От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое письмо было написано Троцкому:
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если Вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия[180].
Вместе с этим письмом Троцкому передали еще и записку Володичевой:
Товарищу Троцкому. К письму, переданному вам по телефону, Владимир Ильич просил добавить для вашего сведения, что тов. Каменев едет в Грузию в среду и Вл. Ил. просит узнать, не желаете ли вы послать туда что-либо от себя[181].
Само «дело» Ленин тоже передал Троцкому. И Троцкий его не вернул, чем продемонстрировал Ленину свою поддержку. Об этом становится известно 16 апреля из письма Троцкого «Всем членам ЦК РКП» с грифом «С. секретно»:
Мною получена сегодня прилагаемая при сем копия письма личного секретаря тов. Ленина, тов. Л. Фотиевой, к тов. Каменеву по поводу статьи тов. Ленина по национальному вопросу […]. Статья, как сказано, имеет первостепенное принципиальное значение. С другой стороны, она заключает в себе резкое осуждение по адресу трех членов ЦК[182].
Ленин, теперь уже хорошо информированный, знает, что, несмотря на решение пленума, поддержавшего Ленина, грузинское дело, вопреки постановлениям ЦК, все еще находится под преследованием Сталина и Дзержинского. Ленин понимает, что на стороне Сталина еще и большинство Политбюро. В такой ситуации Ленину, уже прошедшему через тюремный режим под надсмотром Сталина, терять уже нечего и нужно играть ва-банк. На конфликт со Сталиным в тот день идет сам Ленин, причем использует свой старый, не использованный ранее козырь: телефонный разговор Сталина с Крупской от 22 декабря 1922 года.
5 марта Ленин пишет Сталину ультимативное письмо и предлагает либо извиниться, признав поражение, либо пойти на открытую войну, делая вид, что конфликт не политический, а личный. Отметим, что Троцкого об этом письме Ленин даже не ставит в известность, хотя именно на помощь Троцкого собирается опираться в схватке со Сталиным по важнейшим политическим вопросам. Из этого можно сделать вывод, что Ленин готов принять капитуляцию Сталина конфиденциально, не унижая его перед партийным активом, сохраняя возможность последующей совместной работы и подчеркнуто сделав вид, что личный конфликт к политическим разногласиям не имеет отношения:
Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин[183].
Володичева в «Дневнике дежурных секретарей» указывает, что второе письмо Ленин «пока просил отложить, сказав, что сегодня у него что-то плохо выходит»[184].
Что именно вышло «плохо», Володичева не указывает. Никаких исправлений в письмо на следующий день внесено не было. 6 марта Ленин запросил ответ Троцкого на написанное им 5 марта письмо. «Ответ по телефону застенографирован», — отметила в «Дневнике» Володичева 6 марта, но содержание ответа Троцкого в «Дневнике» не записала.
Понятно, что этот ответ был не выгоден Сталину, иначе бы его, вне всякого сомнения, записали в «Дневник».
Ленин перечитал второе письмо, адресованное Сталину, «и просил передать лично из рук в руки [и] получить ответ». Таким образом, письмо, датированное 5 марта, оставалось неотправленным до 6 марта.
В тот же день Ленин надиктовал «письмо группе Мдивани» (копии: Троцкому и Каменеву), также направленное против Сталина. И это были последние строчки, зарегистрированные официальной советской ленинианой:
Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь[185].
Очевидно, что Сталин узнает и об этом тексте, что он немедленно предпринимает некие действия, и записки и речь Ленина по этому вопросу до нас уже не доходят. Хотя есть все основания считать, что Ленин их по крайней мере начал, а может быть — и продиктовал до конца.
Если «письмо группе Мдивани» отправили адресату, то письмо Сталину в течение 6 марта снова пролежало без движения. Володичева сообщает, что в задержке была виновата Крупская: «Надежда Константиновна просила этого письма Сталину не посылать»[186].
В это очень трудно поверить, так как Володичева, как и все прочие секретари, не подчинялись Крупской, а подчинялись секретариату ЦК, Политбюро и Сталину. Не уведомляя Крупскую, Володичева, безусловно, о письме Ленина проинформировала Сталина. Если верить Володичевой, это было сделано только 7 марта: после предварительных переговоров Крупской с Каменевым. Тогда письмо передали Сталину, Каменеву, а затем и Зиновьеву. Володичева вспоминает:
Передавала письмо из рук в руки. Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу, так как тот ожидает ответа, беспокоится. Сталин прочел письмо стоя, тут же при мне, лицо его оставалось спокойным. Помолчал, подумал и произнес медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь». И продолжал: «Я не медик, я — политик. Я Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и ее наказали бы, я не счел бы себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская — член партии. Но раз Владимир Ильич настаивает, я готов извиниться перед Крупской за грубость».
Со слов Володичевой, письмо не было передано 6 марта по настоянию Крупской. Согласно Фотиевой, — его задержала Володичева, побоявшаяся идти с таким резким письмом к Сталину. Эта версия выглядит более правдоподобной.
Фотиева вспоминала, что Ленин «ждал ответа. Ждал по минутам. А Володичева не решилась отнести письмо Сталину, такое оно было резкое. И только на следующее утро я узнала, что письмо еще лежит у нас. Велела
