Душегуб - Макс Кранихфельд

— Бей, Цапель! Хули тормозишь, чмо! — долетел до Моргенштейна полный звенящей злости вопль Бала.

И следом за этим криком, подвывая от страха, из густого кустарника прямо к дороге шагнула неестественно перекошенная фигура бойца.

— На, сука! На! А-а-уу!

Длинная в полмагазина очередь горохом сыпанула по машине, проваливая внутрь лобовое стекло, срезала боковое зеркало, с противным шорохом чесанула обочину.

— Стой! — в полный голос заорал Морген, в десятке метров от которого шальные пули взрыли жесткую слежавшуюся землю. — Стой! Всем стой! Прекратить огонь! Прекратить!

Крик взлетал вверх, гулким эхом бился об угрюмые скалы и, искажаясь, отлетал от них обратно к дороге.

— Ой! Ить! Онь! Ой! Ить! Онь! — гремели горы, перекрывая грохот стрельбы, пробиваясь сквозь звонкую вату забившую уши разведчиков.

Постепенно стрельба пошла на убыль, а там и вовсе смолкла. Цапель, все так же бестолково стоял посреди дороги, тупо глядя на заклинивший автомат, и никак не мог сообразить, что нужно передернуть затвор.

— Ой! Ить! Онь! — в последний раз издевательски крикнуло эхо и смолкло, погружая дорогу в мертвую тишину.

Морген поднялся в рост и, ощущая во всем теле предельную мышечную усталость, пошел к машине. Каждый шаг давался невероятным усилием, мелко тряслось, неприятно пульсируя левое колено, очень хотелось просто сесть на землю и сидеть, не двигаясь, ничего не предпринимая, глядя в небо. Но он продолжал идти. Знал, что делает все не так, как положено, что к машине надо было направить специальную досмотровую группу, прикрывая ее издали, на случай, если кто-то из боевиков жив и готов к сопротивлению. И все-таки шел. Шел сам, один. Он не верил, что кто-нибудь из пассажиров уцелел, но все же, нехотя, будто выполняя глупую ненужную формальность, подходя к «УАЗику» поднял автомат к плечу. Вряд ли это было необходимо после такого обстрела. По щеке стекла на губу струйка пота, Морген слизнул ее языком, удивился насыщенной солености влаги. Вот и машина.

Внутри салона кто-то застонал, громко, протяжно. Одним прыжком Морген оказался у правой задней двери. Рывком распахнул ее, ткнув в тесное, густо и тяжело пахнувшее свежей кровью нутро машины настороженный, ствол. Указательный палец уже выбрал свободный ход спускового крючка, готовый послать в чудом уцелевших врагов гибельную очередь. Поверх прицельной планки на Моргена смотрело мелко трясущееся, бледное, перемазанное потекшей косметикой женское лицо. Полные, некрасиво искривленные губы раскрылись, быстро и жадно хватая воздух.

— Не убивай! Не надо! Не убивай! — взвизгнула женщина.

Морген растерянно опустил автомат, вглядываясь в мешанину тел, сбившихся в одну кучу внутри салона. Оттуда на него смотрели искаженные страхом глаза, полные ужаса и удивления лица, в сердце неотвратимо заползал скользкой противной ящерицей холодок осознания ошибки. На арабов-наемников, да и вообще на боевиков, пассажиры расстрелянного «УАЗика» походили мало. На переднем сиденье тяжело всхрипывал бородатый старик, его закатившиеся глаза мертво уставились вверх на порыжевший брезентовый тент, слипшаяся от крови борода неопрятными сосульками свисала на грудь. Вжавшийся всем телом в противоположную дверь водитель зажимал левой рукой сочащееся кровью простреленное плечо.

— Не стреляй, да! Не стреляй! У меня тормоз не был! Я не хотел! Тормоз нет! Тормоз! — лепетал водитель, стараясь отодвинуться от Моргена как можно дальше и все сильнее и сильнее вдавливая спину в дверь.

Чувствуя, как от увиденного кругом начинает идти голова, и окончательно слабеют, делаются чужими, будто наливаясь расплавленным свинцом ноги, Морген сделал шаг назад и, отворачиваясь от увиденной внутри жуткой картины, прокричал в сторону засадников:

— Все кроме постов сюда! Бал, ты тоже! Айболит, бегом давай, здесь раненые!

Итог обстрела оказался менее впечатляющим, чем вначале показалось Моргенштейну. Седобородый был жив, хотя и тяжело ранен, выпущенная почти в упор Цапелем очередь, двумя пулями продырявила ему грудь, еще одна посланница смерти ужалила в плечо сидевшего рядом водителя. Кроме этих двоих ранен оказался один из ехавших в собачнике чеченцев, заросший жесткой щетиной, приземистый крепыш с звероватым бегающим взглядом глубоко посаженных глаз. Его зацепило в ногу, в мясо навылет, не задев кость. После перевязки он даже смог сам идти. Остальные пассажиры: двое мужчин и дородная истерически всхлипывающая женщина не пострадали.

— Хреново стреляем, однако, — подвел неутешительный итог Бал.

— И не говори, — согласился с ним Морген. — Самая дурацкая ситуация вышла. Надо было уж или всех их замолотить, или вообще промазать. А теперь не знаю, как и расхлебывать…

Бал понимающе покивал головой. Действительно, вытанцовывалась полная лажа: при досмотре машины и чеченцев ни оружия, ни взрывчатки найдено не было, как ни старались буквально вывернувшие салон наизнанку разведчики. Документы у всех шестерых, включая так и не пришедшего в сознание деда, оказались в порядке. Была слабая надежда, что кто-нибудь из них в розыске, но это могли прояснить только на пункте управления операцией, связавшись с милицией и проверив учеты. Пока же получалось, что группа ни за что, ни про что расстреляла законопослушных граждан республики. Тому, что они не остановились по требованию Моргена, оправившийся от первого шока водитель найдет тысячу веских причин, начиная от с места в карьер приплетенных им тормозов, до временного помрачения зрения. Иди потом, доказывай…

— Ну что? Надо докладывать… — неуверенно начал Бал.

— Надо… — угрюмо кивнул Морген. — Радист, связь с ВПУ мне. Мухой!

Поплавский ворвался в штабную палатку ураганом, не спрашивая разрешения, задыхаясь от быстрого бега, подскочил к заваленному картами столу. Виктор Сергеевич неодобрительно глянул на него, отставляя в сторону стакан, наполненный его давнишней слабостью, адмиральским чаем. Этот напиток сопровождал полковника Столярова по жизни еще с бесшабашных училищных времен. Крепкий, круто заваренный черный чай, наливался в стакан, с обязательным подстаканником, ровно до половины. Оставшаяся часть стакана заполнялась хорошим выдержанным коньяком. Пился напиток горячим, маленькими глотками, по мере опорожнения емкости, содержимое дополнялось коньяком. Слабонервные и непривычные обычно выпадали в осадок после первой же порции, от которой тренированный Виктор Сергеевич лишь розовел щеками и мощной шеей, обильно потел и обретал несвойственную ему в обычной жизни несколько расплывчатую добродушность мышления. Именно этому пьяному всепрощенчеству и был обязан Поплавский тем, что на его голову не свалились разом все кары небесные, а последовало лишь недовольное замечание:

— Что Вы себе позволяете, майор? Почему врываетесь к старшему по званию без разрешения?

Поплавский от этой отповеди лишь досадливо отмахнулся.

— 513-ая группа капитана Моргенштейна, только что реализовала засаду на восточной дороге! — выпалил он, оперевшись руками о стол и нависая над источавшим дорогой коньячный аромат полковником.

— Хаттаб?! — вскинулся, тут же в волнении забывший о явном нарушении субординации, Столяров.

— Никакого Хаттаба! — все еще отдуваясь, отрубил Поплавский. — Какие-то левые чехи на «УАЗе». Шесть человек. Все задержаны. Троих Моргенштейн «утрехсотил», один из них тяжелый. Если не эвакуировать, скоро загнется.

— Что?! — Виктор Сергеевич, до которого только сейчас дошло, что ему докладывают вовсе не об удачном завершении столь важной для его карьеры операции, взвыл раненым буйволом. — Как это могло произойти?! Какого хрена этот идиот расстрелял мирных граждан?! По чьему приказу?!

— По Вашему, — криво ухмыльнулся ему в лицо Поплавский.

— Что?! — взвился, поднимаясь со стула и прожигая майора глазами, Столяров. — Я таких приказов не отдавал! Как Вы смеете?! Наломали дров, а теперь хотите моим именем прикрыться! Не выйдет! Как Вы вообще смеете говорить со мной в таком тоне?! Это наглость, вопиющее неуважение!

Однако против ожидания привычные обороты не действовали на продолжавшего твердо глядеть ему в лицо майора, и Виктор Сергеевич на минуту остановился, хватая ртом воздух от возмущения, подыскивая в уме подходящие слова и аргументы, которые можно было бы обрушить на голову этого возомнившего о себе выскочки. Воспользовавшись возникшей паузой, Поплавский заговорил, тихо и уверенно:

— Группе 513 было приказано организовать засаду на восточной дороге. Задача — не допустить прорыва в указанном направлении Хаттаба. Способ действий — уничтожение всех движущихся из села машин. Все это группой выполнено. Засада реализована, результаты я Вам только что доложил…

— Но ведь также было записано и в директиве… Командующий подписал… — сдуваясь, будто воздушный шар, из которого выпустили воздух, медленно опускаясь обратно на стул, потерянно шаря пальцами по разложенным на столе документам, пролепетал полковник.