Душегуб - Макс Кранихфельд

А Джамала вновь пронзила игла дурного предчувствия, холодной смертной тоской повеяло вдруг, будто набежавшая туча закрыла ярким летним днем ласковое теплое солнце.

Командир гасков говорил коротко и резко, будто через силу роняя с губ жесткие рубленые фразы.

— Получен ответ на наш запрос из поселковой милиции. Ни к кому из вас у них претензий нет, так что задерживать вас и дальше смысла не вижу. Вы оказались в зоне проведения специальной операции. Водитель, — русский остро глянул на потупившегося Карима. — Не выполнил требование об остановке. Этим и вызван происшедший инцидент. После можете обжаловать мои действия в суде или где хотите, а сейчас я вас больше не задерживаю. Можете возвращаться в село.

— А как же раненые, офицер! — возмущенно выкрикнул Ибрагим Исмаилов. — Амир не может сам передвигаться, да и Вахаб еле ходит. Как мы дойдем с ними до села.

— За ранеными с минуты на минуту прибудет вертолет, который доставит их в военный госпиталь. Поэтому раненые останутся здесь, — сморщившись как от попавшей на язык кислятины, выговорил русский.

— Тогда мы тоже останемся, — окончательно осмелев, крикнул Ибрагим. — Мы не бросим своих земляков.

— Вертолет заберет только троих раненых, — отворачиваясь и давая понять, что разговор закончен, отрезал офицер. — Для остальных места нет! Хотите, можете оставаться здесь и ждать, но я бы посоветовал идти обратно в поселок. Еще сможете добраться до темноты.

Стоящий рядом с командиром высокий и гибкий разведчик издевательски ухмыльнулся последней фразе. "Ложь! Он все наврал! Не будет никакого вертолета!

— обожгло страшной догадкой Джамала. — Они нас не выпустят!" Он, изо всех сил стараясь найти опровержение этой бьющейся в голове мысли, пристально вгляделся в лицо еще одного, кряжистого и низкорослого. Тот виновато отвел взгляд, мрачно дернув головой в сторону дороги, иди, мол, нечего тормозить. "А что же остальные? Неужели ничего не видят?!"

— Брат! — Джамал обернулся к припадающему на простреленную ногу Вахабу.

— Иди, малыш, — ласково тронул тот его за плечо, успокаивающе кивнув. — Иди, а то мама будет беспокоиться. За меня не волнуйся. Рана не опасная, все будет в порядке.

— Брат! — отчаянно вскрикнул, хватая его за руку Джамал.

— Иди, малыш, иди… Еще увидимся, верь… Все будет хорошо…

"Он все понимает! — сжалось у Дажамала сердце. — Все понимает, но надеется, что гаски добьют только раненых, а остальных отпустят! Что им, в самом деле? Скажут потом, что раненых отправили в госпиталь, в какой неизвестно, ищи свищи… Никогда концов не найдешь".

— Я не уйду. Останусь с тобой! — подчиняясь внезапному порыву, выкрикнул он, с ненавистью скользнув взглядом по лицам ухмыляющихся гасков.

— Иди, Джамал. Заботься о матери и сестрах, ты теперь старший мужчина в семье. Иди…

Подчиняясь гипнозу потемневших глаз брата, не в силах ослушаться его приказа, он сделал шаг, потом другой, пошел, торопя непослушные ноги, до скрежета эмали стиснув зубы, давя рвущийся из горла крик. Рядом напряженно сопел спотыкаясь, Ибрагим, что-то причитала за спиной Хеда. Пройдя с десяток шагов Джамал понял, что должен во что бы то ни стало еще раз взглянуть на остающегося на верную смерть брата. Обернулся он, как раз в тот момент, когда высокий и тонкий русский все также глумливо улыбаясь, поднял к плечу автомат, целя в затылок скорбно раскачивающейся на ходу, семенящей мелкими шагами Хеде. В следующий миг время будто остановилось, обретя вдруг вязкую пластичность. Джамал отчетливо видел, как пошел назад лежащий на спусковом крючке палец русака, как медленно расширяясь, поползла по щеке его улыбка. Он хотел побежать, что-то крикнуть, но не смог заворожено глядя на расцветающий на конце черного зева автоматного дула огненный цветок. А потом качающаяся из стороны в сторону при каждом шаге голова Хеды с хлюпом взорвалась изнутри, лопнув как переспевший арбуз. Теплые брызги крови с маху стегнули Джамала по лицу, возвращая к реальности. Компенсируя странную медлительность, события вдруг завертелись вокруг с нереальной быстротой. В уши ударил истошный визг, сквозь который едва пробивались частые приглушенные хлопки выстрелов. Мелькнуло перед глазами удивленное лицо Ибрагима, потом чередуясь между собой, возникли розовое предзакатное небо и пожухлая побуревшая под солнцем трава. Сильный удар об какую-то кочку ребрами выбил из груди воздух, но одновременно привел его в чувство. Он был уже у дороги, видимо оступился сгоряча и просто скатился по склону. Рядом, сыпанув в лицо пылью, чмокнув страстным поцелуем, вошли в землю пули. Джамал в панике обернулся. Тонкокостный русак ловкими прыжками спускался по склону, он больше не улыбался, лицо, будто застыло в дьявольски искореженной маске, глаза смотрели с жестким прищуром охотника на крупную и опасную дичь. На него, Джамала! Это он сейчас дичь для бегущего вниз гаска!

Осознание этого будто придало сил, не чувствуя боли он вскочил отчаянно вереща раненым зайцем. Метнулся не разбирая дороги под уклон, опять споткнулся, но удержался на ногах, стрелой понесся вперед не чувствуя ногами землю. Вслед ударили выстрелы, но они лишь пришпорили и так летящего, как на крыльях беглеца. Вот и дорога, ботинки выбили сумасшедшую чечетку по выщербленному растрескавшемуся асфальту, и Джамал, ловко перепрыгнув неглубокий кювет, ввалился в невысокий по пояс кустарник, продираясь напрямик туда, где рокотал на перекатах, вскипая белыми пенными бурунами Ахсай.

Что-то тяжелое тупо ударило его в бедро, когда он уже хлюпая по воде нырял в колышущуюся под ветром зеленую стену росшего вдоль берега камыша. Он вначале не обратил на это внимания, но когда по штанине в ботинок стремительно потекло густое и теплое, сообразил, что ранен. Однако владевший всем его существом в тот момент смертельный ужас не позволил остановиться. Страшный русский был где-то рядом, такой не оставит погони, не бросит преследования, пока не настигнет в конец обессиленную жертву. Не стоять, с раной разберемся потом, сейчас нужно бежать, дальше, дальше, раздвигая руками шершавые стебли, забиться в самую глушь. Туда где не найдут, не поймают… Еще быстрее, еще…

Онемевшая, ставшая непослушной нога подломилась под его весом, и Джамал запрыгал подобно диковинному пауку на трех конечностях, волоча за собой одеревеневшую ничего не чувствующую, будто чужую ногу. Стухшая прибрежная вода теплой вонючей волной заливалась в нос, захлестывала илистой жижей рот, но он все дальше и дальше уползал вглубь спасительных зарослей, движимый лишь одним желанием уйти как можно дальше от того страшного места где ждала его смерть. Молодой, ничего не понимающий в ранах чеченец не знал, что у него перебита бедренная артерия, и он буквально истекает сейчас кровью. А если и знал бы, все равно вряд ли смог бы оказать сам себе необходимую помощь. Как-то неожиданно он почувствовал накатившую из глубины перетруженных мышц невыносимую усталость, властно потянуло вдруг в сон, захотелось упасть прямо здесь в теплой мутной воде и лежать, блаженно вытянувшись, ничего не делая, никуда не спеша. Даже жутко скалившийся в улыбке русак перестал казаться таким страшным, он наверняка уже прекратил бесполезную погоню. А значит можно остановиться и немножко передохнуть, совсем чуть-чуть, только чтобы отдышаться… Голова закружилась, став пустой и звеняще легкой, перед глазами с хрустальным звоном, перекатывались радужные шарики. Надо передохнуть, хотя бы чуть-чуть… Передохнуть… Отдышаться… Вот как раз подходящая кочка, на нее можно облокотиться. Джамал как подрубленный осел прямо в воду, положив голову на травянистую кочку и закрыл глаза. Он тут же решил открыть их вновь, но внезапно понял, что не может этого сделать, слишком тяжелы оказались, будто свинцом налитые веки.

— Вот видишь, все хорошо, а ты боялся, глупый! — заговорщицки шепнул ему на ухо Вахаб, тихо посмеиваясь в густые усы.

— Да, все хорошо. А ты где? — не открывая глаз, слабеющим голосом откликнулся Джамал, явственно ощущая, как окончательно потерявшее вес его тело, поднимается на поверхность воды, уплывая куда-то в ласковых струях течения.

— Я здесь, малыш! Иди ко мне! — позвал все, также добродушно смеясь Вахаб.

— Иду, я уже иду, — хотел ответить ему Джамал, но из горла вырвался лишь тихий вздох, его окончательно закрутило водоворотом, унося все дальше и дальше…

Погодин внимательно смотрел в сморщенное от боли лицо старика.

— Ну стреляй, стреляй, русская свинья, — собрав последние силы хрипнул тот, пузыря на губах кровавую пену. — Все равно не жить вам здесь, не загоните больше вайнахов в рабство. Кончилось ваше время, наше подходит!

— Вот видишь как… Выходит не зря тебя стрелять приказали… Сука ты выходит подлая, раз говоришь такое, — рассудительно ответил бессильно откинувшемуся назад на разостланный на земле брезент чеченцу прапорщик. — Спасибо, снял грех с души моей. Теперь убью спокойно…