлении стратегических служб. Еще он был председателем Комиссии по ценным бумагам и биржам. Тертый калач, стреляный воробей. Мой отец раньше играл с ним в гольф. Он говорил, что никогда не встречал большего простака.

У нас с Льюисом Коттеном установились, так сказать, дружественные отношения. Он знал, зачем я был там. Я был всего лишь инструментом. Позже я узнал, что Коттен не был далек от этих игр. Спустя какое-то время он организует покушение на министра иностранных дел Никарагуа Мигеля д’Эското в 1983 году, а в 1984-м займется подготовкой убийства девяти командиров Национального директората сандинистов. Я узнал, что Льюис Коттен до Никарагуа был напрямую связан с покушениями, как удачными, так и неудачными, на жизни многих известных людей. В их число входили руководитель панамской разведки генерал Мануэль Норьега; президент Заира Мобуту Сесе Секо; премьер-министр Ямайки Майкл Мэнли; Каддафи, Хомейни, а также командующий военными силами Марокко генерал Ахмед Длими. В 1985 году, когда я навсегда покинул Никарагуа, с его именем связывали гибель восьмидесяти человек во время покушения на ливанского шиитского лидера шейха Мохаммеда Хуссейна Фадлалла.

Казалось, что Коттен живет лишь для того, чтобы наблюдать, как вокруг него гибнут люди. Это была его цель, его мотивация. Иногда, когда мы встречались в связи с очередным заданием, он хватал меня за плечо, широко ухмылялся и говорил: «Так ты хочешь узнать, какого ни о чем не подозревающего засранца сегодня вздернут на виселице?» — Это было его любимое выражение: «вздернуть на виселице». И хотя мы никогда никого не вешали, поскольку всегда использовали пистолеты в ближнем бою, а на расстоянии прибегали к помощи снайперских винтовок, он продолжал использовать это выражение. Мы работали с Кэтрин Шеридан с сентября 1981 года по декабрь 1984-го. Это было сумасшедшее время, когда мы думали, что не доживем до завтрашнего дня, и поэтому курили, пили и трахались, словно безумные. За этот период мы отправили на тот свет девяносто три человека. Льюис Коттен получал приказ, Кэтрин вела учет, я ходил на собрания. Организация была на высоте. Меня подстрелили всего раз. Поймал пулю в бедро. Под рукой всегда были хорошие врачи. Я выбыл из строя всего на три недели.

Когда моя нога зажила, я вернулся к работе.

— Боже, — сказал Коттен, когда я вошел в номер отеля, где он организовал свое рабочее место. Гостиница располагалась на окраине района Резиденсиаль Линда Виста, к северу от озера Лагуна де Асососка. — Сколько же времени требуется, чтобы оправиться от легкого ранения? Ты хоть представляешь, с каким дерьмом мне приходилось иметь дело, пока ты три недели отлеживался в больничке? Боже всемогущий, кто мог подумать, что это будет целая армия. Станцуй же, Джон Роби! Черт, Джон, соберись! Бери свою девчонку и давай обсудим то, что здесь происходило, пока ты был в отпуске.

Но этот разговор произошел в середине 1983 года, а я совсем забыл о первом разговоре. Убийство, которое должно было стать значимым, которое должно было изменить жизнь, таковым не оказалось. По крайней мере, не для меня. Только потом, поздно ночью, сидя у окна в номере отеля на улице Авенида, 28а, что на востоке района Баррио эль Кортихо, Фермы, я понял значимость того, что произошло. Важно было не то, что я кого-то убил. Важно было то, что я ничего после этого не почувствовал.

Во время обучения в Лэнгли мы вели бесконечные беседы о психологических и эмоциональных эффектах, психическом влиянии, которое оказывает убийство на человека. Все это были разговоры. Казалось, что вся наша жизнь проходит в бесконечных разговорах. Нам говорили, что некоторые люди, несмотря на тренировки и процедуры по расширению сознания, несмотря на то, что были уверены в своей правоте… ну, некоторым не удавалось справиться с этим. И все же были такие, которые справлялись, которые могли посмотреть в оптический прицел, нажать на курок и увидеть маленькое красное пятно, расцветающее на чьем-то лбу, связать причину со следствием и понять, что они сами совершили это — прекратили чье-то существование. Лишь позже они столкнутся с реальностью произошедшего. Их будет тошнить, они напьются. Возможно, они начнут хныкать и думать, что бы сказала мать, если бы узнала о том, что они совершили.

Один парень застрелил какого-то засранца в голову, прямо в глаз. Потом он посмотрел на то, что натворил, понял весь смысл произошедшего, направил пистолет на себя и вынес себе мозги.

Я никогда не страдал подобными эмоциональными, мелодраматическими вещами.

Я уселся в коридоре возле кабинета. Я терпеливо подождал, пока маленький человек в бежевом костюме поравняется со мной. Когда он проходил мимо, я встал, направил на его голову пистолет и выстрелил ему в висок. Противоположная часть его лица взорвалась и забрызгала ближайшую стену. Внезапность и ярко-красная кровь удивили меня. Я не знаю, чего я ждал. Я постоял несколько секунд, глядя на человека на полу. Я видел темные пятна у него под мышками. Я использовал пистолет с глушителем, поэтому никто не прибежал узнать, что случилось. Мой пульс не участился, сердце билось в обычном ритме. Я вспомнил выражение лица Льюиса Коттена, когда он передал мне черно-белую фотографию этого человека и сказал:

— Он стоит на пути Альянса. Это все, что мне сказали, и это все, что я могу рассказать тебе. Большего нам знать не надо, не считая того, что твоя девчонка знает, где он будет завтра. Поэтому ты должен будешь нанести ему визит и выстрелить в его чертову голову, хорошо? — Коттен улыбнулся и добавил несколько слов, которые он всегда произносил перед каждым заданием. Улыбка, подмигивание, а потом: — Да, совсем забыл, Джон Роби… — Он сделал паузу, как в театральной постановке. — Не завали дело, ага?

Итак, я постоял пару секунд рядом с мертвым человеком на полу. Большая часть содержимого его головы покрывала соседнюю стену. Я гадал, такой ли теперь будет моя жизнь, буду ли я всегда заниматься этим, будут ли меня помнить из-за этого. Привет, меня зовут Джон Роби. Чем я занимаюсь? Ничего особенного, просто убиваю людей по заказу правительства.

Мы были так уверены в собственной правоте. Я и Кэтрин. Мы жили так, словно вовсе не существовали. Постоянно перемещались из одного гостиничного номера в другой, в брошенную квартиру в северной части района Репарто Лос Аркос, в полуразрушенную кирпичную усадьбу в Баррио Динамарка. Ели в ресторанах, наблюдали за тем, как приходят и уходят люди, люди из компании. Мы понимали, кто есть кто, по тому, как человек был одет, как говорил. Старожилы и ветераны, новички и пушечное мясо…

— Из десантного судна, по пляжу и в бой, — говаривал Коттен и улыбался своей глупой улыбкой, а я удивлялся безумию этого мира. Потом смотрел на фотографию очередной жертвы.