Душегуб - Макс Кранихфельд

Заскорузлый палец командира отчеркнул коротко остриженным ногтем точку на карте.

— Здесь? — недоверчиво протянул Бизон. — Это же вообще в другой стороне, к тому же почти на окраине села… Это как надо было нажраться, чтобы так место высадки перепутать. Завидую я авиации…

— Связь с ВПУ, тащ капитан! — обрадовано прокричал, протягивая наушники радист.

— Это 512-ая группа, — рявкнул в эфир Люд. — С кем говорю? Ты, Поплавок?

— Я, кто же еще? — недовольно буркнули в наушниках. — Что там у тебя? Засаду развернул?

— Ага, развернул! Так засел, что аж жопу ломит!

— Чего? — не понял Поплавский.

— Того! Меня эти винтокрылые уроды у самого поселка выбросили! Тут картофельное поле и чехов полно. Да мирные, просто картошку окучивают, или что там с ней делать положено.

— С кем положено делать?

— Да с картошкой, говорю, что делать…

— С какой картошкой, блин?! Ты чего там, чарсу обкурился что ли?! Я тебя русским языком спрашиваю, засада готова?

— Какая теперь в жопу засада! Ты слышишь, что я говорю?! Нет? Я в восьми километрах от контрольной точки, с другой стороны поселка. Летуны ошиблись при высадке. Меня засекли местные, так что никакой скрытной засады уже не выйдет. Понял теперь?

— Понял тебя, 512-тый, — официально отозвался Поплавский. — Сейчас уточню по твоим дальнейшим действиям у руководителя операции. Оставайся на связи.

— Ты лучше у нашего с разведотдела сначала уточни, а то этот десантник сейчас накомандует. Пойдем село штурмом брать, — абсолютно наплевав на все правила скрытности радиопереговоров, гавкнул в микрофон Люд.

— Нашего здесь нет, — тоже не слишком заботясь о режиме секретности, ответил Поплавский. — Его этот крендель на Ханкале забыл.

— Бардак, ну бардак! — зло качая головой, шипел Люд. — Откуда только эти Чапаевы на мою голову берутся. Каждый второй Наполеон, каждый первый Кутузов. Развелось полководцев, бля…

Амир Асалханов с плохо скрываемым неудовольствием прислушивался к постоянной возне и тихому жалобному бормотанию сзади. Машина еще не выехала из хутора, а он уже пожалел, что сдался на уговоры жены, взяв с собой в дорогу ее дальнюю родственницу. Хеду срочно требовалось показать знающим русским врачам в находившейся в Курчалое поликлинике, по крайней мере, так считала она сама, беспрестанно жалуясь на слабость во всем теле, головокружение и тошноту. Оправдываясь болезненным состоянием, женщина наотрез отказывалась делать домашнюю работу и совершенно запустила хозяйство, муж ее мягкий и неспособный настоять на своем человек, вместо того чтобы научить ленивицу плеткой, верил всем ее отговоркам. А поскольку он являлся еще и двоюродным братом Фатимы, жены самого Амира, то, как только представился случай, та уговорила мужа, собиравшегося в поездку взять с собой страдалицу Хеду. Терпеть рядом всю дорогу рано располневшую, неопрятную, вечно причитающую Хеду было удовольствием, мягко говоря, сомнительным. Но старик Асалханов имел нрав добродушный и сговорчивый, потому согласился, и теперь горько клял себя за уступчивость. Водитель, разбитной и веселый Карим, понимающе покосился на него, деликатной улыбкой показывая, что разделяет чувства начальника.

"Зарплату ему что ли прибавить, — растроганно подумал Амир. — Хороший ведь человек, старательный, где сейчас еще такого работника найдешь?" В принципе прибавить зарплату школьному завхозу, одновременно учителю труда, физкультуры и автодела, а также по совместительству еще и сторожу поселковой неполной средней школы, бывший уже много лет ее бессменным директором Амир, вполне мог, хотя и не слишком значительно. Но по нынешним тяжелым, полуголодным временам лишних денег не бывает. Карим будто угадав каким-то неведомым шестым чувством мысли директора, заговорщицки ему подмигнул. Сзади натужно кряхтел и возился еще один представитель школьного руководства, завуч Ибрагим Исмаилов. Он был лет на десять моложе недавно справившего шестидесяти пяти летний юбилей Амира, но его уже ощутимо подводило здоровье, в противоположность крепкому, будто из камня вырубленному Асалханову, смотрелся Ибрагим согбенным немалыми годами старцем, с полным набором всех возможных возрастных болячек. За сиденьем на железных откидных сидушках заднего отсека «УАЗика» будто воробьи на жердочках пристроились еще два пассажира: лесник Вахаб Шайбанов и его брат Джамал. Эти ехали в Курчалой по своим собственным делам, закупать необходимые в лесничьем хозяйстве товары.

Амир вновь горестно вздохнул, что за времена настали? Никогда раньше выезжая по школьным делам в Курчалой, не собирал бы он с собой в дорогу такой компании. Как было бы сейчас приятно с ветерком катить в машине вдвоем с Ибрагимом, обсуждая по пути, возникающие в школе проблемы, жарко споря о новых программах и методах обучения. Но так могло быть раньше, теперь все изменилось и бензин стал настолько дорог, а зарплаты так редки и малы, что нельзя пренебрегать возможностью окупить дорогу в район доставкой туда же попутчиков. Не до комфорта сейчас работникам чеченского образования, к сожалению, не о нем болит голова, что у местных, что у российских властей. Хотя понемногу жизнь в последнее время стала налаживаться, раньше было не в пример хуже. Амир с содроганием вспомнил годы, когда республикой правили боевики. Тогда президент Дудаев официально заявил, что ему нужны воины, а не ученые, потому для мальчиков вполне достаточно образования в пять классов, а девочкам вообще хватит и трех. Амир воспринял это высказывание главы государства с ужасом, но на свой страх и риск продолжал вести уроки в школе по старым российским программам, добавив, правда, сообразуясь с духом нового времени, в расписание изучение основ шариата и Корана. Тогда он жил в постоянном страхе, дикие банды боевиков, разъезжавшие по окрестностям, весьма часто громили школы и убивали их работников. Даже собственных учеников приходилось бояться. Вчерашние школьники, рано возмужав, но, так и не набравшись ума, частенько появлялись в школьном дворе увешанные оружием и с недоброй ухмылкой поглядывали на украдкой пробиравшихся к своим кабинетам учителей. Однако преодолевая страх Амир Асалханов отказывался закрыть школу, даже растеряв большую половину учеников, даже когда началась новая война с Россией, даже, когда учительницу истории пятидесятилетнюю седую армянку нашли в школьном саду многократно изнасилованную с перерезанным горлом и вырезанной на морщинистом плотном животе жирной сочащейся кровью двойкой.

Работа школы в Шуани-Беной за всю войну, так и не прервалась ни на день. Но что это была за работа. Учителям она приносила больше страданий, чем удовлетворения. Десятилетние мальчишки на уроках обливали стариков презрением.

— Вы продались русским свиньям! Наши отцы и братья борются за свободу, а вы прячетесь по своим домам и готовы лизать руки захватчикам! — так, не стесняясь, говорили ему и Ибрагиму в лицо.

— Послушайте, я объясню вам! — тихим от сдерживаемого гнева голосом отвечал Амир ученикам на уроках истории, которые вел теперь вместо погибшей армянки.

Мечтательно прикрывая глаза, он рассказывал притихшим мальчишкам о гордой истории народа вайнахов, о Мансуре и Шамиле, о восстаниях против советской власти, о черном дне депортации. Мрачным огнем загорались лица его юных слушателей, взрастали пышным цветом в их сердцах посеянные умелой рукой семена ненависти к оккупантам, сжимались до ломоты в суставах от злости слабосильные пока кулачки.

— Для чего я все это рассказываю вам, дети? — заговорщицким шепотом заканчивал урок Амир. — Для того чтобы вы поняли и знали: никто, никогда не сумел победить русских силой оружия. Всегда пролитая чеченцами русская кровь падала на головы самих чеченцев. Не оружием надо биться за свободу, а головой. Те, кто сейчас прячется в лесах и горах, стреляет из укрытий по русским солдатам — просто, глупые, не желающие думать своими мозгами люди! Русские хоть и слабеют с каждым годом, но пока еще очень сильны. Их больше ста миллионов, это сейчас… А чеченцев всего миллион. На каждого вайнаха, сотня русаков, всем ясно, на чьей стороне сила? Но русских все меньше, их развращенные женщины не хотят рожать детей, а если рожают, то не хотят заботиться о них и воспитывать, бросают в роддомах, а порой даже убивают. Не то у чеченцев. На место каждого убитого бойца чеченские женщины рожают двух, трех, четырех детей. Они заботливо растят их, часто сами не доедая, стараются лучше кормить, чтобы дети стали крепкими и здоровыми. Вскоре мы сможем дать открытый бой, выродившимся и ослабевшим русакам. Но к тому времени важно, чтобы наша молодежь. А это именно вы, те, кому сейчас по десять лет, стала такой же грамотной, знающей и умной, как дети русских в больших городах. Чтобы когда республика наша будет свободной ей управляли не глупые недоучки, как при Мосхадове, а настоящие умные, сильные и смелые люди. Потому сейчас для блага вайнахского народа гораздо важнее работа учителя, а не тупого боевика.