Поручик Державин - Людмила Дмитриевна Бирюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Державин как мог утешал жену. Носил на руках, целовал, пытался чем-то отвлечь. Ничего не помогало. К вечеру у нее начался жар. Державин не отходил от нее, обещал купить нового медвежонка, но она тяжело вздыхала и говорила: "Другого не надо…"
Через месяц в Петрозаводск вернулось семейство Тутолминых, и Державин был вызван в резиденцию генерал-губернатора.
— Что же вы творите, Гаврила Романыч? — еле сдерживая гнев, вопрошал Тутолмин. — Медведя хотели определить председателем суда вместо моего сына? Почитайте, что о вас пишут чиновники!
Весь его стол был завален жалобами. Державин взял одну из бумаг, прочел и невольно рассмеялся. В рапорте говорилось, что в отсутствие Тутолминых губернатор назначил председателем земского суда бурого медведя, посадил его в председательское кресло и дал пачку деловых бумаг на подпись. Медведь макал свою когтистую лапу в чернильницу и подписывал бумаги.
— Чему вы смеетесь? Издеваться вздумали?! — бушевал генерал-губернатор. — Намекаете, что мой сын неспособен разобраться в делах?! Или считаете, что медведь более него в грамоте силен?!
Державину с трудом удалось сдержать смех: Тутолмин-младший и впрямь делал в документах чудовищные ошибки. Происшествие он воспринимал как забавный анекдот и удивлялся, до какой нелепости могут дойти люди в своей лжи и клевете. Но все оказалось не так уж смешно. Генерал-губернатор написал в Петербург жалобу, изобразив в мрачных красках случай с медведем, и добавил от себя характеристику Державина как неуживчивого и неспособного к делам чиновника.
В Сенате над письмом посмеялись. Всем было известно, что за год службы Державин открыл в Петрозаводске больницу, замостил дороги, установил таможню на границе с Лапландией, искоренил дикий обычай самосожжения среди раскольников, навел порядок в казне… И это была лишь малая толика того, что он собирался, но не успел сделать. Его благие начинания захлебнулись в бесконечных тяжбах и ссорах с чиновниками.
Сенаторы все отлично понимали, но, видя категорическое нежелание влиятельного наместника Тутолмина терпеть возле себя строптивого губернатора, были вынуждены известить императрицу о неподобающем поведении Державина. Та, недолго думая, предложила ему подать прошение об отставке.
Через месяц супруги выехали в Петербург. Стояла ранняя осень, было тепло, они ехали в открытом экипаже, меж хвойных лесов и голубых озер, красотой своей навеки покоривших сердце поэта.
— Ганя, гляди! — вдруг воскликнула Катя, оторвав его от невеселых мыслей.
Он вздрогнул. Неподалеку от дороги, на берегу озера среди молодых стройных елей стоял небольшой бурый медведь и пристально глядел на их коляску. Привстав с сиденья, Катя стала махать ему рукой:
— Мишутка! Мишутка!
— Ну что ты… Это не он, — возразил Державин. — Откуда ему взяться? Мы не меньше тридцати верст проехали!
— Это он! Я знаю, чувствую… Ох, Ганя, вели кучеру остановиться!
Но лошади, почуяв зверя, понеслись еще быстрей. Державин обнял плачущую жену.
— Сядь, Пленира, и успокойся. Пойми, мы не можем взять Мишутку в Петербург. Куда мы его денем? А здесь его дом… В лесу он сам — губернатор!
Отведя его руки, Катя вновь обернулась и молча, безнадежно, в последний раз глядела на Мишутку. А тот, словно прощаясь, поднялся на задние лапы и стоял так, пока их экипаж не скрылся из виду.
***
Прибыв в Петербург, Державин явился в Сенат и узнал, что ему надлежит тотчас ехать в Царское Село к императрице.
Через несколько часов, усталый, не зная, чего ждать — милости или опалы, он шел мимо зеркальных прудов и античных скульптур, по аллее Екатерининского парка. Государыня приняла его в Китайском павильоне, и разговор шел под щебетание восточных птиц, свободно порхающих с ветки на ветку.
— Ну что, Гаврила Романыч? Не получился из вас дрессировщик? — усмехнулась Екатерина, протягивая ему руку для поцелуя.
— Не получился, ваше императорское величество, — вздохнул Державин.
— Не беда, подберу для вас новую должность.
Поэт отважился на просьбу:
— Государыня, я слыхал, что в Казани еще не утвержден губернатор. На этой земле я родился, вырос, освобождал ее от Пугачева…
Он замолчал, увидев, как легкое облачко пробежало по лицу Екатерины Алексеевны.
— Друг мой, губернаторские должности — не игральные карты, чтобы их тасовать, как вам вздумается. В Казань мы найдем, кого поставить. А вас, Гаврила Романыч, назначаю тамбовским губернатором. Коль покажете себя с лучшей стороны — тогда и поговорим. Ступайте служить, голубчик, да между делом не забывайте о стихах!
Державин молча поклонился.
***
В Тамбове до Державина сменились пять губернаторов. Да и он там долго не задержался, хотя поначалу дела его пошли весьма успешно. Наместник Тамбовской и Рязанской губерний, генерал-губернатор Иван Васильевич Гудович, жил в Рязани и давал ему полную свободу. Державин переманил из Петербурга нескольких знакомых толковых чиновников и с их помощью стал рьяно благоустраивать грязный, утопающий в болотах город. За два года он со своей командой буквально преобразил Тамбов и другие уездные города и села. При нем открывались народные училища, сиротские дома и больницы, весьма улучшилось положение заключенных в местном остроге, стала работать типография, где печаталась первая в России провинциальная газета "Тамбовские ведомости". Он лично руководил составлением новой карты Тамбова — страсть к составлению географических карт сохранилась в нем с гимназических времен.
Свой губернаторский дом Державины привели в порядок. Кресла и диваны обтянули сафьяном, вместо клавесина для Кати выписали из Петербурга новый музыкальный инструмент — фортепиано, которое поэт в шутку называл "тихогромом". И зажили они на широкую ногу! Приемы, балы, застолья, домашние спектакли… Державин делал все, чтобы его Пленира не скучала и радовалась жизни.
— Ты еще молода, — говорил он ей, — не то что я… руин!
Кате недавно исполнилось 28 лет, Державину — 45. Теперь разница в возрасте была не столь заметна, как раньше. Он со своей гвардейской выправкой совсем не был похож на "руина" (старика), а Катя, хоть и сохранила свою красоту, выглядела усталой. Какая-то глубинная тоска потихоньку снедала ее, оставляя след в выражении глаз. Порой на балу, в самый разгар веселья, она вдруг незаметно выходила из зала и шла в свою комнату, прилечь на минутку.
— Что с тобой? — тревожился Державин.
— Ничего… Отдохну немного, — успокаивала его она. — Иди к гостям, я — сейчас!
И действительно, она вскоре появлялась в зале, веселая, остроумная, пленительная… Настоящая Пленира!
***
Державин был доволен службой, и все у него получалось, потому что наместник Гудович его не тревожил, полностью свалив на него все дела. И жизнь им обоим,
