Наши братья меньшие - Бернгард Гржимек

Для меня тогда, как и для большинства непосвященных смертных, мир кино казался чем-то загадочным, необычным, за кулисы которого так любопытно заглянуть; поэтому я дал свое согласие. Приучить моего волка «понарошку» бороться с человеком было для меня пустяковым делом. Напасть всерьез он не решится — для этого я его воспитал слишком «человеколюбивым». Но я мог заставить его, например, вцепиться кому-то во время игры в рукав или даже прыгнуть на грудь и начать вырывать куски из одежды. Я даже придумал, как я это сделаю: на актера наденут толстый ватник, который волк не в состоянии прокусить, а на груди будет закамуфлирован кусок мяса, и Чингис начнет жадно рвать его зубами. Гораздо больше меня беспокоило, не убежит ли волк от нас там, наверху, в горах. Тем не менее бесплатная поездка в Доломитовые Альпы была для нас с женой тогда необычайно привлекательной — мне бы никогда и во сне не приснилось, что придется принимать участие в музыкальном фильме-опере!

Киношники, правда, изображали все значительно серьезней и опасней, чем оно было на самом деле. Там, на своей киностудии «УФА-фильм», представляющей собой целый городок наподобие маленького Голливуда, они содержали в клетке волчицу по кличке Инка, которую собирались как раз пристрелить. Киностудия откупила ее у одного цирка, но со временем она, по их словам, сделалась настолько злобной и неуправляемой, что никто уже не решался даже задвигать ей в клетку миску с едой. Я дал себя уговорить взять ее временно к себе в дом с целью «перевоспитания».

Это была канадская волчица темной окраски, почти черная. Поначалу она делала вид, что ужасно злая, но после того как я несколько раз поговорил с ней в ласковом и доверительном тоне, да еще подсел к ней поближе, прислонившись с наружной стороны к решетке, она неожиданно сделалась вполне сговорчивой, даже хвостом завиляла. Тогда я на другой же день принял смелое решение: открыл дверь и просто вошел к ней в клетку.

Однако тут я должен заметить, что далеко не каждое животное, которое за прутьями своей клетки ведет себя очень приветливо с окружающими, останется таким же дружелюбным, если решетки не будет. Ведь не только нам спокойней, когда они за решеткой, но и они чувствуют себя за ней в большей безопасности.

Но Инка обрадовалась, когда я к ней вошел, как я и ожидал. Она радостно запрыгала вокруг меня, положила мне передние лапы на грудь, старалась лизнуть в лицо. Мы с ней сделались на всю жизнь друзьями и оставались ими даже в очень опасных ситуациях. Когда я стал гладить Инку по спине и бокам, то прощупал на ее коже струпья и шрамы; как видно, работники киностудии охаживали бедняжку палками и железными прутьями. Тогда, конечно, не приходится удивляться, что от подобного обращения дикое животное делалось все озлобленней и агрессивней.

Потом мне предложили выбрать себе еще самого большого и красивого волка из содержавшихся в Лейпцигском зоопарке. У того, которого я выбрал, была густая пышная шерсть, в особенности на загривке и вокруг шеи, и назвал я его Липе, потому что он прибыл из Лейпцига. И вот представьте себе, что, несмотря на то, что это было сильное взрослое животное, никогда до тех пор не приходившее в соприкосновение с человеком, а жившее только среди сородичей своей зоопарковской стаи, я через восемь дней уже настолько завоевал его доверие, что он разрешал мне застегивать на нем ошейник с поводком и гладить его по голове. После таких успехов я до того расхрабрился, что готов был на спор взяться приручить любого волка за две недели. Надо только проводить с ним вместе побольше времени, вот и все. Если с волками обращаться, как с собаками, и не показывать вида, что боишься их, то с ними вполне можно справиться и даже подружиться. Хотя они, безусловно, сильно отличаются от собак, причем больше по своему поведению и привычкам, чем по внешнему виду.

Я не собирался устраивать большого шума вокруг подготовки волков к съемкам в фильме, но киношники навязали мне «помощника», утверждавшего, что он был дрессировщиком диких зверей в цирке.

— Волки, поверьте мне, гораздо, гораздо опасней львов! — заявил он мне, делая страшные глаза, и настоял на том, чтобы в моем саду была выстроена арена, обнесенная деревянными стенами пятиметровой высоты с длинным решетчатым проходом в нее, по которому волков следовало «загонять» из клеток на арену. «Гнать» их он собирался, сидя наверху с длинным кнутом в руках, но через восемь дней я уже отказался от его услуг.

Что же касается несуразного деревянного сооружения у меня в саду, то от него все же была некоторая польза: я мог в нем загорать совершенно нагишом и никто из соседей меня не видел…

Туда же я запускал по очереди то Чингиса, то Инку, и они, побегав немного по кругу, тоже ложились позагорать на солнышке. Если я засыпал, то волк подбегал ко мне и «по-волчьи» толкал носом в бок. А если я и после этого продолжал притворяться мертвым, встревоженное животное осторожно щипало меня зубами за руку: вставай, мол, нечего дурака валять! Хорошие они все-таки ребята, эти волки!

Вскоре мы с женой поехали в Доломитовые Альпы, где нам до тех пор никогда еще не приходилось бывать. По приезде в Бозу нас ожидала телеграмма от режиссера, что съемки откладываются на восемь дней. Так что выдалась удобная возможность съездить еще и в Венецию, причем в такую Венецию, какой мне ее никогда уже после видеть не приходилось: повсюду одни только итальянцы, без вездесущих американцев, немцев, французов и англичан; пляж Лидо — полупустой, а не набитый до отказа, так, что яблоку упасть негде…

Однако вернуться в Бозу нам пришлось на день раньше намеченного срока — вызвали телеграммой. В чем дело? Багажное отделение Бозенской таможни оказалось блокированным: Чингис, прибывший багажом два дня тому назад, прогрыз деревянную стенку своего транспортного ящика и выбрался наружу. Теперь он с независимым видом расхаживает между контейнерами и прочим багажом, а итальянские таможенники наблюдают за ним через маленькие смотровые оконца, но войти туда никто не решается. Не вернись я вовремя, они бы его пристрелили — нельзя же, чтобы из-за одного волка прервалась деятельность такого учреждения, как таможня!

Наш волк приветствовал меня с бурной радостью, тут же позволил взять себя на привязь, а после этого все таможенники пожелали с ним сфотографироваться на память.

Сначала мы поселились у перевала Ролле на высоте 2000 метров над уровнем моря. Кинокомпания арендовала там хижину, которая зимой обычно сдается лыжникам. Жили мы там вместе с оператором Зеппом Алгайером, снявшим первые фильмы с участием лыжников еще для немого кино («Чудо лыжни», «Охота на лис в Энгадине»).