Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

— Эй, парень, постой, обожди! У нас спецскидка, сущие гроши, только на этот час! Представь, мы тебе педофилию вставим, настоящее крутое желание, незатасканное ещё, а? Или зоофилия… или оба возьмите, совсем дёшево выйдет…

Парети ухитрился вывернуться из зажима и помчался по Аркаде, не оборачиваясь. Он-то знал, что никогда нельзя импульсно имплантироваться в уличных лавках. Один его приятель-сборщик, находясь в отпуске, совершил подобную ошибку: ему подсунули страсть к гравию, и бедняга скончался через три предположительно наполненных наслаждением часа.

Аркада кишела народом, крики и смех придурков и извращенцев на каникулах поднимались к центральному куполу, к переливчатым огням, орущим динамикам и травожогам, испускающим непрерывные струйки сладостного марихуанного дыма. Парети желал тишины, он желал одиночества.

Он забрёл в «Лавку духов». В некоторых штатах половые сношения с призраками запрещались законом, но большинство докторов соглашались, что это вполне безвредно, если не забыть потом смыть остаток эктоплазмы тридцатипроцентным спиртом. Женщины, конечно, рисковали больше. (Парети обратил внимание на «Платный душ и биде» как раз напротив Аркады и изумился на мгновение тщательности Бюро по развитию бизнеса Восточных Пиритов — всё продумано.)

Он расслабился в темноте, услыхал тихий, жуткий стон…

Потом дверь открылась.

— Мистер Джозеф Парети? — спросила служительница в униформе.

Парети кивнул:

— В чём дело?

— Прошу прощения, что побеспокоила, сэр, но вам звонят. — Она передала Парети телефон, погладила по ноге и вышла, закрыв дверь. В руках у Парети телефон зажужжал. Джо поднял трубку:

— Алло?

— При-ивет!

— Кто это?

— Это твой телефон, дурачок! А ты что подумал?

— Не могу я больше это выносить! Заткнись!

— Говорить-то несложно, — заметила трубка. — Сложнее найти, что сказать.

— Ну так и что ты хочешь сказать?

— Да ничего особенного. Просто хотела тебе напомнить, что где-то, как-то, но Бёрд ещё жив.

— Бёрд? Какой Бёрд? О чём ты, мать твою, болтаешь?

Ответа не было. В трубке воцарилась тишина.

Парети поставил телефон на подлокотник и откинулся в кресле, искренне надеясь, что хоть немного побудет в тишине и покое. Телефон зажужжал почти сразу же. Парети сидел неподвижно, и телефон принялся звонить. Парети снова поднял трубку:

— Алло?

— При-ивет! — пропел шёлковый голос.

— Да кто это?!

— Это твоя телефонная трубка, Джо, милый. Я уже звонила. Думала, ты запомнишь голос.

— Оставь меня в покое! — почти простонал Джо.

— Как же я могу, Джо? — спросила трубка. — Я люблю тебя! Ох, Джо, Джо, я так старалась тебе угодить. Но ты такой мрачный, детка, я прямо не знаю. Я была такой сосенкой, а ты даже не глянул на меня! Я стала газетой, а ты даже не удосужился прочесть, что я тебе написала, неблагодарный ты!

— Ты моя болезнь, — пробормотал Джо заплетающимся языком. — Сгинь!

— Я? Болезнь? — переспросила трубка с обидой в шёлковом голосе. — О, Джо, лапочка, как ты можешь так обо мне говорить? Как ты можешь изображать равнодушие после всего, что было между нами?

— Не знаю, о чём ты, — проговорил Парети.

— Ты прекрасно знаешь! Ты каждый день приходил ко мне, Джо, в тёплое море. Я была тогда молодая и глупая, ничего не понимала. Я пыталась спрятаться от тебя. Но ты вытаскивал меня из воды, ты влёк меня к себе; ты был так терпелив и нежен, и мало-помалу я выросла. Иногда я даже пыталась влезть по рукоятке сачка, чтобы поцеловать твои пальцы…

— Хватит! — Парети казалось, что рассудок отказывает ему, это безумие, всё плывёт и меняется, мир и «Лавка духов» завертелись каруселью. — Ты всё не так поняла!

— Ну как же! — возмутилась трубка. — Ты называл меня ласковыми именами, я была твоим грёбаным говном! Признаюсь, я пробовала и с другими мужчинами, прежде чем мы встретились, Джо. Но ведь и у тебя были женщины, так что давай не будем ворошить прошлое. Но даже с теми пятерыми я никак не могла стать тем, чем мечтала. Ты ведь понимаешь, как мне это было больно, да, Джо? Передо мной лежала вся жизнь, а я не знала, что с ней делать. Облик — это карьера, знаешь, и я так путалась, пока не встретила тебя… Извини, что я так болтаю, дорогой, но мы в первый раз смогли поговорить спокойно.

Парети прорвался сквозь этот многословный бред и наконец понял. Говно недооценили. Оно было юным, немым, но отнюдь не лишённым разума созданием, движимым могучей страстью, общей для всех живых тварей. Страстью обрести облик. Оно развивалось…

Во что?

— Так как ты думаешь, Джо? Чем бы ты хотел меня видеть?

— А ты можешь стать девушкой? — смущённо спросил Парети.

— Боюсь, что нет, — ответила трубка. — Я пыталась несколько раз, и симпатичной колли пыталась быть, и лошадью. Но, наверное, у меня очень скверно получалось, и чувствовала я себя ужасно. Я хочу сказать, это просто не для меня. Но что-нибудь другое — только попроси!

— Нет! — взревел Парети. На мгновение он поддался. Безумие захватывало его.

— Я могу стать ковриком под твоими ногами или, если тебе это не покажется неприличным, твоим бельём…

— Я не люблю тебя, будь ты проклята! — взвизгнул Парети. — Ты просто серое гнусное говно! Ненавижу тебя! Ты, зараза… что б тебе не влюбиться во что-нибудь вроде себя?

— Нет ничего похожего на меня, кроме меня, — всхлипнула трубка. — И я ведь люблю тебя!

— А я тебя в гробу видал!

— Ты садист!

— А ты воняешь, ты уродка, я не люблю тебя и никогда не любил!

— Не говори так, Джо, — предупредила трубка.

— А я говорю! Я тебя никогда не любил,